Пища любви
Шрифт:
— Порежьте эти перцы, шеф.
— Да, шеф.
— А теперь эти луковицы.
— Да, шеф.
Кое-кто смеялся. Все понимали, что делает Хуго: если Бруно потрет глаза, когда будет резать лук, едкий сок чили тут же попадет в них.
Бруно порезал чили и лук, вымыл руки и подошел к Хуго, который как раз готовил из крабового мяса и грейпфрута очень сложное блюдо под названием gratin. Не говоря ни слова, он взял одного краба и стал делать то же самое, что делал шеф.
— Что ты делаешь? — холодно спросил Хуго.
Бруно не ответил.
В кухне стало тихо. Бруно спокойно взял разделочную доску и отошел от Хуго, найдя себе место для работы между двумя другими поварами. Он знал, что Хуго больше его не тронет. Ему нужно было подумать о более важных вещах — о том, что он приготовит для Лауры.
Тем временем возле маленького бара неподалеку от бульвара Глориозо barrista Дженнаро радостно суетился, разбирая мотор своего фургона. Бруно снабдил его кое-какими частями от трактора, и Дженнаро собирался выяснить, не подойдут ли они к его «Гадже» и нельзя ли с их помощью еще больше повысить в ней давление. Некоторые из них казались ему многообещающими.
Как и Бруно, Ким Феллоуз и Лаура готовились к их последнему ужину в «Темпли». Но пока Бруно резал, шинковал, чистил и просеивал, Ким и Лаура принимали душ и наряжались.
У Кима уже сложился определенный ритуал одевания Лауры. Она стояла обнаженная перед зеркалом, а он натянул на нее через голову красное вечернее платье, потом расчесал ей волосы и уложил их так, чтобы они спадали на воротник.
— Это платье очень тяжелое, — пожаловалась Лаура, втайне надеясь, что ей удастся убедить Кима надеть другое, полегче.
— Но в нем ты похожа на princessa с картины Боттичелли, — возразил Ким, стоя рядом с ней. Он положил руку ей на живот и почувствовал через ткань его упругость. — Особенно когда под платьем ничего нет.
Лаура улыбнулась своему отражению в зеркале.
— К тому же, — пробормотал Ким, — это будет особенный вечер. Ты должна быть неотразима.
— Знаю. И я очень жду этого вечера.
— Я не об этом, Лаура.
— Конечно, это ведь последний вечер. Мы в последний раз увидимся со всеми ребятами.
Ким тоже уезжал из Рима на встречу со своими бывшими коллегами.
— И не об этом.
Она озадаченно посмотрела на него. Он на мгновение закрыл глаза, словно прикидывая, стоит говорить или нет.
— В моем кармане лежит кольцо, — наконец решился он и прикоснулся к карману смокинга — Точная копия того, что изображено на руке Марии Магдалины с картины Микеланджело ди Меризи [53] . Я специально заказывал его у очень хорошего ювелира. Я решил сказать тебе это сейчас, чтобы ты была готова к тому, что я скажу потом. Я знаю, ты не любишь, когда тебе заранее рассказывают о сюрпризе, тем самым портя все удовольствие. Но поверь мне, все будет как надо. Я продумал детали и подготовился, чтобы все было как надо.
53
Микеланджело ди Меризи — настоящее имя Караваджо (1573–1610).
— О чем ты, Ким?
— Лаура, я хочу, чтобы ты была готова к кое-чему особенному, что случится сегодня вечером. Только пообещай оказать мне любезность, когда я это скажу, ладно? Я буду говорить по-итальянски, и мне будет очень приятно, если ты тоже будешь говорить на этом языке. Тогда все будет звучать красивее, а я хочу, чтобы все, до мельчайших деталей, было красиво — В этот момент зазвонил дверной звонок. — Вот. Это наш экипаж.
— Ты заказал такси?
— Не совсем. Я же сказал, что сегодня вечером все будет по-особенному.
Он заказал лошадь и коляску; на заднем сиденье их ждало ведерко со льдом и бутылка шампанского. Помогая Лауре сесть в экипаж, Ким все еще хранил свой секрет, но Лаура уже догадалась: в ее последний вечер в Италии, в Риме, он сделает ей предложение. Это было настолько неожиданно, что Лауре казалось, будто ее оглушили.
Когда закат окрасил верхушки церквей в рыжий цвет, пара голубков подкатила к Санта-Мария-де-Трастевере.
— На следующей неделе меня снова будут окружать зашоренные американцы, психованные уличные попрошайки и запрещающие надписи, — вздохнула Лаура.
— Как это жутко. Давай не будем об этом думать — В последние дни Ким часто пользовался словом «жутко».
Коляска дернулась и остановилась. Маленький фургон «фиат» выехал из ворот и перегородил движение. Кучер что-то прокричал, водитель «фиата» ответил через окошко с опущенным стеклом, что он, мол, сейчас, мигом, а кучер пока может заняться любовью с лошадью, которая, вполне возможно, приходится ему родной матерью. Лаура засмеялась. Ким взял ее за руку.
— Спасибо, что не сердишься, — тихо произнес он.
— Сердишься? Почему я должна сердиться? Это же… — Она чуть не сказала «это же здорово», но передумала — Это же обычное дело, — сдержанно заметила она.
Кучер, видимо, сказал что-то грубое, потому что водитель «фиата» явно передумал освобождать дорогу и теперь рассказывал кучеру, что он проделает сперва с его сестрой, которая на весь Рим известна тем, что берет в рот у первого встречного. На случай, если кучер не знаком с техникой, которой пользуется его сестра, водитель «фиата» изобразил ее мимически.