Пирог с крапивой и золой. Настой из памяти и веры
Шрифт:
За главным зданием поблескивают застекленные теплицы. Они задумывались как зимний сад, но дирекция решила, что это непрактично. Еще отсюда не видно, но чуть дальше стоит конюшня. Лошадей всего три, но от постройки порой несет, будто их там три дюжины.
Раньше наш пансион был фамильным особняком, но семь лет назад, сразу после войны, он ушел с молотка. Мало у кого нашлось бы достаточно денег, чтобы содержать такую махину с ее коптящими каминами и клокочущей котельной; стеновыми панелями, покрытыми замысловатой резьбой, и мощными потолочными балками; медными трубами и дубовым паркетом, который следовало регулярно натирать мастикой. Между прочим, одно из излюбленных наказаний за недостаточное прилежание. Может показаться, что это недостаточно сурово, но после нескольких часов на коленях с щеткой в руках и табличкой «Усердие» на шее весь мир видится в паркетную «елочку» и вечер над конспектами становится гораздо желаннее.
Кроме того, дирекция почти не держит штата, кроме наставниц, двух кухарок и врача. Еще есть вечно сонный конюх и человек, обслуживающий котельную, но их мы почти не видим. Проживание и обучение в нашем классическом пансионе – удовольствие недешевое, поэтому учениц немного, но владелица сего заведения экономит на каждой мелочи. Как она утверждает, для нашего же блага. Воспитанницы делают все, кроме самой тяжелой работы, для которой приходят поденщики из ближайшей деревни.
И здесь начинается интересное. Невозможно оставаться любящими сестрами, когда можно избежать трудов, сложив их на плечи ближнего своего. Ближней. Мало кто хочет отчищать клозеты и пыльные углы, стирать нежными руками простыни, свинцовые от воды. Это дело слуг. А когда нет слуг, их место должен кто-то занять. Это непреложный закон.
Летом я листала журнал, какой обычно девица шестнадцати лет и в руки не возьмет. Так вот, там была статья о мышах. Группа всегда расслаивается на господ и рабов. Но если оставить в одной коробке только «рабов» или только «господ», со временем они снова разделятся. Все повторится и будет повторяться, пока мышь не останется одна. Только вот у грызунов для борьбы есть зубы и когти, а у девочек все несколько сложнее.
Щурясь сквозь сизый дым, я вновь разглядываю группу первогодок. Им лет по двенадцать, только окончили элементарную школу. Круглолицые, как на подбор, почти неразличимые в коричневых платьях с матросским воротничком и с черными лентами в косах. Маленькие принцессы.
Они играют в веревочки, выкрикивая какую-то дурацкую считалку.
Две из них удерживают веревочное кольцо ногами, третья прыгает, поддерживая одной рукой юбку, а другой – скачущие на носу проволочные очки.
Прыжок, еще прыжок. Все выше и выше. Замечаю, что рядом с ними нет наставницы, и сердце отчего-то становится холодным и тяжелым. Я будто смотрю сквозь толщу мутной воды в прошлое.
Чертыхаясь, как последний сапожник, швыряю окурок в заросли крапивы. Эта гадость все равно не загорится. Сжимаюсь в комок и скольжу обратно сквозь преграду. Не мое это дело. Не мое.
И все же я оборачиваюсь. Державшие веревочку ловко подсекли попрыгунью, и та распласталась на траве. Наверняка ободрала колени, и чулки придется долго отстирывать от крови, зеленого сока и земли. Она пытается подняться, но ее толкают обратно, а я шагаю прочь, к теплицам.
Это всегда начинается. Началось и теперь.
…из буклета пансиона Блаженной Иоанны, 1921 г.
Наверняка Вы не раз задумывались о том, как взрастить и сохранить высокую нравственность девицы, которая сейчас воспитывается под вашей крышей. Мы понимаем, как отчаянно сложно делать это в городах, полных соблазнов. Девушек на каждом шагу подстерегают журналы, модистки, а когда они становятся старше, то клубы и мужчины с их грязными намерениями. По мнению ученых мужей, девушки в городах зачастую растут склонными к истерикам и беспутному образу жизни.
Пансион Блаженной Иоанны – оазис мирной сельской жизни, наполненный традициями, трудом, изящными искусствами и молитвой. Наши воспитанницы растут в строгости и послушании. Наша цель – вылепить из глины беспокойного детского ума достойную пани, умелую и рачительную хозяйку, а также скромную супругу.
Здесь нет места вольнодумству, вредному юным созданиям. Вы будете гордиться вашей дочерью или подопечной.
1921–1922. Красная нить
Девочек было шестеро – самый маленький класс за недолгую историю пансиона. На шестерых выделили три дортуара, по две кровати в каждом. Платяной шкаф один на двоих, одно на двоих деревянное распятие. Рядом с дортуарами находилась общая умывальня, а классные комнаты были этажом выше, и в них проводили все занятия, кроме домоводства, рисования и танцев.
Для танцев и гимнастики был зал, переделанный из бывшего салона: с большим эркером, глядящим на лес, со станками вдоль стены, где в щели между стеклами задувал ветер. Ранним утром мышцы деревенели от холода, пока движения не разгоняли кровь по жилам. Сухощавая пани Мельцаж отбивала тростью такт. Этой же тростью она выравнивала неверно стоящие ноги, приподнимала подбородки, а могла и стукнуть по «горбатой спине».
Хотя наставницы частенько шептались об огромных тратах на уголь и дрова, холод был постоянным гостем на учебном этаже с октября по апрель.
Рисовать с натуры воспитанницы ходили на улицу, пока позволяла погода. Первогодкам предстояло освоить пейзаж увядающего поля, в то время как выпускницы сепией воссоздавали в своих альбомах архитектуру пансиона. К младшим девочкам не было особого отношения. Кряхтя и обливаясь по`том в колючих шерстяных платьицах с длинным рукавом, они волокли этюдники в поле за пансионом, перекинув широкие ремни через плечо. И уберегите святые, чтобы не испачкаться красками! Как ни оттирай, на манжетах оставались цветные разводы, а стирать их следовало своими руками, что для многих было в новинку.
Домоводству отводилась вторая половина дня. Младшим доверяли штопку. В начале года ее было не так много, но ученицы постарше уже успели запугать их ворохами шерстяных чулок и перчаток. Следовало не делать штопку лоскутом из другой ткани, а ровными стежками восстанавливать нитяное плетение, и эта работа была изнурительной.
Им следовало многое заучивать наизусть. Древние поэмы, бессчетные абзацы по родной истории, отрывки из Писания, биографии… Зубрежка отнимала массу времени и составляла основную часть обучения.
Но все же они находили минуты, чтобы пошептаться, сидя вшестером на одной кровати. Жаловались на стертые до волдырей ноги и исколотые иголкой пальцы; вспоминали о братьях и сестрах, о фарфоровых куклах, о щенках, оставшихся дома; пересказывали нянины сказки о кровожадных вурдалаках и мстительных полуночницах.
«Отдай, – жутким голосом полуночницы хрипела Марыська. – Отдай мне, староста, жениха моего и подругу неверную на растерзание! Тогда и покину деревню!»
Все придушенно взвизгивали и натягивали подолы сорочек до самых пяток.