Пираты острова Тортуга
Шрифт:
Тем временем корабль, нагруженный какао и переименованный разбойниками в «Какаойер» («Плантация какао»), пришел на Тортугу. Губернатор д'Ожерон велел тут же разгрузить его и спешно отослал назад к Олоне со свежим провиантом и пополнением; в списке новичков числился также племянник д'Ожерона — Жак Непвё де Пуансэ (он был сыном Тома Непвё де Пуансэ и Жанны д'Ожерон, сестры Бертрана д'Ожерона).
Через две недели «Какаойер» догнал флотилию. Олоне пересел на этот корабль, сделав его флагманом, а свое собственное 10-пушечное судно (с экипажем в 90 человек) передал вице-адмиралу Моисею Воклэну (другие варианты этого имени — ван Вайн, Bay Кляйн, Воклейн), командовавшему также собственной бригантиной с экипажем в 40 человек. Кроме «Какаойера» (командир — Франсуа Олоне, экипаж — 120 человек), двух кораблей Воклэна (общая численность команд — 130 человек) и «Пудриера» (командир — Антуан дю Пюи, экипаж — около 90 человек) во флотилию входили бригантина под командованием Пьера Пикара (или Пикардийца) с командой в 40 человек и две небольшие барки, насчитывавшие на борту примерно по 30 человек каждая. Таким образом, всего в походе участвовало около 440 головорезов. Французский историк Жан Меррьен полагает, что это было «наиболее многочисленное объединение флибустьеров за все время с начала открытия Америки». Конечно, Меррьен преувеличивает. Достаточно вспомнить, что в набегах на Сантьяго-де-Кубу (1662) и Кампече (1663) участвовало от 1300 до 1600 флибустьеров.
Закончив все
«Эта бухта лежит на материке у Новой Венесуэлы на 12° и нескольких минутах северной широты, — сообщает Эксквемелин. — В длину она достигает примерно двадцати, а в ширину шестнадцати миль. Перед бухтой расположены острова Арубас [Аруба] и Монхес [Лос-Монхес]. В восточную часть бухты вдается мыс Сан-Роман, а в западную — мыс Какиба-Коа (на голландских и французских картах XVII века — Кабо-Кокибако, Кабо-де-Команака, ныне мыс Кокибакоа на полуострове Гуахира. — В. Г.). Вся бухта в целом носит название Венесуэльского залива, но пираты ее называют бухтой Маракайбо. У входа в бухту расположены еще два острова, вытянутые с востока на запад. Восточный называется Исла-де-ла-Вихилия — остров Стражи, потому что на самом высоком его холме в центре острова есть дом, в котором день и ночь дежурит дозорный. Другой остров называется Исла-де-Паломас, что означает остров Голубей (иначе — остров Сан-Карлос. — В.Г.). За обоими островами лежит внутреннее море [озеро Маракайбо], длиной в шестьдесят и шириной в тридцать миль… В него ведет из открытого моря пролив, который сжат названными островами, и вступить в него очень трудно, ибо шириной он не более, чем дистанция, на которую стреляет восьмифунтовая пушка.
На острове Голубей есть укрепление (форт Сан-Себастьян-дела-Барра Принсипаль. — В.Г.), которое отлично оберегает остров, ибо всякий, кто хочет попасть во внутреннее море, должен пройти впритык к этому форту. В устье пролива песчаная отмель или банка; глубина в ней не больше четырнадцати футов. Есть в этом месте и другие отмели… На западном берегу, примерно в шести милях от входа в бухту, расположен город Маракайбо (испанцы называли его Нуэва-Самора-дель-Лаго-де-Маракайбо. — В.Г.). Вид у него довольно приятный, потому что все дома выстроены вдоль берега и удачно расположены. Город густо заселен. Вместе с рабами в нем три или четыре тысячи жителей. Среди них восемьсот солдат — все испанцы. В городе есть церковь, четыре монастыря и госпиталь. Управляется город вице-губернатором, который подчинен губернатору Каракаса и входит в провинцию Каракас. Тамошние торговцы промышляют кожами и салом. У жителей много скота, а их плантации лежат милях в тридцати от Маракайбо, близ большого селения, которое называется Гибралтар [Сан-Антонио-де-Гибралтар]. Эти плантации дают много какао и различные овощи и плоды, которыми снабжают город Маракайбо.« Каждый день из Гибралтара в Маракайбо отправляются барки, груженные лимонами, апельсинами, дынями и прочей снедью. В Маракайбо их нагружают мясом. В Гибралтаре нет ни коров, ни овец. Перед городом Маракайбо расположена прекрасная гавань, и там можно построить сколько хочешь кораблей…»
Шарлевуа сообщает, что проводниками флибустьеров были два француза, которые в молодости попали в плен к испанцам и хорошо изучили побережье Венесуэлы. Один из них какое-то время служил лоцманом, в обязанности которого входила проводка судов через отмель Ла-Барра.
