Пират
Шрифт:
— Сеньора Гусман. Конечно. Но меня интересует не фамилия. Как твое имя?
Она не промолвила ни слова, но Эстрелита прошептала:
— Сабина.
Новия посмотрела на нее испепеляющим взглядом.
— Отлично. Как мне называть тебя — Новия или Сабина? Нужно выбрать одно из двух.
— Мне все равно, как вы называете меня, капитан.
Я почувствовал себя уязвленным. Мне и сейчас больно вспоминать об этом. Я постарался не выдать своих чувств.
— Хорошо. Пусть будет Сабина, коли тебе угодно. Ты — та самая госпожа, которая осматривала попугаев в птичьей лавке, а потом приказала
Она лишь помотала головой.
— Вы вернулись, чтобы играть для меня на гитаре, — промолвила Эстрелита. — Мы держались за руки, и один раз я вышла, чтобы потанцевать под вашу музыку. За это меня избили. О, ужасно избили!
— Меня тоже, — пробормотала Новия.
— Именно так мне и сказала кухарка, — кивнул я. — Твой муж избил вас обеих. Почему он избил тебя?
Она не ответила, и Бутон предложил развязать ей язык. Не надо, сказал я.
— Как звали твоего мужа?
По-прежнему молчание.
Я повернулся к Эстрелите:
— Как его имя? Как звали мужа Сабины?
— Хайме, сеньор капитан. — Голос у нее дрожал.
— Это он привел тебя на корабль?
— Да, сеньор. На этот ужасный корабль. Мой муж.
Нам пришлось оттаскивать от нее Новию. На это ушло несколько секунд, и она успела легко поранить Эстрелиту. Я отнял у нее нож и выбросил в окно.
Теперь требовалось срочно перевязать Эстрелиту, чтобы остановить кровотечение. К сожалению, я не мог поручить это дело Новии, а если бы за перевязку взялся Бутон, все закончилось бы известно чем. Ничего не оставалось, как самому наложить бинт, что у меня не могло получиться достаточно хорошо. Я отвел Эстрелиту в другую каюту и сходил за двумя свечами.
— Меня не волнует, что ты видишь мою наготу, я тебя всегда любила. Сколько бессонных ночей я провела, рисуя в своем бедном смятенном воображении твой образ, чтобы бережно хранить в своем сердце, mi marinero! [10]
Я велел ей замолчать и не шевелиться.
— Ты не поцелуешь мою рану? Для меня!
Вернувшись с Эстрелитой в каюту, где находились Новия и Бутон, я снова сел. К тому времени я уже валился с ног от усталости и старался не показывать этого.
10
Мой моряк ( исп.).
— Итак, Бутон, произошло следующее, — сказал я. — Если я в чем-то ошибусь, они меня поправят. Только им лучше говорить правду, иначе мы сами до нее докопаемся. Хайме Гусман избил обеих. Не стану спрашивать у них, что тогда случилось или что вообразил Гусман. Или что там творилось раньше. Он сделал то, что сделал. Сабина не пожелала мириться с этим. Она сбежала.
— Он избил меня, потому что я полюбила тебя. — Сабина говорила так тихо, что я едва разбирал слова. — Я хорошо рисую. Ты ведь видел мои рисунки, Крисофоро. Я научилась рисовать в отцовском доме. В своей гардеробной комнате в Корунье я рисовала твой портрет снова и снова. Много портретов. Он нашел рисунки.
— Понятно, — сказал я, гадая, можно ли ей верить. Я повернулся к Бутону: — Она сбежала. Не знаю, почему она не отправилась к своему отцу, но могу предположить, что он отвез бы ее обратно к мужу. Она боялась, что муж найдет ее…
— Я искала тебя!
— Да, — кивнул я. — Так ты сказала, когда назвалась Эстрелитой. Если ты солгала в одном случае, ты вполне можешь лгать в сотне других.
— Они все лгут, капитан, — сказал Бутон. — В жизни не встречал женщины, которая не лгала бы. Даже моя мать лгала.
— Я не могла признаться в своих чувствах! — выкрикнула Новия, вскочив на ноги. — Я была замужней женщиной! Ты был простым матросом!
Я попытался сказать «ну ладно» или что-то вроде, но она продолжала визжать:
— Я следила из окна каждый вечер! Ты положил глаз на мою служанку! Никого не видел, кроме нее! Я следила за вами и завидовала ей! Господи, завидовала!
Я толкнул Новию обратно в кресло, и она наконец умолкла.
— Она купила матросскую одежду, — сказал я Бутону. — Она стройная и узкогрудая. Перетянула груди полосой ткани, чтобы не выдавались, и сошла за мальчика. При первой нашей встрече она сказала одну вещь, которая должна была обеспокоить меня гораздо больше, чем обеспокоила. Она сказала, что будет моей женой, будет носить платья и безвылазно сидеть в моей каюте. И скоро ее руки снова станут мягкими и нежными.
Я подался вперед, взял руку Эстрелиты, ощупал и отпустил.
— Только у Эстрелиты руки не были мягкими и нежными. Мы с ней держались за руки, и ладони у нее были почти такие же мозолистые, как у меня. Сейчас они мягкие, поскольку она давно не занималась работой, какую выполняла в бытность свою простой служанкой в доме Гусманов, то есть подметанием полов, мытьем посуды и так далее.
Эстрелита вскинула голову:
— У меня самой были служанки! Две! Одна для работы по хозяйству, другая моя собственная.
— Понятно. Уродливые девицы, могу поспорить. Хотелось бы взглянуть на них. Ты спала с Хайме.
— Он меня изнасиловал!
Новия рассмеялась:
— За один реал. «Как я могла отказать ему, матушка? Он дал мне реал».
— Он меня изнасиловал! Защити меня, Крис!
Я велел обеим заткнуться.
— Значит, вы сожительствовали как муж и жена, только ты не могла стать законной женой. Ты не могла выйти за него, поскольку все знали, что у Гусмана уже есть жена. Она сбежала, но он все равно оставался женатым мужчиной.
— Прелюбодейка! — прошипела Эстрелита. По-испански это слово особо не прошипишь, но она все-таки прошипела.
— Да, она совершила прелюбодеяние, — сказал я, — только сейчас он мертв. Вы двое не могли пожениться в Корунье. Да и в любом другом городе в Испании. Все равно там он нигде не смог бы чувствовать себя в безопасности. Рано или поздно кто-нибудь непременно признал бы в тебе бывшую служанку, и тогда вышли бы неприятности. Вероятно, Гусман мог бы найти другую девушку, но он все равно не смог бы жениться на ней. Поэтому вы решили отправиться в Новую Испанию, где ты смогла бы изображать знатную даму, а он смог бы выдавать тебя за свою жену.