Пираты Дьявольского мыса
Шрифт:
— Теплица? — предположил я.
— Возможно, — пренебрежительно отозвался Холмс. — Но мне на память приходит американец по имени Джон Буллок: его иногда называли грунтовым магнатом. В пятидесятых он сколотил состояние, переправляя грунт из всех южных штатов подряд в Луизиану, на Дьявольский мыс, где суша едва поднималась над уровнем моря. Он наращивал холмы, чтобы там впоследствии могли возводить дома состоятельные горожане. Те же соревновались в экстравагантности, приобретая его грунт, и каждый мечтал возвести особняк превыше прочих. Деятельность Буллока явилась причиной
Лицо Пауэлла приобрело свекольный оттенок.
— На Дьявольском мысе есть и вуду, и пираты, — признал он.
Фактически творением пиратов был сам Дьявольский мыс. Всегда носивший маску пират Сен-Диабль, гроза Карибского бассейна и Мексиканского залива, а порой и вод Южной Америки, Африки и даже Европы, построил в Луизиане крепость, где хранил награбленное; там же он держал своих сообщников и рабов. Крепость в итоге выросла в целый город, соперничавший с соседним Новым Орлеаном. Холмс, помнится, сказал однажды: «В этом городе, Ватсон, пожирают закон. Коррупция там достигает таких высот, что едва ли не образует государство в государстве».
Лестрейд сморщил нос:
— Каков же ваш вывод, Холмс? На «Фрисланд» напали пираты с Дьявольского мыса?
Холмс кивнул:
— Сен-Диабль, основатель города, давно мертв. Но его сменила череда преступных главарей, закулисных городских правителей. Самый последний, О Жакаре по кличке Аллигатор, взял на вооружение стиль Сен-Диабля, выражающийся в повсеместном и всеохватном пиратстве. С кончиной моего давнего противника профессора Мориарти я получил возможность ознакомиться с его перепиской. Мориарти с Жакаре спелись и писали друг другу о самых разных материях — кальвинизме, мошенничестве, фехтовании, древней игре го, а также о наилучших способах избавиться от меня. Жакаре хитер и безжалостен; при наличии достаточных оснований он вполне мог организовать эту резню — и я считаю, что таковые основания имелись.
Лестрейд фыркнул:
— Нападение унесло много жизней, но его пираты даже не получили того, зачем пожаловали.
— Неужели? — Холмс сдержанно улыбнулся. — Прозвище Жакаре обманчиво. Притом что он, конечно же, свиреп, как аллигатор, он не такой узколобый. Его мозг подобен лабиринту. Не удивлюсь, если этим нападением он преследовал несколько целей. — Холмс поднял палец. — Во-первых, уловка с обмундированием. Не разгадай мы этот маневр, он мог бы повлечь за собой войну между Данией и Нидерландами — вполне возможно, что в нее ввязались бы и соседние государства.
Пауэлл насупился и покачал головой.
— Но морская война весьма опасна для пиратов. Патрули усилятся. В море выйдет еще больше военных кораблей.
— И все же война развивается по предсказуемому сценарию, — возразил Холмс. — Описанное вами наращивание военной мощи ограничено территориально. Другие области становятся более уязвимыми. Устраивая распрю здесь, Жакаре облегчил бы свое положение в других местах. — Холмс поднял второй палец. — Вы осмотрели судно и установили, что ни одно произведение искусства не пропало. Это ваше сообщение поразило меня больше всего. Но не забывайте о подделках.
Я проследил за его взглядом.
— Вы сказали, Холмс, что американцы не были заодно с пиратами, — напомнил я. — Стало быть, за ними и охотились? Кто они такие?
Холмс застенчиво улыбнулся на манер фокусника, готового продемонстрировать коронный трюк.
— Вам следовало бы знать, Ватсон. В конце концов, вы видели их собственными глазами.
— Но как?..
Я был близок к утверждению, что не заметил в каюте ничего примечательного, но вовремя прикусил язык. Мне никогда не превзойти Холмса, однако, соберись я с силами и осмотрись внимательнее, мог хотя бы не отставать.
— Стул, — осторожно проговорил я. — На койках сидеть неудобно, но стул всего один.
— Продолжайте.
Я посмотрел на лежаки и залился краской.
— Здесь жили мужчины, а койки сдвинуты.
— И что вы об этом думаете, Ватсон?
— Полно вам, Холмс! — Я вспыхнул. — По-моему, все достаточно ясно, чтобы не говорить об этом вслух. Не такое уж невообразимое дело — даже для Лондона.
— Помилуйте, Ватсон! До чего вы космополитичны, — усмехнулся Холмс. — Хотя немного не по существу. Вы видели на коврике следы? А вмятины, оставленные стулом?
Холмс посторонился, и я вошел, стараясь не наступить на коврик.
— Вмятины глубокие, — заметил я. — Кто бы здесь ни сидел, он весил изрядно. Следы тоже глубокие, — добавил я, — хотя обувь не очень крупная, примерно моего размера. — Я прищурился. — И отпечатки только одной пары.
— Великолепно! — похвалил Холмс. — Ваша очередь, инспектор Лестрейд. Не могли бы вы осмотреть рану в груди пирата, который у входа?
Лестрейд присел на корточки и вгляделся, не прикасаясь к телу. Давно знакомый с причудами Холмса, инспектор даже обнюхал грудную клетку покойного. Наконец он выпрямился.
— Чистый выстрел, в сердце. На сорочке нет следов пороха, так что стреляли как минимум с нескольких футов.
Холмс посмотрел на меня:
— Ватсон?
Как будто по его лицу я не понял, что Лестрейд чего-то не замечает. Не будь этой подсказки, я бы выдал то же заключение, что и инспектор. Не меньше минуты я глядел на смертельную рану, пока не отшатнулся в удивлении. Взял у Холмса лупу и присмотрелся внимательнее.
— Святый боже! — молвил я.
— Что такое? — встрепенулся Лестрейд.
— Рана круглая, но не вполне. В него выстрелили не однажды. Стреляли четыре раза, в одно и то же место, причем подряд.
— Как это возможно?
— Ватсон, — заговорил Холмс, — теперь вы, конечно, вспомнили, где видели этих людей? Прошлая суббота. Цирк на Пикадилли, афиша футах в двадцати южнее галантерейной лавки.
— Холмс! Сиамские близнецы!
— Янус и Харви Холингброк. В афише их назвали сенсацией и лучшими стрелками Дикого Запада.
Я взирал на бездыханного пирата.