Зайдя на остров Аруба, принадлежавший голландцам, пираты взяли на нем пресную воду и небольшой запас продовольствия, после чего ночью вошли в Венесуэльский залив и встали там на якорь; испанцы, судя по всему, их не заметили. Ранним утром следующего дня флотилия двинулась к проливу, соединяющему Венесуэльский залив с озером Маракайбо. Дозорный на острове Стражи, обнаружив суда неприятеля, тут же просигналил об этом гарнизону форта, насчитывавшему примерно 250 солдат.
«Отдав якори на песчаной отмели, — рассказывает Эксквемелин, — Олоне высадился и приказал атаковать форт Эль-Фуэрте-де-ла-Барра, потому что, не захватив его, идти дальше было нельзя. Форт был опоясан турами, за ними находилась батарея с шестнадцатью орудиями. Сверху туры были засыпаны землей и служили хорошим укрытием. Пираты высадились на расстоянии испанской мили от крепости и, готовясь к штурму, построились в боевой порядок. В это время комендант форта отправил несколько солдат в засаду. Они должны были напасть с тыла и по возможности смешать ряды пиратов. Тогда остальные сделали бы вылазку. Но пираты выделили с полсотни человек, и они напали на засаду, разгромили ее и не дали возможности испанцам укрыться в крепости. Прочие же пираты кинулись на штурм, и часа три спустя форт пал, хотя у нападавших были только одни ружья. Испанцы, сидевшие в засаде, бежали в Маракайбо и привели в ужас горожан, сказав, что к городу движется по меньшей мере две тысячи пиратов… Горожане тут же принялись собирать имущество и готовиться к бегству. Владельцы кораблей погрузили свое добро на суда и отправились в Гибралтар. Там они сообщили о появлении пиратов и падении форта де-ла-Барра. Кто не имел кораблей, отправился на ослах и лошадях в глубь страны».
Захватив форт, пираты подняли над ним французские флаги, давая знать кораблям, что путь в лагуну свободен. Затем они сравняли укрепления с землей, сожгли деревянные постройки, заклепали трофейные пушки, перенесли раненых на борт и похоронили мертвых. На рассвете следующего дня суда снялись с якорей и двинулись к Маракайбо, до которого было миль шесть.
«Ветра не было, и кораблям пришлось плыть по течению, — сообщает Эксквемелин. — В этот день пиратам удалось продвинуться ненамного. Днем позже они были уже возле Маракайбо и приготовились к высадке под прикрытием пушек. Они были уверены, что в прибрежном лесу испанцы сделали засаду. Пираты сели в каноэ и поплыли к берегу. Когда они подошли поближе, с пиратских кораблей по берегу открыли огонь. Часть людей высадилась на берег, оставшиеся в каноэ вели стрельбу по зарослям, но никто не отвечал В городе пираты никого не встретили: испанцы ушли вместе с женщинами и детьми. Но во многих домах осталось разное добро: вино, водка, множество кур, свиней, хлеб, мука и так далее. Пираты пришли в полный восторг, потому что уже много недель им не доводилось есть вдосталь, и они поневоле вели самый скромный образ жизни. Команды заняли самые богатые дома на рыночной площади. Затем пираты выставили охрану и превратили городской собор в арсенал. На следующее утро был собран отряд в сто пятьдесят человек, чтобы захватить пленных и узнать, где же спрятали горожане свое добро. Вечером отряд вернулся в город с двадцатью тысячами пиастров, несколькими навьюченными ослами и примерно двадцатью пленниками: женщинами, мужчинами и детьми. На следующий день пираты стали пытать пленных, стараясь узнать у них об остальном имуществе. Но никто не признавался. Олоне, для которого смерть десяти или двенадцати человек ровным счетом ничего не значила, выхватил саблю из ножен и на глазах у всех остальных изрубил одного испанца в куски. При этом он кричал, что, если они будут упорствовать, он перерубит их всех без всякой пощады. Ему удалось напугать одною из испанцев, и он согласился повести пиратов туда, где скрывались все горожане. Но те, опасаясь, что попавшие в плен могут их выдать, успели закопать часть сокровищ и все время переходили с места на место, поэтому найти их было очень трудно, разве только случайно. Беглецы так боялись друг друга, что отец не доверял сыну».
