Пираты Венеры
Шрифт:
– Он идет, будь начеку! – сказал он, спрятал кинжал в ножны и перехватил копье. Я последовал его примеру.
Мне ничего не было видно в листве. Но вот послышался шелест, и ярдах в пятнадцати от нас высунулась чья-то… не знаю, как назвать. Ну скорее всего морда. Только со страшного перепоя такая могла привидеться! Цвета гнилого супешника из свеклы, в который добавили кофе. И в консистенции варева. Была совершенно ужасна и похожа на паучью, только во много раз больше. Эта тварь поняла, что мы у нее в гостях и без предварительной договоренности. Она испустила жутчайший вопль. Где-то так высоко, в том регистре, который через пару секунд человеческим ухом уже не просматривается.
И тут я вспомнил, что уже слышал его однажды, этот истошный короткий звук, бьющий в голову, после которого кровь идет через уши. А затем узнал и физию. Это было то самое существо, что охотилось на моего преследователя-гастронома в мою первую венерианскую ночь.
– Будь осторожен, – предостерег Камлот. – Он сейчас нападет.
Как только мой спутник произнес эти слова, чудовище набросилось на нас. Его тело покрывала длинная щетина, а над глазами были желтые пятна величиной с блюдце. Оно дико завопило уже регистром пониже, пытаясь нас запугать.
Камлот взмахнул тяжелым дротиком, и тот глубоко вонзился в мерзкое тело разъяренного чудовища. Но это зверя не остановило. Тварь рванулась к Камлоту. Брошенное мною копье попало ему в бок, но чудовище продолжало нападение. Я с ужасом видел, как оно повалило Камлота на ветвь.
И Камлот, и паук привыкли к жизни на деревьях, но мне нигде не хватало надежной опоры – за что ни хватался, все лопалось. Конечно, ветви были очень толстые да еще и переплетались между собой, но я не чувствовал себя так, как на твердой земле. Но об этом думать было уже некогда. Над Камлотом нависла смертельная опасность. Я подбежал к чудовищу и изо всех сил шарахнул его по голове. Оно тут же оставило Камлота и повернулось ко мне. Из-за глубоких ран его движения были уже гораздо медленнее.
Нанося удары по этой твари, я с ужасом заметил, что Камлот лежит без движения, точно мертвец. Но я смотрел на него долю секунды, так как не мог отвлекаться от зверя. Тот оказался потрясающе живучим. У него из ран так хлестала кровь, что я удивлялся, как он еще не издох. И все-таки он пытался схватить меня клешнями на передних лапах и подтащить к своей страшной пасти.
У вепайянских мечей обоюдоострые клинки, которые становятся толще кверху. Они представляют собой грозное режущее оружие, хотя не очень сбалансированное, на мой взгляд. Я смог убедиться в его боеспособности, когда одним ударом отсек страшную клешню, тянувшуюся ко мне. При этом чудовище взревело еще более страшно и из последних сил прыгнуло на меня, как пауки прыгают на свою жертву. Я ударил опять, отступил и вонзил острие прямо в отвратительную морду. Но засранец, падая, подмял меня под себя. Боже, как он вонял!
От толчка я оступился и свалился с ветки. К счастью, мое падение задержало переплетение мелких ветвей. Хватаясь за них, я сумел остановиться и очутился на ровном широком суку футов на десять-пятнадцать ниже. Меч оставался у меня в руках. Я был цел и невредим и принялся изо всех сил карабкаться вверх, к Камлоту на помощь. Но мое участие больше не требовалось: этот громадный ужас, или тарго по-амториански, был мертв.
Но и Камлот тоже погиб – биения сердца не было слышно и пульс не прощупывался.
У меня самого замерло сердце – ведь я потерял одного из немногих друзей в этом мире, остался один – в общем, пропал. Дорогу к вепайянскому городу мне самому было нипочем не найти, а от этого зависела моя жизнь. Я мог спуститься по деревьям, но как определить, где находится тот уровень, который мне нужен?
Подумать только, что еще сегодня
VII. Могила Камлота
Раз уж мы отправились на сбор тарэля, надо было закончить работу, прерванную нападением тарго. Если мне когда-нибудь удастся отыскать дорогу обратно, я хоть смогу принести осязаемые плоды наших трудов. Но что же делать с Камлотом? Я не мог бросить его тела. Мы были знакомы недолго, но уже успели подружиться. Его народ принял меня гостеприимно. Самое меньшее, что можно теперь сделать для его близких, – доставить им его тело.
Конечно, выполнить это не так-то просто, но тем не менее я решил сделать все, что в моих силах. Хорошо, что я довольно крепок физически, да и сила тяжести на Венере должна была помочь мне в этом. По сравнению с Землей мне было легче фунтов на двадцать и даже еще больше за счет собственного веса, так как я был тяжелее Камлота.
Мне легко удалось пристроить тело Камлота у себя на спине и закрепить его веревкой от копья, привязав к нему оружие. Я не знал, как здесь принято поступать в таких обстоятельствах, но сделал это на всякий случай.
То, что я пережил за последующие десять-двенадцать часов, было таким кошмаром, о котором мне вспоминать бы не хотелось.
Тащить на себе обнаженный труп само по себе малоприятное занятие, но еще хуже было понимание безуспешности и безнадежности моих стараний. Чем дольше я спускался, позволяя себе иногда короткие передышки, тем тяжелее казалось мне тело Камлота. При жизни он весил фунтов 180, или 160 фунтов на Венере, но к концу дня мне казалось, что моя ноша весит тонну. Выглядел я довольно дерьмово, еле ногами шевелил.
Я так устал, так устал…
По минуте пробовал каждую ветку на прочность, прежде чем поставить ногу или опереться рукой. Соображение притупилось, пот лил градом. Стоило чуть оступиться – и лететь пришлось бы долго. Смерть все время была рядом со мной, наблюдала. А в какой-то момент мне даже почудилось, что глаза у нее цвета лесного ореха, как у доброго джонга Минтэпа…
Казалось, что я спустился уже на несколько тысяч футов, а никаких признаков города так и не было видно. Не раз я слышал, как кто-то шуршит в темноте, а два раза – жуткие вопли тарго. Что если один из них решил бы напасть сейчас на меня? Нет, лучше об этом не думать. Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, я стал вспоминать своих друзей на Земле, детство в Индии, моего учителя Чандха Каби, дорогого Джимми Уэлша, пра-правильных девушек, которые нравились мне. Некоторыми из них я был по-настоящему увлечен. Тут мне вспомнился чудесный образ из сада, и образы остальных женщин потускнели, ушли. Кто она, моя барышня? О чем думает? Понимает, что я не откажусь от мыслей о ней? Какой запрет не позволял ей встречаться и разговаривать со мной?
И что с того, что у нас не подходящая друг для друга кровь, мы же не лежим в отделении переливания?
Она сказала, будто меня ненавидит, но слышала мое признание в любви. Сейчас оно и мне самому казалось странным. Как это я мог влюбиться с первого взгляда в девушку, о которой абсолютно ничего не знал? Не знал ни имени, ни интересов, ни возраста. Мне самому это казалось странным, но я был уверен, что полюбил ее. Полюбил эту незнакомку из сада, причем полюбил навсегда.
Увлеченный этими мыслями, я, видимо, забыл про осторожность и оступился. Надо было за что-то ухватиться, но ветки под двойной тяжестью наших тел ломались, в руках больше не осталось сил, и мы с моим мертвым другом ухнули в темноту. Меня явственно обдало ледяное дыхание смерти.