Пират
Шрифт:
Он резко повернулся и вернулся в ее комнату. Иордана сидела у туалетного столика, разглядывая себя в зеркало. Увидев его отражение, она повернулась к нему.
Открытой ладонью он ударил ее по лицу. Она рухнула на пол, смахнув взметнувшимися руками всю косметику с туалетного столика. Широко раскрытыми глазами, в которых было больше удивления, чем страха, она смотрела на него. Прикоснувшись к щеке, она почувствовала на ней отпечаток его ладони.
— Глупо, — почти равнодушно сказала она. — Теперь я не смогу присутствовать на своем
— Ты будешь присутствовать, — мрачно сказал он. — Даже если тебе придется надеть паранджу, как порядочной мусульманской жене.
Ее глаза следили за ним, когда он направился к выходу. Помолчав, он взглянул на нее, лежавшую на полу.
— С днем рождения, — сказал Бадр, закрывая за собой дверь.
Дик стоял у бара, наблюдая за своим хозяином. Бадр был в обществе Юсефа и других людей, со своим терпеливо-внимательным видом слушая одну из бесконечных историй Юсефа. Дик посмотрел на часы. Стрелки подходили к часу. И если даже Бадра волновало, что Иордана еще не появилась, он ничем это не показывал.
Из громкоговорителей, спрятанных среди балдахинов, украшавших палубу, доносилась музыка. Несколько пар танцевали, и их тела как бы растворялись в потоках света, которым был залит прием. Остальные пары сидели на банкетках, стоявших вдоль перил и за маленькими столиками для коктейлей, раскиданных вокруг площадки для танцев. Буфет располагался на главной палубе внизу, но Бадр еще не подал сигнала садиться за стол.
К нему подошел Али Ясфир. Несмотря на вечернюю прохладу, пухлое лицо ливанца лоснилось от пота.
— Прекрасное судно, — сказал он. — Какой оно длины?
— Сто восемьдесят футов, — сказал Дик.
Ясфир кивнул.
— Оно кажется еще больше, — он посмотрел на Бадра, стоявшего по ту сторону палубы. — Похоже, что нашему хозяину приходится развлекаться самому.
Карьяж улыбнулся.
— Так он обычно и поступает. Я не знаю другого человека, который мог бы так, как он, объединять дело и удовольствие.
— Вероятно, он отдает предпочтение удовольствиям, — с мягкой уверенностью сказал Ясфир.
Карьяж был вежлив, но холоден.
— Прежде всего это день рождения мадам, и в этой поездке он не собирался заниматься делами.
Ясфир без комментариев воспринял этот скрытый выговор.
— Я еще не видел ее.
Карьяж позволил себе улыбнуться.
— Это ее день рождения, и вы же знаете, что представляют собой женщины. Вероятно, она готовит подлинно королевский выход.
Ясфир торжественно склонил голову.
— Западные женщины очень отличаются от арабских. Они пользуются такой свободой, о которой наши женщины не могут и мечтать. Моя жена ... — его голос прервался, когда он взглянул на трап, ведущий с нижней палубы.
Карьяж проследил за его взглядом. Появилась Иордана. Смолкли все разговоры. Только музыка плыла над головами и внезапно она сменилась на резкие ритмы «Мизирлу».
Свет объял Иордану, когда она вышла в центр танцевальной площадки. На ней был наряд восточной танцовщицы. Тяжелая золотая повязка прикрывала ее груди, ниже которых было голое тело, на бедрах был драгоценный пояс с разноцветными кусками материи, заменявшими ей юбку. Длинные золотые волосы струились по плечам из-под диадемы. Легкая шелковая вуаль прикрывала лицо, оставляя только соблазнительные глаза Иорданы. Она подняла над головой руки и остановилась на мгновение, позируя.
Карьяж отчетливо услышал, как у ливанца перехватило дыхание. Иордана никогда еще не выглядела такой прекрасной. Об этом кричала каждая линия ее великолепного тела. Она начала медленно раскачиваться под музыку. Сначала она кастаньетами отбивала ритм, а затем начала танцевать. В свое время Карьяж видел много исполнительниц танца живота. Его семья была родом с Ближнего Востока и он был с детства знаком с этими танцами. Но никогда ему не доводилось присутствовать при столь совершенном исполнении.
Оно представляло собой апофеоз сексуальности. Каждое ее движение вызывало воспоминания о женщинах, которых он знал, так как ее танец был преисполнен эротики. Невольно он отвел от нее глаза и бросил взгляд по другую сторону палубы.
Все чувствовали то же самое, мужчины и женщины; их страсть, их ненасытность выражались в том, как они следили за танцовщицей. Все, кроме Бадра.
Он стоял, молча наблюдая за каждым ее движением. Но лицо его и глаза были бесстрастны. Выражение его не изменилось даже, когда она предстала перед ним, припав к его коленям. Раздались последние аккорды музыки, и она осталась сидеть у его коленей, касаясь их лбом.
Мгновение стояла тишина, а затем раздались аплодисменты. Были слышны крики «браво», смешанные с возгласами восторга по-арабски. Но Иордана не шевелилась.
Через несколько секунд Бадр наклонился к ней, взял ее руки в свои и поднял ее. Когда он повернулся к гостям, те по-прежнему аплодировали. Он поднял руку. Аплодисменты стихли.
— От имени моей жены и от своего я благодарю вас, что вы почтили нас своим присутствием в такой радостный день.
Снова раздались аплодисменты и громкие пожелания счастья в день рождения. Он переждал, пока снова не наступила тишина.
— И мне больше нечего сказать вам, кроме того, что ... стол накрыт.
По-прежнему держа ее под руку, он подвел Иордану к трапу и они стали спускаться. Остальные последовали за ними и звуки голосов, разговоры опять наполнили собой ночь.
Глава 5
Стюарды в ливреях, готовые ответить каждому желанию гостей, размещались у столов, накрытых а ля фуршет. На них царило изобилие — ростбифы, копченая ветчина, индюшки и гигантские рыбы, только что отловленные в водах Средиземного моря. В центре стола красовался хрустальный кубок, обложенный льдом, в котором было пять кило черной икры.