Пираты с озера Меларен

Хопп Синкен

А на палубе капитан судна, груженного песком, завел разговор с Фабианом, чтобы заставить замолчать бахвала.

— Сколько же стоит такая шикарная яхта?

— Тысячу крон, — приврал Фабиан.

— Неплохо на ней можно повеселиться!

— Яхта взяла пять первых призов. Да, она вся, как есть, из красного дерева.

— А вы что, господа, стало быть, прямехонько из Стокгольма?

— Ага, мой папаша — владелец колбасной фабрики и поставщик двора, — сказал Фабиан, натянув свитер на рваные брюки.

— Могу себе представить, — улыбнулся капитан, — табачком не хочешь побаловаться?

Фабиан спрыгнул в шлюпку. Когда Эрик взялся за конец каната, чтобы последовать за

Фабианом, Георг успел шепнуть ему:

— Не уходи, пока мы как следует не пришвартуемся.

Фабиан уже вскарабкался на баржу с песком и угощался то

у одного, то у другого нюхательным табаком, презрительно поплевывая в сторону «Розы ветров».

Йонте Нюман заговорил про своего брата Альфреда, которого недавно выпустили на свободу. Капитан баржи с дровами встречал его в кафе у Шлюза в Стокгольме. Он, этот Альфред, купил обручальное кольцо и намеревался жениться.

Георг услышал голос Фабиана.

— А, Альфред Нюман! Это я предупредил графа с острова Толлерё, что его кузен, чертов клоун… Я знаю графа. Благородный малый.

Слова Фабиана были встречены на барже скептическим бормотанием и шепотом. Но Нюман пришел в восторг и поклялся, что все это — чистая правда. Вцепившись в Фабиана, он стал выслушивать всякую чушь, которую нес этот жулик о какой-то, якобы, ссоре между графом и папашей Фабиана — владельцем колбасной фабрики. Граф, мол, был в несколько стесненных обстоятельствах, должен целую кучу денег. Да и по правде говоря, жил-то он за счет людских милостей. Если бы папаша Фабиана захотел, граф в один прекрасный день вообще бы сел на мель.

Георг снова залез под палубу. Ему бы радоваться тому, что он услышал про Альфреда, и обозлиться на Фабиана, присвоившего себе его заслуги, но он не в силах был дольше думать об этом. Он словно заболел, увидев столько людей. Ему хотелось лишь уплыть прочь, в ночь и одиночество; он обретал покой, лишь сидя за рулем. Только бы подул ветер!

Настал вечер — нарядный, багровый, с ранней прохладой над тихими водами. Но тут на судне, груженном песком, запахло дракой. Капитан, лишившись главного козыря, искал козла отпущения, чтобы отомстить за поруганную честь моряка. Когда грязный старик, капитан баржи с удобрениями, умудрился сесть на его трубку, она сломалась. Вскочив с места, хозяин трубки, распрямив свою сутулую, обтянутую фуфайкой спину, застыл точно бронзовое изваяние, освещенное отблесками заходящего солнца.

— Какого черта ты лезешь к нам, морякам, старый вшивый нищеброд! Убирайся на свою вонючую баржу! Может, ты считаешь, что твой навоз — духи? Прочь с глаз моих, тебе говорю. По-твоему, ты тоже моряк, а? Тащиться на буксире и дрыхнуть, на это ты мастер! Да еще загораживать дорогу вашим проклятым буксиришкой и заработок у нас отнимать! Чего-чего? Может, я ослышался, ты что-то вякнул? Ты сказал: ты тоже — моряк, а? Вот тебе за это!

Получив удар головой в живот, капитан баржи, сопровождаемый визгливо-глумливым хохотом, полетел вверх тормашками в свою шлюпку. Он стоял там с окровавленным носом, направляя шлюпку к барже, плакал и грозил жестоко отомстить.

А капитан судна, груженного песком, снова взялся за гармонь.

