Пирамиды астрала
Шрифт:
— Спи, засоня!
Потом укрыла его получше одеялом и выпорхнула в ванную приводить себя в порядок.
Славу разбудил заманчивый запах кофе, прокравшийся из кухни. Он лежал некоторое время, соображая, где и что он сейчас. Ему приснилась очередная серия про их «путешествия».
— Ташенька, ты уже встала?
— Вставай, сплюшка! Кофе уже готов, — донесся из кухни звонкий голос.
Через некоторое время девушка вошла в спальню и, увидев Славу по-прежнему лежащим в кровати, набросилась на него, тормоша и смеясь:
— Вставай, вставай, лежебока! Что тебе там такое приснилось, что ты из кровати не
— А мне снилось, что мы с тобой путешествуем по разным местам.
— Правда? И я такой же сон видела. Будто мы опять были где-то в тропиках. — Таша сидела на мятой кровати и мечтательно улыбалась.
— А давай не поедем на Черное море — чего там делать? — предложил Слава.
— Мы с тобой явные дураки — у нас мысли сходятся.
— Я думаю, мы не столько дураки (хотя и это нельзя полностью отрицать), сколько до того близкие друг другу люди, что у нас желания и мысли часто совпадают, — дал занудно научный анализ ситуации Славка.
— Фу, как скучно и глупо! Точно, я говорю — мы дураки. А дуракам на Черном море делать нечего. Ладно, вставай, а я кровать заправлю.
— Нет уж, давай хотя бы это вместе сделаем.
— Иди мойся! И так уже опаздываем куда только можем. А вместе потом можно и более приятными делами заняться… — хитро сощурив глаза, рассмеялась девушка.
Выходя из ванной, Слава вспомнил, как он жил до появления Таши: те унылые утренние мгновения холостяцкой жизни, когда он спешил сбежать из дома в поисках каких-нибудь развлечений. Скоро уже год, как его жизнь изменилась. Таша вошла в его судьбу раз и навсегда, оставшись в его жилище, жизни и сердце. Пришла и заняла там место, давно, а может, и изначально пустовавшее и словно предназначенное только для нее. И она, сама себе удивляясь, приняла свою роль столь естественно, будто все ее предшествующее существование было только подготовкой к этому мгновению.
Он вспоминал их первое утро, когда им некуда было спешить, когда все между ними стало ясно и очевидно и они наслаждались неспешным пробуждением, какими-то милыми постельными играми и ласками, простыми, но столь приятными утренними хлопотами. Это очарование не спешило уходить и повторялось, хоть на мгновение, каждое утро. Вот и сейчас: он замер на полпути в кухню и любовался стройным силуэтом, обрамленным дымкой волос, отсвечивающих в лучах утреннего солнца. Его захватило чувство домашнего уюта и тепла, исходящее от Таши, которая хлопотала над столом, заставленным чашками с дымящимся кофе.
— Уже помылся? — Ласково взглянув, Таша продолжала выкладывать на стол печенья и шоколад. Он подошел сзади, обнял и прошептал на ушко:
— С добрым утром, солнышко!
— Ты это мне или ему? — кивнув в направлении окна, спросила девушка.
— Тебе.
— Тогда давай садись за стол. А то если мы тут резвиться начнем, завтрак быстро на полу окажется. — Мягко освободившись от объятий, она поцеловала его в щеку.
За столом Таша хитро посмотрела на Славу и спросила:
— Ты мне дашь сегодня за руль сесть?
— Конечно, зачем спрашиваешь?
— Ну, все-таки это машина твоих родителей, и мне как-то неудобно…
— Ласточка моя, сколько раз я тебе говорил, что машину родители оставили мне. У них гораздо лучше есть. А у нас с тобой нет ничего отдельного и все вещи и деньги общие.
— Даже трусы общие? — притворно испуганно спросила Таша, а у самой смех так и плескался в серых глазах, отражающих утреннее солнце.
— Даже трусы! — веско припечатал Слава свое решение. — Так что с этого момента ключи будут всегда у тебя. — Потом не выдержал серьезного тона и усмехнулся: — Тем более что я сделаю себе дубликат…
— Да уж, соломоново решение. Но все равно спасибо! — рассмеялась в ответ Таша.
Быстро закончив с завтраком, они выскочили на улицу, наполненную пьянящим ароматом влажной земли и зелени. Все вокруг было умыто ночным ливнем, который оставил за собой парящие лужицы на нагревающемся под солнцем асфальте. Машина, тоже не обойденная ночной мойкой, ждала их, послушно притулившись к бордюру. С радостным воплем голливудского индейца Таша подскочила к дверце со стороны водителя и уже через мгновение заводила двигатель. Слава неспешно сел рядом и голосом инструктора приказал:
— Пристегните ремень!
— Фу, зануда! — надула губы девушка, но ремень пристегнула.
Таша хорошо водила машину, так что просьба пристегнуть ремень была вызвана только Славиным беспокойством за любимого человека. Сейчас он сидел, совсем не волнуясь за ошибки новичка за рулем, как это обычно делает водитель, невольно оказавшийся в кресле пассажира рядом с неопытным коллегой. Он просто любовался спокойными и уверенными Ташиными движениями. И машина, словно чувствуя на руле опытную руку, не дергалась и не виляла, а плавно летела по улицам. Впереди горел зеленый. Рассчитывая проскочить, Таша прибавила скорости. Они явно успевали, пока, уже почти выехав на перекресток, на мгновение не увидели красный свет… перед самым ударом огромной машины, вылетевшей на них с боковой улицы.
Таша стояла в стороне от места аварии. Грузовой фургон КамАЗа, смяв весь левый бок их десятки, пролетел еще полсотни метров, пока не затих на газоне, уткнувшись в фонарный столб. Со всех сторон к месту происшествия устремились люди. Сначала девушка хотела звать на помощь, но вдруг до нее начал медленно доходить весь ужас происшедшего.
Она не там — не в машине, где остались их тела. Ее пронзила одна мысль: «Что со Славой? Он должен быть жив, если его нет здесь». Таша устремилась к машине, которой, как таковой, уже не было. Боковые стекла бисером рассыпались по остаткам салона и окружающему асфальту. Лобовое стекло, смятое в гармошку, вывалилось на капот. В кресле водителя, прижатое передней стойкой к сиденью, лежало ее бездыханное тело. На виске расплывалось кровавое пятно от раны, явно не совместимой с жизнью. Слава, посеченный осколками стекла, осторожно ощупывал ее лицо и причитал:
— Солнышко! Очнись! Только не умирай… Все что угодно, только не умирай!..
От грузовика уже бежал матерящийся шофер:
— Да что ж это такое! Какой же идиот на красный прет? Где у вас глаза! Есть хоть кто живой… — и замер на полуслове, пытаясь понять, есть ли пострадавшие. — Живой? — наконец сказал Степан и, обернувшись, крикнул подбегающему напарнику: — Мишка, скорей скорую вызывай!
— Уже! — послышалось в ответ.
Таша приникла к Славе, пытаясь достучаться до него, но все было тщетно. Он, как сомнамбула, с остановившимся взглядом что-то бормотал ее телу и гладил его, размазывая кровь по волосам.