Пираты «Грома»
Шрифт:
Его логика была неотразима, но приводила к некоторым побочным выводам.
– А почему бы нам не сделать это самим, без них? У нас есть и ментопринтеры, и гипносканеры, и еще этот Ворон. Зачем нам делиться с ними?
Но Ворон был готов к этому. Репетиция с Икирой принесла свои плоды.
– Все очень просто, – ответил он. – Я могу сказать вам, за чем мы охотимся, но не знаю, как это использовать. Что толку в пистолете и пулях, если не знаешь, где цель? А я не имею понятия, ни где находится Главная Система, ни как она выглядит, ни чего-нибудь еще. А вы?
– Ну
– Не совсем так. Мы – странная компания, но подобранная весьма тщательно. Когда мы получим то, что ищем, как минимум один из нас будет знать, где и как это использовать. Мне не известен механизм, но так будет, в этом я уверен. Предоставляю вам самим решить, верите вы слову машины или слову человека. Но пока пули не окажутся у нас в руках, мишень и способ зарядить оружие останутся неизвестны. Так для нас безопаснее.
– Вы говорите так, словно работаете на кого-то еще, – с подозрением заметила женщина. – На кого же?
Ворон улыбнулся, хотя она и не могла этого видеть.
– На кого-то, обладающего большими познаниями, но неспособного самостоятельно добыть эти вещи или использовать их. Я не знаю, кто это или что это такое. Но на данный момент меня волнует только помощь, которую он может нам оказать. Не исключено, что потом у нас появится расхождение во взглядах, но это будет потом. Если мы будем достаточно сильны, проворны и умны, то сможем справиться с любым, кто попробует отнять у нас то, что принадлежит нам по праву. А если нет – то мы и не заслуживаем награды.
– Я думаю, друзья мои, все, что следовало сказать, уже сказано, – подытожил Савафунг. – Предлагаю всем принять совет Ворона и обсудить положение дел со своими людьми. Время не должно подгонять нас, раз мы принимаем такое основательное решение. Сейчас четырнадцать двадцать два. В двадцать четыре ноль-ноль мы снова вернемся к этому, а до тех пор успеем проголосовать и собраться с мыслями. Это будет разумно, не так ли?
– Нет возражений, – устало вздохнул Ворон. – Я уже начинаю привыкать к скуке.
Икира Сукота ушла совещаться с экипажем, а Ворон остался на мостике со своими мыслями.
"Какие возможности... – невольно думал он. – Просто удивительно, как все сходится. Интересно, сколько их согласится?"
Он скорее знал, чем надеялся, что согласятся многие. Авантюрист Савафунг – наверняка, уже хотя бы потому, что он рассчитывает под конец оказаться в числе тех, кто будет отдавать ВСЕ приказы, а не просто получить в награду одно желание. За ним придется хорошенько приглядывать, но в конечном счете он будет неоценим. Они с Клейбеном бесконечно далеки друг от друга по знаниям и способностям, но все равно это люди одного склада.
"Кто бы мог подумать, – размышлял он, слегка ошарашенный столь стремительным развитием событий. – Ворон, рожденный в маленькой деревушке у тихой реки среди высоких гор, поднявшийся до высот цинизма, неизбежного спутника своей профессии, – теперь революционер, ниспровергатель мира. Далеко же ты забрался, маленький сын Пегого Коня, мальчик, бегущий бок о бок с отрядом воинов, идущих в поход, мальчик, лелеющий великие мечты".
Как давно это было; почти в другой жизни... Как давно похоронил он этого мальчика и его нехитрые мечты о чести и славе...
Честь его была отброшена в тот момент, когда он узнал, что всю жизнь ему лгали и миром правит не дух-творец, а какая-то большая машина. Тогда и слава потеряла смысл. Кому охота гибнуть не за свой народ, а ради сохранности большого музея, до экспонатов которого даже его создателю нет никакого дела?
Чудеса Центра восхищали юношу, но люди внушали омерзение. Испорченные, эгоистичные, презирающие свой собственный народ, заимствующие образ жизни у Системы, которой прислуживали. Особого выбора у него не было: либо стать таким же, как и все, либо возвращаться домой и жить во лжи. Тут легко было сделаться циником.
И вот, совсем недавно, Ворон начал задумываться, действительно ли тот маленький мальчик погиб окончательно и бесповоротно. Он так и не стал мечтателем, лелеющим великие замыслы, но он снова жил. Он жил, как тогда, дома, в горах и на равнинах, которые стали частью его самого. Многие годы он не задумывался об этом, разве что иногда, ночуя в прериях, когда у маленького костра не было никого, кроме него и коня, и лиловые очертания гор смутно вырисовывались в отдалении. Но сколь краткими были эти часы...
И надо же было такому случиться, что он нашел этого мальчика здесь, так далеко от своего народа и всего, что было ему дорого... Какая злая ирония.
"Где же ты пропадал, малыш? И не почудилось ли мне твое возвращение?"
Икира, вернувшись на мостик, нарушила его грезы.
– Ну как, вы приняли свое решение? – спросил он, кивнув ей в знак приветствия. – Срок уже на исходе.
– О да. Мы все обсудили, – ответила она. – Это было нелегко, знаете ли. Вы поставили перед нами крутую задачку.
– Ну и?
– У нас больше опыта работы в колониальных мирах, чем у любого из оставшихся кораблей. Мы взвесили свои шансы – на выживание в одиночку в новых условиях. Они велики. Ни у кого из нас и раньше не было другого жилища, кроме корабля, но у нас тоже были мечты. Мы с вами, Ворон.
Он приветственно сцепил руки и ухмыльнулся:
– Это здорово! Ну что ж, посмотрим, каков счет. Включайте меня, и поехали.
Итоги оказались гораздо лучше, чем он ожидал. К "Эспириту Лусон", на котором, как подозревал Ворон, был всего один голос, и результат легко было предвидеть, присоединились "Сан-Кристобаль", "Чунхофан", "Индрус" и "Бахакатан". Нескольким членам экипажей, имеющим собственное мнение, предстояло покинуть корабли и перейти на "Нововладивосток" и "Сизу Модуру", где большинство, включая и капитанов-владельцев, проголосовало против. Оттуда на другие корабли тоже перебирались люди, готовые, несмотря ни на что, рискнуть – и, может быть, выиграть.