Писатель, моряк, солдат, шпион
Шрифт:
Хемингуэю было приятно внимание советских читателей, однако он хотел показать Кашкину, что не собирается превращаться в коммуниста и даже просто в симпатизирующего коммунистам, что останется независимым, несмотря на попытки изменить его взгляды. В одном из писем Хемингуэй объяснял Кашкину, что, по словам его доброжелателей и критиков, он рискует растерять друзей, если не станет марксистом. Но он их не слушал. «Писатель, – продолжал он, – все равно что цыган», который «не принадлежит ни одному государству» и «никогда не будет хранить верность государству, в котором живет». Для государства лучше быть маленьким; большое государство неизбежно «несправедливо» [10] .
10
Письмо Хемингуэя Ивану Кашкину от 19 августа 1935 г. в Baker, ed., Selected Letters, 418–19.
Впрочем,
11
Эти пассажи обсуждаются в David Sanders, “Ernest Hemingway’s Spanish Civil War Experience,” American Quarterly 12, no. 2 (1960): 136. Bernice Kert, The Hemingway Women (New York: Norton, 1983), 273, содержит детальное обсуждение критической реакции на «Зеленые холмы Африки». «Один рейс» был впервые опубликован в журнале Cosmopolitan в 1934 г.
История, которую Хемингуэй написал для журнала New Masses, стала неожиданностью для многих американских левых и привлекла внимание Советов. Возглавляемый американскими левыми и коммунистами, этот литературно-критический журнал марксистского толка считался чуть ли не официальным органом Коммунистической партии США (КП США). Когда New Masses впервые вышел в свет в 1926 г., журнал Time охарактеризовал его как «чадящее судно, несуразное, но мощное, с красной носовой частью и красными отметинами на беспорядочно работающих механизмах» [12] .
12
Time, April 26, 1926.
Беспорядок мало беспокоил писателей, в число которых входили как мировые знаменитости вроде Бернарда Шоу и Максима Горького, так и третьестепенные авторы, известные только в левых кругах. Всем им нужно было где-то публиковаться. Некоторые работы были политическими, но большинство – нет. Хемингуэй предлагал статьи на самые разные темы, от происшествий во время корриды до гибели людей в засыпанном снегом альпийском шале. Он без стеснения ругался с редакторами после публикации разгромного отзыва о его повести «Вешние воды». Они революционеры, писал он своему старому другу поэту Эзре Паунду, лишь в силу надежды на то, что новая власть будет считать их «талантами» [13] . Редакторы в ответ упрекали Хемингуэя в том, что он слишком замкнут на личности и ничего не смыслит в экономических силах, определяющих ход американской истории.
13
Цитируется в James R. Mellow, Hemingway: A Life without Consequences (Boston: Houghton Mifflin, 1992), 473–74.
Эти силы заявили о себе в полный голос в 1929 г. Тогда крах фондового рынка привел к глубочайшей депрессии, которая поставила под сомнение все, что было связано с американской мечтой. Двигатель капитализма, Уолл-стрит, застопорился и не мог больше двигать экономику. Около четверти всех работников оказались на улице. По оценкам, два миллиона человек скитались по стране в товарных вагонах в поисках работы. Еще больше народа ходило голодным. Некогда успешные бизнесмены пытались продавать на перекрестках карандаши или яблоки, а потом занимали место в очереди за бесплатной миской супа. Ситуация на процветавших в прежние времена фермах страны была не лучше. Города не могли позволить себе потреблять мясо и сельхозпродукты в таком же количестве, как раньше, и депрессия распространилась на сельские районы. Дело усугубила продолжительная засуха на Великих равнинах: ветры в буквальном смысле сдували плодородные земли акр за акром, образуя гигантский пыльный котел.
