Писатель: Назад в СССР 2
Шрифт:
— Извините, дела, — я допил ром, кинул в рот, как карамельку, остаток ледяного кубика. — Надеюсь, мы не прощаемся?
— Надейтесь, — ответила она с легкой иронией и глотнула мартини.
— Пошли, пошли, — поторопил Трегубов.
Он чуть ли не вцепился мне в рукав, во всяком случае, уперся рукой мне в предплечье, и я недвусмысленно стряхнул его ладонь:
— Без рук, гражданин.
— Да ладно, ладно… — забормотал он. — Пошли вон туда, видишь? — он упорно подталкивал меня к одному из столов.
Ага! Вижу знакомые лица, только не милые, конечно.
Мне совершенно не хотелось говорить им ни «здравствуйте», ни «привет», ни даже «добрый вечер». Выкрутился по-писательски:
— Evening, как говорят наши потенциальные противники.
— А где good? — с подвизгиванием захихикал один, мелкий и лысоватый, с беспокойными ручонками.
— Это при мне пусть останется, — малость сдерзил я.
— Ладно тебе, — великодушно сказали лысому. — Это как карта ляжет, как масть покажет. Кому гуд, кому не гуд. Садитесь!
Я сел за стол, Трегубов остался топтаться рядом, взволнованно дыша над левым ухом. Это было не очень приятно, но я не стал огрызаться.
Лысый торопливо потер дрожащие ручки:
— А что, господа хорошие, не грех бы и выпить немного для начала?..
Предложение было встречено с умеренным подъемом, а мною с ярким воодушевлением:
— Отличная мысль! Трегубова отправим к стойке, нет возражений?
Это вызвало смех, пару ехидных подколок. Я выхватил из нагрудного кармана еще четвертной:
— Пока хватит на всю компанию?!
Конечно, я отслеживал реакцию собравшихся, но по правде сказать, ничего не отследил. Народ весь тертый, на мои купеческие замашки никто не повелся, кто-то сдержанно сказал:
— Пока достаточно. Трегубов, возьми виски и водку. Закусь там какую-нибудь… — на что художник кивнул и послушно засеменил к стойке.
Вообще, покуда главное действо не началось, игроки суетились между баром и столами, брали напитки, закуски, тащили к столам, и во всем этом было заметно предвкушение близкого погружения в стихию азарта, такая истероидная нервная вздернутость. У-ух! Я и сам, несмотря на уверенность, ощутил знакомое покалывание куража. Но я понимал, что мне предстоит самое трудное, пройти между Сциллой и Харибдой, так сказать: устроить залихватский разгуляй и при этом четко контролировать события.
Краем глаза я заметил, как к Наташе подошла коллега: примерно так же вызывающе одетая (то есть, полураздетая) блондинка в зеленом платьице. Они о чем-то оживленно заговорили, блондинка энергично взмахивала руками, брюнетка вела себя куда сдержаннее.
На наш стол явилась квадратная бутылка виски, а точнее, бурбона «Джим Бим», а также нормальная круглая нашей «Посольской» водки, одна тарелка с разными бутербродами, другая с соленьями, источавшими умопомрачительный укропно-чесночный аромат… Видать, Европа Европой, а лучше русских закусок-разносолов под водочку никто ничего так и не придумал. В целом же видно было, что дело здесь солидное, давно поставлено на широкую ногу… И вот, наконец, раздался знакомый барион конферансье:
— Дорогие гости, мы можем приступать к главному этапу программы
Так, конечно, сказал не Пушкин, а Модест Ильич Чайковский, младший брат Петра Ильича, он же автор либретто «Пиковой дамы». Но не будем придираться!
Ведущий продолжил речь умело, в меру игриво и развязно, пересыпая ее пошловатыми шутками — меня, писателя с развитым «вкусом текста» это слегка коробило, хотя вида я не подавал, конечно. С видимым удовольствием я выпил водки — «Посольская» оказалась на диво хороша, видимо, приготовленная строго по рецептуре, с соблюдением технологий — заел соленым огурцом.
— Жизнь удалась, кажется! — объявил я соседям, стараясь дозировать пошлость и глупость, в отличие от ведущего, окончательно скатившегося в громогласные банальности.
И я заметил, как переглянулись сразу трое за столом и ощутил, что попал в цель. Образ наивного прожигателя красивой жизни, кажется, мне удается. Пока, во всяком случае. Я даже ощутил легкий всплеск актерского самолюбия. Ну а что, разве не артист я? В кино снимаюсь! Должен в любой ситуации найти оптимальную роль.
Тут, наконец, трепло-профессионал в смокинге завершил болтовню словами:
— … короче говоря, дорогие гости, отдыхайте, культурно проводите время, чувствуйте себя как дома… Но не забывайте, что вы в гостях… Шутка! Шутка! Разумеется, это шутка, я надеюсь, что вы, люди творческие, оцените юмор. Ну а я, со своей стороны, желаю вам благосклонности Фортуны! — и сделал роскошный взмах рукой.
Ясно было, что фразы эти у него стандартные, штампованные, но все же стоит отдать ему должное: произносил он их сценически эффектно, с модуляциями голоса, с точно расставленными интонациями. Короче говоря, зря свой хлеб не ел, и платили ему за эту работу, судя по всему, неплохо.
Заключительной тирадой он заметно взбодрил присутствующих и дал старт собственно игровым сеансам. Некоторые игроки зашуршали бланками для росписи туров или так называемых робберов — отрезков игрового времени. На нашем столе, как я понял, решили обойтись без этого, хотя запись в блокнот один деятель стал вести.
Я еще демонстративно тяпнул водки, хлопнул в ладоши, будто лох на кураже потер их жарко:
— Эх! Делайте ваши ставки, господа!
— Сначала вы давайте, — был ответ. — Кто у нас тут в долгах, как в шелках?
Трегубов полез в карман пиджака:
— Ну вот, пожалуйста, — извлек техпаспорт, небрежно и эффектно шваркнул его в центр стола. Один из игроков, очень светлый блондин с длинными волосами, почти альбинос, с очень некрасивым, но надменным, уверенным, каким-то харизматичным лицом, взял документ, полистал, поизучал, бросил обратно, добавив одно слово:
— Играем.
Ясень пень играете. Вы же для этого сюда и проперлись — Меня разуть и раздеть. Подумал я лыбясь, как можно более дружелюбно на альбиноса. Наполнил стопку «Посольской», будто берегов не вижу и серьезности ставок не понимаю. Но мозг мой за маской беспечности, максимально сконцентрировался.