В Маракайбо флибустьеры провели две недели, а когда в городе и окрестностях грабить уже было нечего, решили совершить набег на селение Сан-Антонио-де-Гибралтар.
Глава 36
Набег на Гибралтар
Гибралтар, как уже отмечалось, располагался на противоположном берегу озера Маракайбо; в нем проживало примерно полторы тысячи жителей, в том числе 400 солдат. Вблизи селения находились плантации какао, табака и сахарного тростника, окруженные кедровыми рощами; далее простирались джунгли и болота, а за ними видны были отроги высоких гор. Дорога, проходившая через горную гряду, связывала Гибралтар с Меридой — центром одноименной провинции, откуда в Гибралтар время от времени привозили муку.
Когда крупный отряд флибустьеров во главе с Олоне и д'Артиньи вышел из Маракайбо, испанцы, следившие за всеми передвижениями противника, отправили в Гибралтар барку с предупреждением об опасности. Из Гибралтара сообщение о приближении французов было отправлено также губернатору Мериды дону Габриэлю Герреро де Сандовалю. Ветеран войны во Фландрии, дон Габриэль надеялся легко разбить неприятеля. Для этого он спустился с гор к Гибралтару во главе 400 солдат и вооружил в поселении еще четыре сотни оплченцев. В итоге силы испанцев выросли до 800 человек. Затем на берегу была установлена батарея из 22 пушек, прикрытая турами, и сооружен редут с 8 пушками. Непосредственно от берега через лес тянулась широкая просека, которую дон Габриэль приказал завалить срубленными деревьями. Одновременно в зарослях был проделан другой проход, ведущий прямо в болото.
«Разбойники ничего не знали об этих приготовлениях, — рассказывает Эксквемелин. — Они доставили пленных на корабль и присоединили к тем рабам, которых захватили в Маракайбо. Так они вошли в Гибралтар. Однако, приблизившись, они увидели развевающиеся повсюду флаги и множество народа. Олоне, как вожак всех пиратов, посоветовался с другими командирами, потом со всеми, кто его окружал, и дал понять, что отступать не намерен… Его мнение было таково: "Они сильны, так тем больше мы захватим добычи, если победим их". Все единодушно поддержали его и сказали, что лучше биться, надеясь на добрую добычу, чем скитаться неведомо сколько без нее. Олоне закончил так: "Я хочу предупредить вас, что того, кто струсит, я тотчас же зарублю собственной рукой".
Приняв решение драться, пираты подвели корабли к берегу и стали на якорь примерно в четырех милях от города. На следующее утро задолго до восхода солнца Олоне высадил людей на берег. Пиратов было триста восемьдесят человек. У каждого было доброе ружье, а на боку патронташ с порохом на тридцать зарядов, и, кроме того, у всех было по два пистолета и по острому палашу. Все взяли друг друга за руки и поклялись стоять друг за друга до самой смерти. Затем Олоне рванулся и закричал: "Allons mes frairs — suivez moi, et ne faites po int des lashes!" (Вперед, мои братья, за мной и не трусьте!) И пираты бросились в атаку. Но путь, который им указал начальник, привел к завалу, а другая дорога — к болоту, на которое так надеялись испанцы. Пираты же не растерялись и принялись рубить саблями сучья и устилать ими дорогу, чтобы не завязнуть в трясине. Тем временем испанцы открыли огонь из пушек, и поднялся такой дым и такой грохот, что пираты на какое-то время совсем ослепли и оглохли. Наконец они выбрались на твердую землю как раз там, где стояло шесть пушек, и пушки эти ударили по ним дробью и картечью.
