Пируэт
Шрифт:
А убегая, убийца мог всучить парню таблеточку, и к приезду милиции Леша уже ничего не соображал.
Конечно, версия была шита белыми нитками, но тут уж никуда не денешься. Совпадения слишком подозрительны, и запирается парень как-то глупо. Ведь он должен знать, что за употребление таблеток ему ничего не будет — так зачем же он так нагло врет? Наверное, он что-то все-таки помнит и неуклюже пытается это скрыть, а алкогольное опьянение кажется ему более естественной отмазкой.
А главное — с собой у него таблеток не было. В этом, конечно,
Но может, Леша все-таки симулировал?
В таком случае, он не случайный сообщник убийцы, а сознательный сообщник.
Но как это доказать, если подозреваемый на все вопросы отвечает одинаково: «Не помню. Не помню! Не помню!!!» А если на него надавить, срывается на истерику — и тогда становится очевидно, что в гневе он действительно может убить, но не из пистолета, а тяжелым предметом по голове. Но и крича так, что звенят стекла, и вырываясь из рук конвоиров, он продолжает твердить то же самое:
— Не помню! Не знаю!!! Я НИ В ЧЕМ НЕ ВИНОВАТ!!!
И прижать его нечем.
То есть, выбить признание, конечно, можно. Но на одном признании далеко не уедешь. Если вскроется на суде, что признание не добровольное и вдобавок не подкреплено другими уликами — тут и амба всем, кто вел расследование.
Лучше уж убийство не раскрыть, чем такие последствия.
Да и парня жалко. Очень может быть, что он и правда не виноват. А Сажин не любил подводить под монастырь невиновных. Совесть потом замучает — сны нехорошие и мальчики кровавые в глазах.
— Нет, если это заказуха, то Барчук ни при чем, — сказал старший оперуполномоченный Ростовцев на следующий день. — Зачем киллеру помощник-дилетант? А на профессионала Леха не тянет.
— Но совпадения странные, — упрямо повторил Сажин. — И, кстати, ты сам хотел его закрыть.
— Я и до сих пор хочу. Но твоя идея не катит совершенно. Тут одно из двух. Либо стрелял сам Леша, а пистолет подобрали соседи, и киллера никакого не было. Либо стрелял киллер, а Леша просто случайно вляпался в эту историю. Если бы у киллера был сообщник, то они ушли бы вдвоем — это сто процентов. Ни один киллер не оставит своего партнера, даже если тот обдолбан по самый мозжечок. Так не бывает. Если партнер не может двигаться, то киллер его скорее пристрелит на месте. Для безопасности.
— И что ты предлагаешь? Отпустить Барчука и остаться на полных нулях?
— Я предлагаю крутить Барчука на убийство в состоянии невменяемости. Это наш единственный способ избавиться от глухаря.
— Запереть парня в психушку?
— А что? Его там вылечат. Сам же говоришь — он таблетки жрет горстями без рецепта какие попало. А там ему будут правильные таблетки давать.
— Я вообще ничего не говорю. Соседи говорят. Некоторые. А другие не подтверждают.
— Ну, вчера-то он точно «смешинок» накушался. Это я тебе без всяких соседей скажу и эксперты тут никакие не нужны. Такие глаза никаким атропином не нарисуешь.
— Пистолет надо искать. Без пистолета никаких шансов. Вменяемый или обдолбанный, а не из пальца же он его застрелил.
— Да, пистолет… Ты ничего нового не узнал?
— Не-а. Все по старому. Первым появился Николай Иваныч, потом выглянул Коля Басов, но на лестницу не выходил, пока не появилась жена Лесникова. То есть вдова. Другие стали подходить уже после нее — и пистолета никто не видел.
— Получается, пистолет мог взять только Николай Иваныч.
— В общем, да. Но там с хронологией не все гладко. Старушка Шмелева утверждает, что сначала пальнули, потом завыла машина, потом Барчук вошел в подъезд, а потом послышался голос Николая Иваныча. А Николай Иваныч говорит, что сначала сработала сигнализация, потом раздались четыре выстрела…
— Четыре?
— В том-то и дело. Два подряд, один чуть позже и один — еще позже. И только после этого Николай Иваныч вышел на лестницу, а Барчук был уже там.
— Гильз было три.
— Четвертый «выстрел» — это, скорее всего, лампочка. Николаю Иванычу показалось, что он был дальше, тише и вообще какой-то не такой. Но тогда получается, что Барчук ни при чем. Ведь он разбил лампочку, когда входил в подъезд.
— А он не мог кокнуть ее на выходе?
— Так он же никуда не выходил.
— Да, правильно. Не выходил…
— Тут есть один нюанс. Бабка видела, как входил Барчук, но не заметила, как выходил убийца.
— Вот именно. Отсюда можно сделать вывод, что убийца вообще не выходил, а следовательно — убийца и есть Барчук.
— Но та же бабка говорит, что Барчук вошел после выстрелов. Причем не сразу. И она от этого не отступится. Попробуй только намекнуть, что она может ошибаться — сразу начинает: «Я не дура и не слепая. В десять раз больше вас прожила, а ум пока не потеряла».
— Если она прожила в десять раз больше нас, то ей должно быть лет триста.
— А что, она примерно так и выглядит. А Светик, добрая душа, Лешеньку отпустит — это как пить дать. Для нее бабка — свидетель номер один. И для прокурора тоже, и для суда. Если Барчук вошел в подъезд после выстрелов, он не может быть убийцей, хоть ты тресни. Я пока уговорил подержать его по подозрению в пособничестве. Но раз ты считаешь, что так не бывает — значит, Лешу надо отпускать и искать киллера. Кстати, что там на фирме?
— На фирме что ни морда — то кандидат в заказчики. А еще у них есть секьюрити — охрана офиса и складов, сопровождение грузов, личный шофер господина Заборина и тому подобное. Так там что ни рожа — то кандидат в киллеры. И пистолеты Макарова, между прочим, имеются. С надлежаще оформленными разрешениями.
— И что, глухо?
— Да уж конечно не звонко. Если киллер оттуда, то пистолет наверняка давно в речке, а у секьюрити пушки чистенькие — и у каждого орла алиби на год вперед расписано.