Пираты. Книга 2. Остров Паука
Шрифт:
Он сунул мне в руку пистолет из двадцатого века, маленький, легкий и точный. Хорошая вещь. Но я-то, конечно, имела в виду бинокль! Не верилось, что он не понял. Наверняка в очередной раз ловко выкрутился. Я спрятала пистолет и протянула руку Джону.
— Помоги мне дойти до каюты, пожалуйста.
— Ты не можешь ходить! — Клод, выйдя из-за моей спины, подхватил меня на руки. Он понес меня к корме, и прошептал на ухо, щекоча усами: — Есть такая игра: политика! И только что ты обыграла этого шахматиста!
Оставалось утешаться этим. Впрочем, без дельфина я спала лучше.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Запретная бухта
Утром пришлось устроить панихиду. Печальное дело, но и без него никуда: люди хотят знать, что когда их не станет, их вспомнят еще хоть раз. Поскольку на песчаном берегу остался не один наш человек, рому было выпито немало. Но я не беспокоилась. Дельфин у Бенёвского, и он, явно всю ночь не спавший, торчал у самого бушприта, вытянувшись в струну, словно какая-нибудь носовая фигура.
В детстве я часто приставала к отцу, чтобы и у нас под бушпритом был какой-нибудь Посейдон или Афина, или хоть черт с рогами, но красивый. Я постоянно видела такие на других кораблях. Но отец говорил, что пока не найдет кого-то, для «Ла Навидад» подходящего, фигуры не будет. Потому что у него не такой корабль, чтобы тащить на него что попало.
А теперь Бенёвский напомнил мне Джона в то плавание, когда мы гнались за «Пантерой» и Моник на борту. Он, несчастный влюбленный, не спал и не ел, пока не приблизился к цели. А все страдания были из-за того, что Моник и Клод с двух сторон навешали ему на уши. Что ж, пусть теперь помучается наш полковник. Одно меня задевало: он не просто смотрел вперед, он смотрел вперед в свой чудесный бинокль. Который обыкновенным образом украл у капитана, которого убил. Святой человек! Говорит, что надо заниматься честный трудом, а не разбоем.
Я сказала небольшую речь, вспомнив всех по именам. Имена двух португальцев, ушедших с «Дона» с Бенёвским, пришлось предварительно записать на руке. Ненадолго же они пережили тех, кто там остался. Из спутников Бенёвского в живых остался только Устюжин. Может быть потому, что сам был удачлив, а может быть потому, что всегда держался рядом со своим Маурицием. Неизвестно, кто кого хранил: у поляка и правда была своя, особенная судьба. Зато теперь с нами был Бартоломеу, который показал себя неплохим моряком и, несмотря на рану в плече, уже успел подраться с Тощим Беном по поводу качества починки. Что ж, хороших моряков много не бывает.
После совмещенного с панихидой завтрака я бродила по палубе, наблюдая за очередной приборкой: мы снова отдраивали кровь. Заодно я разминала все еще болевшие ноги, и не только ноги. Джон, пытавшийся на быстро бегущем вперед корабле рисовать карты побережья, дважды попался мне на пути, пробегая в каюту и обратно. На третий раз я поймала его за рукав.
— Давай, говори!
— Ты сама все знаешь! — он упрямо уставился мне в глаза. — Бенёвский — орудие наших врагов!
— Застрелишь его?
— Если понадобится! — и челюсть вперед выпятил, будто я его на драку вызывала. — Конечно, не сейчас… Кристин, он-то не виноват, он верит, что делает доброе дело! Но мы знаем, что все не так! Зачем ты дала ему дельфина?
— Чтобы он отвел нас к золоту, зачем еще? Мы же пираты, Джон! — мне нравилось ему про это напоминать, он всегда так смущался. — А игры с Прозрачными — так, развлечение. Команду надо, между прочим, кормить не только сухарями и солониной! Им нужно золото. А если его долго не будет, то парни потребуют берега, таверны и всего, что к ней прилагается.
— Золото у нас в трюме! — попробовал спорить Джон. — И уже давно! Это хорошая добыча.
— Так значит, курс на остров Оук? А потом назад, на Тортугу, пропивать?
— Нет, надо ждать, что скажет Прозрачный… Он пока не может назвать имя. Ты же понимаешь, у них все очень сложно.
— Да, скажи еще, что мне не понять! — вот это меня особенно злило в Прозрачном. — То мне чего-то не понять, то у него нет времени… Нет уж, пусть будет рад, что я его просто к чертям не послала до сих пор. Пора показать зубы. Сначала мы посмотрим, куда нас приведет Бенёвский, а там, может быть, что-то станет ясно и нам тоже.
Джон не нашелся, что ответить, и пошел дальше учиться рисовать карты. Довольная собой — не каждый раз удается упрямца переспорить! — я подошла к Бенёвскому. «Ла Навидад», подгоняемый сильным попутным ветром, рассекал волны неестественно ровно, почти не покачиваясь. Они сами расступались перед его носом.
— Далеко еще, полковник?
— Дня два, если ничего не случится, — нервно ответил он, не отнимая бинокля от глаз. — Спасибо вам, Кристин, я очень благодарен. Ваше решение твердо?
— Какое решение?
— Добраться до Храма, о большем я не прошу. Надеюсь, вы все поймете там. Ну, а нет, так нет. Просто не мешайте, прошу вас. А я всем заплачу, не сомневайтесь, и вам, как положено, двойную капитанскую долю.
Говорить вот так, с его затылком, мне не понравилось. Впрочем, дельфин на всех действует по-разному, как, наверное, и другие предметы.
— Не забудьте только, что у нас есть охотничье соглашение. Все погибшие указали своих наследников, а еще некоторые потеряли пальцы, один ступню, и один — глаз. За все это тоже положена компенсация. Я вам могу дать почитать, у нас все по-честному.
— Потом! — Бенёвский передернул плечами. — Все потом… Это неважно. Я заплачу, сколько потребуется. Там все есть, все! Только бы скорее!
Я отошла и, конечно, столкнулась с Устюжиным, который покуривал трубку на баке.
— Иван, вы бы снимали с него дельфина на ночь. Это позволит уснуть.
— Предлагал, да он не позволяет. А я и сам хочу побыстрее, Кристин. Ведь все, что было — так, тропинка к дороге. Доберемся до Храма и увидим дорогу настоящую. И ты увидишь, если захочешь.