После 1929 г. характер New Masses стал еще более радикальным. Редакторы решили выйти «на бурную арену, где кипели сражения» и отправить репортеров «в ряды пикетчиков… в неспокойные фермерские края [и] на тлеющий Юг» [14] . Идея заключалась в получении из первых рук информации о страданиях, вызванных почти идеальным экономическим и экологическим штормом в стране. Рассказы об этом должны были привлечь читателей, которые созрели для того, чтобы трезво взглянуть на изъяны капитализма.
14
Joseph North, No Men Are Strangers (New York: International, 1968), 110.
Далекий Советский Союз, казалось, предлагал решение. Советы обещали будущее без безработных и голодных. Они рисовали заманчивый образ справедливого бесклассового общества. Нацистская Германия и фашистская Италия были словно созданными на заказ противовесами Советскому Союзу. Речи Гитлера задавали тон в Германии. Энергично жестикулируя со сжатыми кулаками, он яростно обвинял евреев и коммунистов в кризисе, охватившем Германию точно так же, как и весь мир. У него был другой выход из депрессии: заставить врагов замолчать, мобилизовать силы для войны, отобрать все, чего не хватает, у врагов. С таким подходом Гитлер и его напарник диктатор Муссолини толкали американских деятелей культуры в объятья левых, причем в значительно более крепкие объятья, чем в ином случае [15] .
15
Daniel Aaron, Writers on the Left (New York: Avon, 1961), esp. 172–73, дает хорошее описание этих времен.
Еще до депрессии Хемингуэй перебрался в Ки-Уэст вместе со своей второй женой Полин Пфайффер. Там можно было создать семейное гнездо, а у активного, статного спортсмена – рослого (180 см), мускулистого, с густыми темными волосами и темными глазами, привлекавшими внимание, – оставалась возможность вести суровую жизнь на свежем воздухе или как минимум одеваться соответствующим образом: ходить босиком в простой полурасстегнутой рубахе и коротких брюках, подвязанных веревкой.
Ки-Уэст, на самом южном из островов, – это почти последний кусочек суши в цепочке островков, которая тянется от полуострова Флорида в Мексиканском заливе. В 1928 г. он был тропическим раем для неимущих, до которого можно было добраться только по железной дороге или на лодке. Многие улицы там были немощеными, а наличием водопровода и электричества мог похвастаться далеко не каждый дом. С продуктовым магазином соседствовал небольшой склад, где продавались товары первой необходимости.
Берег находился совсем близко, а вода всегда была теплой и прозрачной. До песчаного дна даже на пятиметровой глубине, казалось, можно достать рукой. Рыба, снующая над песком, легко становилась добычей местных жителей. Подальше от берега рыбалка была еще лучше. Рыбаки продавали дневной улов или отдавали его в обмен на что-то соседям, которые дополняли свой рацион рисом и фасолью со склада и фруктами из собственного сада. После ужина каждый мог посидеть на городском пирсе и посмотреть, как солнце садится в океан, а потом отправиться в обшарпанный бар, называвшийся поначалу Blind Pig, потом Silver Slipper и, наконец, Sloppy Joe’s. Как бы он ни назывался, там всегда можно было «найти хорошую компанию, сыграть на деньги, выпить 15-центового виски и 10-центового… джина» [16] .
16
Anon., “History of Sloppy Joe’s,” www.sloppyjoes.com (accessed October 2015).
Хемингуэй впервые услышал о Ки-Уэсте от своего собрата по перу Джона Дос Пассоса, интеллектуала из Балтимора, – высокого, застенчивого, лысеющего, скорее рассудительного, чем несдержанного, смахивающего на профессора. Несмотря на свой вид, Дос Пассос был любителем природы ничуть не меньше известного рыбака и охотника Хемингуэя. Он набрел на это место во время бродяжничества по островам Флорида-Кис в 1924 г. и написал о нем Хемингуэю. Тот оправился посмотреть, тоже поддался очарованию местных красот и в конечном итоге обосновался в хорошем, сложенном из белого камня двухэтажном доме на Уайтхед-стрит.