Пираты-призраки

Ходжсон Уильям Хоуп

Прохаживаясь по палубе полубака, я размышлял о том, что произошло днем. Вспомнив капитана, я обругал его про себя последними словами за тупость, однако некоторое время спустя мне пришло в голову, что на его месте устроил бы еще не такой скандал. Подняться на ют и обнаружить, что судно развернулось чуть не в обратном направлении, а рулевой, вместо того чтобы исполнять свои обязанности, уставился в абсолютно пустое море и к тому же несет явный бред, было бы чересчур для кого угодно. Я еще легко отделался — за такие штучки можно было отведать линьков. И дернул же меня черт рассказать

ему о чужом корабле! Этот свой промах я могу объяснить только крайним потрясением и растерянностью, в противном случае я бы держал язык за зубами, как поступил бы на моем месте любой разумный человек. Ничего удивительного, что капитан решил, будто я спятил!

Потом я перестал думать о капитане и спросил себя, почему второй помощник так странно смотрел на меня утром. Неужели он знает больше, чем я предполагаю? Но если так, то почему он не хочет поговорить со мной откровенно?

В конце концов мои мысли снова вернулись к вопросу о природе и свойствах тумана, над которым я ломал голову весь прошедший день, да так ничего и не придумал. Впрочем, одна теория казалась мне несколько правдоподобнее остальных. Туман, дымка, марево — все эти видимые явления представлялись мне материальным воплощением границ некоей тончайшей сферы, внутри которой мы оказались заключены.

Размышляя обо всем этом, я продолжал прохаживаться из стороны в сторону, время от времени посматривая в сторону моря, которое почти совершенно успокоилось. Внезапно я различил в темноте какой-то огонек и, остановившись как вкопанный, впился в него взглядом. Если это был ходовой огонь какого-то корабля (а это казалось весьма вероятным), следовательно, загадочная сфера, внутри которой царили какие-то свои законы, перестала существовать. И, перегнувшись через борт, я с еще большим рвением стал вглядываться в ночь.

Почти сразу я понял, что это действительно зеленый судовой огонь, [88] который горел у нас на левой скуле. Неизвестное судно шло нам наперерез. Хуже того, оно находилось от нас в опасной близости — об этом говорили величина и яркость зеленого огня. Неизвестный корабль шел в крутой бейдевинд, а мы — полным ветром, поэтому по правилам судоходства уступить дорогу должны были именно мы.

Обернувшись, я поднес руки ко рту и крикнул второму помощнику:

— Огни на левой скуле, сэр!

88

Зеленый отличительный судовой огонь вывешивается на правом, а красный — на левом борту судна.

— Где именно? — почти тотчас донесся его ответ.

«Да он что, ослеп?» — сказал я себе.

— Примерно два румба, сэр! — прокричал я и снова посмотрел вперед на случай, если неизвестное судно изменило курс.

Представьте себе мое изумление, когда никакого огня я не увидел! Я даже побежал на самый нос и перегнулся через фальшборт, но сколько ни вглядывался в ночной мрак, все было тщетно: со всех сторон нас окружала непроглядная темень, в которой не было видно ни единого проблеска света.

Я стоял, напрягая

зрение, пока мне не пришло в голову, что повторяется утренняя история. Вероятно, неосязаемое нечто, окружившее наш корабль, в силу каких-то причин на мгновение стало тоньше, позволив мне увидеть огни впереди, теперь же незримые стены снова сомкнулись. Но вне зависимости от того, видел ли я пересекающее наш курс судно или нет, я знал, что оно там и что оно близко. Каждую минуту мы могли наскочить на него. Мне оставалось надеяться только на то, что капитан встречного судна, увидев, что мы не собираемся уступать дорогу, прикажет положить руль на ветер, чтобы пройти у нас за кормой. Невозможно описать, с какой тревогой и с каким напряжением я ждал, чем все закончится.

Внезапно позади меня загрохотали по палубе шаги, и на полубак поднялся юнга, дежуривший у рынды.

— Второй помощник говорит, что не видит никаких огней, Джессоп, — сказал он, подходя ко мне. — Ты можешь показать их мне?

— Нет, — ответил я. — Я и сам больше их не вижу, хотя всего минуту назад отчетливо различал зеленый ходовой огонь в двух румбах на левой скуле. Мне показалось — он довольно близко, но…

— Может быть у них фонарь погас? — предположил юнга, всматриваясь, как и я, в кромешную темноту впереди.

— Может быть, — согласился я.

Я не стал говорить, что огонь был так близко, что даже в кромешном мраке мы бы уже видели очертания самого судна.

— Ты уверен, что это был именно ходовой огонь, а не звезда? — с сомнением спросил юнга еще минуту спустя.

— О, как я сразу не подумал! — с горечью вскричал я, театральным жестом прикладывая ладонь ко лбу. Конечно же, это была луна! Теперь я знаю это точно!..

— Не кипятись, — сказал юнга примирительным тоном. — Каждый может ошибиться. Вот только что мне сказать второму?

— Скажи, что огни исчезли.

— А если он спросит — куда?

— Мне-то почем знать! — не выдержал я. — Не задавай дурацких вопросов. Исчезли — и все!

— Ладно, не хочешь — не говори. — Юнга пожал плечами и отправился докладывать вахтенному начальнику.

Примерно пять минут спустя я снова увидел огонь. Теперь он горел у нас слева на крамболе, то есть — на четыре румба впереди траверса; как я и предполагал, чужой корабль начал поворот, чтобы избежать столкновения. Не теряя ни секунды, я крикнул второму помощнику, что снова вижу зеленый огонь в четырех румбах слева по ходу. Господи, подумалось мне, если мы разойдемся, то едва-едва! Казалось, их зеленый сигнальный фонарь горит меньше чем в сотне ярдов от нашего борта. Нам еще повезло, что ветра почти не было и шли мы самым тихим ходом.

«Ну теперь-то второй помощник увидит все своими глазами, — подумал я. — А болван-юнга поймет, что это за звезда!»

Но не успел я додумать свою мысль до конца, как огонь померк и пропал. В ту же секунду до меня донесся голос второго помощника:

— Где огни, Джессоп?

— Снова исчезли, — отозвался я упавшим голосом.

Минуту спустя я услышал, что второй сам идет ко мне. Вот он достиг правого трапа, ведущего на полубак, и остановился.

— Ты где, Джессоп?