Пираты Марокко
Шрифт:
– Тяжело мне было там находиться, Ивонна, – сказал он, тяжело опускаясь на край кровати. – Не ожидал я увидеть его таким. Ты права, он кается, но это не приносит ему облегчения. Это он так говорит, и я ему верю.
– Давила мне рассказывал об этом. Во всяком случае, ты поговорил с ним?
– Да, Ивонна. И это были не самые приятные минуты моей жизни. Кстати, Ивонна, он умоляет тебя посетить его. Это, как он говорит, может облегчить его угрызения совести и снять немного тяжесть совершенного греха.
– О чем ты говоришь, Пьер! Я и
– И все же, дорогая, это будет твоим вкладом в богоугодное дело. Ты же не хочешь, чтобы из-за тебя страдал человек, хотя и сильно виноватый перед тобой. Он искренне хочет искупить вину, покаяться перед тобой. Окажи ему такую услугу, Ивонна. Это и тебе принесет облегчение, хотя вначале, я думаю, будет нелегко. Подумай, милая, и согласись со мной. Это будет угодно Богу.
Ивонна задумалась, рассеянно расчесывая свои пышные волосы. Она медленно водила по ним гребнем, лицо женщины стало задумчивым и даже несколько потеряло свою прелесть.
Пьер видел ее колебания, нерешительность и ждал. Ему было неприятно принуждать жену, хотелось, чтобы это к ней пришло само, по собственному разумению и решению.
– Ох, Пьер, – наконец вымолвила она с тяжелым вздохом, – как мне, видит Бог, не хочется этого делать. Но ты прав, дорогой. Мы должны прощать даже недруга своего. Потому я решила последовать твоему совету. Я его навещу, может быть, даже завтра. Но мне нужно время, чтобы настроиться на это. Так сразу мне трудно. Но я обещаю, что обязательно навещу его. Бог тому свидетель, Пьер.
– Вот и отлично, моя прелесть. Я знал, что твоя добрая душа не откажет страждущему в его просьбе. Ты устала за день, так что ложись спать.
– А ты? – с некоторой долей опасения спросила Ивонна.
– Но как же я без тебя, Ивонна! Разве можно без тебя жить на белом свете? Я только с тобой.
Он быстро разделся и нырнул в жаркие объятия жены. Она лишь вяло запротестовала против непогашенных свеч…
Время летело так быстро, что Пьер не успел обернуться, как дела стали настойчиво призывать его в Марсель.
Появился Арман. Его приторные любезности на этот раз вызвали у Ивонны некоторое раздражение. В спокойной обстановке ей без труда удалось угадать тайные желания друга Пьера. Это ей было противно, но холодок в ее разговоре Арман не сразу уловил.
– Простите, – молвила она важно, – вам, друзьям, столько надо переговорить, что мое присутствие лишь будет вас отвлекать, – порывисто встав, она удалилась в сад, где Мари играла со щенком под присмотром няни.
Арман с сожалением поглядел ей вслед и тихонько вздохнул.
– Ты знаешь, Пьер, твоя жена просто восхитительна. Особенно ее способность краснеть. Это положительно сводит меня с ума.
– Представь себе, что меня тоже, но ведь она моя, а тебе приходится лишь облизываться. Разве я не прав?
– Сожалею, но это так. И будь она не твоя супруга, я бы обязательно попытался ее соблазнить.
– Я тоже очень сожалею, Арман, но ничего предложить тебе не могу, – Пьер был недоволен поворотом разговора в столь неприятном ему направлении и постарался показать это Арману.
– Разве я не понимаю, Пьер. Я просто завидую тебе и, конечно, не питаю никаких надежд. Это мне не по карману, – закончил он и рассмеялся веселым смехом. В этом смехе был весь Арман с его беззаботной артистической натурой.
Пьер же немного помолчал, собираясь с мыслями, затем спросил:
– Помнится, я тебе обещал денег на театр. Как ты думаешь, сколько их тебе понадобится для начала? Я ведь привык выполнять обещания.
– О, Пьер, как ты щедр и благороден! Но, знаешь ли, я много думал над твоими словами, сказанными как-то на судне, и пришел к мысли, что мне связываться с собственным театром нет никакого смысла.
– Как тебя понимать, Арман? Ты же…
– Вот именно. Просто я трезво поглядел на свои способности и возможности. Ты был во многом прав, если не во всем. Я просто не способен владеть собственностью, управлять ею так, чтобы была польза и мне, и другим людям. Допустим, заведу я свой театр, но у меня ничего не получится, а обнадеживать людей и потом оставить их на улице – мне такое не очень улыбается.
– И что ты предлагаешь? Говори ясней, я не люблю недомолвок и гаданий.
– Тут все предельно ясно, Пьер. Ты обещал мне денег на театр. Думаю, двух тысяч золотых мне бы хватило, но потом-то что? Рано или поздно, но обязательно со всей этой затеей случится крах, и поэтому деньги твои окажутся пущенными на ветер. А еще сколько труда надо будет затратить.
– Куда ты клонишь, Арман? Говори же.
– Позволь мне остаться свободным артистом, Пьер.
– Да разве я тебе мешаю! Ради Бога, Арман!
– Нет, ты не понял, Пьер. Давай договоримся так. Ты даешь мне деньги, но лишь часть. Остальное кладешь в банк в рост. И я буду брать их оттуда по мере необходимости. Как ты на это смотришь?
– Ты меня смутил, Арман. Я такого не ожидал.
– Но другого я тебе не могу предложить. Обманывать мне бы тебя не хотелось. Потому я с тобой столь откровенен. Согласен?
– Дело твое, Арман, – с сожалением в тоне ответил Пьер. – В любое время я готов отвалить тебе две тысячи и распоряжайся ими по своему усмотрению. И помни, что в меру сил моих, – тут Пьер усмехнулся, давая понять, что силы его не так уж и велики, – я готов тебе помогать и в дальнейшем.
– Я так и знал, что ты проявишь понимание и доброту. Ты всегда меня удивлял и восхищал этим. И как тебе удается держаться наверху и не разориться с таким отношением к своим деньгам?
– Очень просто, мой друг. Я не гонюсь за огромными барышами. Меня вполне удовлетворяет скромная прибыль, дающая хоть малую возможность расширять свое дело. Остальное меня мало волнует. Конечно, себя при этом не стоит сильно ущемлять.