Вскоре из-за мыса показался буксир. Он шел за баржей. Буксир подрулил к судну, чтобы вытянуть трос и зацепить баржу. Но в тот самый миг, когда капитан, игравший на гармони, весь погрузился в звуки веселой польки, струя грязной воды обрушилась ему на спину. На буксире вытащили из машинного отделения шланг и поливали всех и каждого на борту судна, груженного песком, устроив там настоящий потоп. Рулевой же баржи, повязавший голову тряпицей, плясал и ликовал, размахивая вагой [70] кабестана [71] . Капитан судна с песком кинулся в свою каюту и заперся там. Только Нюман и Фабиан, вовремя почуявшие опасность, забрались на мачты и сидели там сухие, хохоча во все горло и крича, пока внизу на палубе прыгали промокшие до нитки, замерзшие, с перекошенными лицами остальные. Не в силах протиснуться в дверь капитанской каюты, они разбивали иллюминаторы. Затем все сели в шлюпки и поплыли к своим судам.

70

Рычагом.

71

Прибор для определения положения судна по отношению к водной поверхности (горизонтали).

Так закончился этот день.

Фабиан же поплыл на веслах вместе с Нюманом к голландцу и долго не возвращался. Лишь глубокой ночью Георг сквозь сон услышал, как шлюпка пришвартовалась к борту «Розы ветров» и Фабиан бесшумно, как кошка, скользнул в рубку…

Когда Георг проснулся, рассвет только начинался, но койка Фабиана была пуста. Уверенный, что Фабиан уже встал, Георг, удивленный и пристыженный, сбросил одеяло. Никогда прежде не случалось ему вставать позднее других. Разбудив Эрика, он выглянул в люк.

Утро было хмурое, холодное и ветреное; все суда ушли. Георг вылез на палубу.

Фабиана здесь не было.

А-а, он, верно, на шканцах и варит кофе! Странно, до чего он молчалив! Георг, испытывая легкую дрожь, поднялся чуть выше и приподнял крышку люка. Никаких следов Фабиана. Он, верно, поплыл на берег. Георг так быстро повернулся на каблуках, что чуть не свалился в озеро. Нет, шлюпка, как обычно, дрейфовала у борта яхты.

Внезапно Георг увидел, что фокшкоты отрублены как раз посредине, а паруса вдоль и поперек исколоты и разрезаны ножом. Вне себя от ярости Георг схватился за фал, чтобы поднять грот и посмотреть, насколько он поврежден. Но в руках у него остался лишь обрывок каната, и он уже во второй раз чуть не свалился в озеро, так как фал был также изрублен и висел лишь на нескольких нитях.

К банке был прикреплен грязный клочок бумаги с нацарапанными на нем каракулями:

«Это вам за старую обиду. Вернусь домой богачом, собью спесь с ректора и со всех остальных. Фабиан».

Георг внезапно все понял и рванулся к люку.

— Эрик, Эрик, Фабиан сбежал с Нюманом на голландском судне и всю яхту испортил.

Эрик вскочил, словно подброшенный пружиной.

— О… как… подло… трус… Вот почему я не мог найти шапку и башмаки. Что мне теперь надеть на ноги?

Мальчики рухнули рядом в чан и, подперев подбородки руками, погрузились в раздумье о новой, постигшей их беде.

Вдруг Георг вскочил.

— Справимся и без этого негодяя. Здорово, что мы от него избавились. Если взяться как следует за дело, все будет отлично, ведь мы с тобой друзья, малыш Йеркер. Мы не врем друг другу и вообще плевать нам на все. Пойдем чинить фалы.

Им пришлось трудиться целый день. Эрик сшивал и чинил паруса, которые стали похожи на тюлевые занавески, а Георг сплеснивал [72] фалы так тонко, что они могли двигаться на шкивах.

— Послушай-ка, а ведь в самом деле здорово, что он удрал, а?

72

Укладывал.