Затем, на миг прекратив огонь, испанцы сделали вылазку, но пираты их встретили так, что мало кто из испанцев вернулся назад. А пушки снова стали без передышки бить по пиратам, среди которых было уже много мертвых и раненых. Поэтому пираты решили прорываться через лес, но и это им не удалось. Испанцы повалили большие деревья и загородили путь…
Испанцы не могли сделать больше ни одной вылазки, но и пираты не могли перейти через туры. Олоне учел это и, решив перехитрить испанцев, приказал отходить. Заметив, что пираты отходят, испанцы вышли за туры и погнались за врагами, и было их человек двести. Но пираты неожиданно повернули, дали залп, а затем схватились за палаши и набросились на испанцев, сразу же перебив большинство из них. В бешенстве перепрыгнув через туры, пираты тут же овладели укреплениями и обратили тех, кто за ними скрывался, в бегство. Они оттеснили испанцев к зарослям и перебили всех до одного».
Дю Тертр, беседовавший на Тортуге с некоторыми из участников этого похода, позже писал, что пираты «весьма приукрасили эту историю; но всё, что мне удалось узнать, так это то, что битва была великой и весьма упорной, с резней друг друга, и что испанцы уступили».
По испанским данным, в бою погибло четыре сотни защитников Гибралтара, включая Сандоваля и почти всех его офицеров; еще сотня солдат сдалась в плен. Шарлевуа сообщает, что из 600 испанцев, оказывавших сопротивление флибустьерам, 200 человек погибли и еще 100 получили ранения. Потери французов составили примерно сто человек убитыми и ранеными.
Овладев Гибралтаром, флибустьеры сорвали неприятельские флаги, разграбили всё, что смогли найти в селении, и перетащили добычу в собор.
«Перед ним выставили орудия и насыпали бруствер, чтобы предохранить себя от внезапного нападения, — продолжает свой рассказ Эксквемелин. — Пираты… полагали, что испанцы призовут всех окрестных жителей. Однако следующий день принес им другие заботы — надо было избавиться от зловония, которое издавали трупы: ведь они перебили не менее пятисот испанцев, и много раненых испанцев укрылось в зарослях и там, вероятно, отдало богу душу. Кроме этого пираты захватили в плен сто пятьдесят мужчин и не меньше пятисот женщин, рабов и детей. Когда все стихло, пираты подсчитали свои потери, и оказалось, что убито всего сорок человек, а ранено тридцать, но почти все смертельно; сырой воздух вызывал лихорадку, раны гноились. Пираты швырнули трупы испанцев на две старые барки, которые они нашли на берегу, и, отъехав за четверть мили, выбросили все тела за борт. Забрав все деньги и имущество, которое удалось собрать в городе, пираты расположились на отдых…
Между тем испанцы припрятали почти все добро, которое могли унести. Спустя четыре или пять дней пираты начали делать набеги на окрестности, и вскоре в город потекло различное добро, и туда стали пригонять пленных рабов, захваченных на плантациях. Пираты провели в городе еще четырнадцать дней. За это время много пленников умерло от голода, потому что мяса у пиратов почти не было. Правда, было довольно много муки, но пираты для себя ленились печь хлеб, а уж для испанцев и подавно. Кур, овец, свиней и коров они уже перебили и съели сами; испанцам оставались ослы и мулы… Чуть лучше было женщинам, которые попали к пиратам в любовницы; одних они взяли силой, другие пошли по своей охоте… Пленных, которых хватали ради выкупа, каждый день бросали на дыбу, и, если же те не хотели ни в чем признаваться, их забивали до смерти.
Наконец, простояв целый месяц, пираты послали четырех пленников сообщить жителям города, что требуют с них десять тысяч пиастров выкупа, иначе сожгут все поселение. Испанцам было дано два дня. Но через два дня выкупа никто не принес, и пираты предали огню все селение. Когда испанцы увидели, что пираты действительно намерены все превратить в пепел, они решили выдать требуемые деньги. Пираты загасили пожары, но, конечно, много домов пострадало, а собор сгорел дотла. Получив выкуп, пираты погрузили на корабль добычу и большое количество рабов, за которых никто не дал выкупа…»