Письма Чехова к женщинам
Шрифт:
А. П. Чехов – О. Л. Книппер
12 ноября 1901 г., Ялта
С новосельем, радость моя! Только почему ни ты, ни Маша не сообщаете нового адреса? Этак вскользь Маша сообщила, что вы смотрели квартиру в доме Гонецкой, а взяли ли эту квартиру и где она – ничего не известно. Буду ждать нового адреса, а пока не знаю, что делать, как поступать – писать или не писать.
Елпатьевская немножко наврала. Она говорила тебе, что у меня в кабинете тепло, между тем я отлично помню, как она пожималась у меня в кабинете и жаловалась, что ей холодно. Да, дуся моя, радуйся и торжествуй: я остригся, о чем уже и сообщал тебе. Зубы твоим мылом чищу и вспоминаю тебя каждый раз. Ем отменно.
«В мечтах» – хорошее название, легкое и приятное. Я бы с большим удовольствием прислал Немировичу рассказ, но ведь все, что я теперь пишу, немножко длинно, неудобно для публичного чтения, а то, что я сейчас пишу, едва ли цензурно, т. е. едва ли допустимо для публичного чтения. Нет, уж попроси лучше, чтоб извинил.
Только что сделал открытие: кто-то на моем столе разбил мою большую круглую чернильницу. Очевидно, убирали на столе.
Целую мою славную, хорошую жену, обнимаю и благословляю.
Твой Антонио.О. Л. Книппер – А. П. Чехову
13-ое ноября вечер 1901 г., Москва
Утром писала тебе и опять села
Мне вот все мерещится, что где-то, когда-то мы с тобой всласть поживем вдвоем. Где это будет – я не знаю. Но хочется очень. А тебе хочется? Хочется жизни красивой, широкой, свежей, а способна ли я на нее – не знаю. И это сомнение ужасно.
Дусик мой, что ты поделываешь? Не тоскуй только очень. Свидимся – опять будем вместе, будем счастливы, опять будешь меня называть собакой – да?
Ах, Антон, Антон…
Кто у тебя бывает из интересных? Пиши мне все. Очень жалею, что не могу познакомиться с Бальмонтом. Воображаю, что он за пьесу напишет! Я что-то не верю.
Вишневский с восторгом показывал твою открытку [226] и с восторгом рассказывал, как и что он тебе написал.
В труппе чувствуется нелюбовь к Алексееву, даже больно слушать. Стали его бояться, но не любить. Только молчи об этом.
Сейчас был Немирович, привез мне конфект на новоселье, сидел, болтал. Я ему сказала про Алексеева, – то, что сейчас писала тебе. Он, верно, это сам чувствует.
Театра нового, верно, не будут строить, а перестроят наш. Купец Морозов ассигновал мне сегодня на Юлию, т. е. на туалеты, 500 р., но выйдет, наверное, больше, т. к. она одета по последней парижской моде. Воображаю, во сколько им влетит эта пьеса! А мне на эту Юльку жаль даже директорских денег. Вообще я теперь, как прихожу на репетицию, так на меня нападает спячка, апатия, равнодушие и даже скользит какая-то злоба.
Начал читать рассказ Горького в «Курьере»? [227]
Ну, покойной ночи, мой дорогой, у меня болит голова опять. Увидь меня во сне. Приезжай, когда тебе разрешит это твое докторское чутье. Только не вреди своему здоровью, ради Бога. Целую тебя, родной мой, голубчик мой, любимый мой.
Твоя собакаА. П. Чехов – О. Л. Книппер
17 ноября 1901 г., Ялта
Милая моя супружница, слухи о Толстом, дошедшие до вас, насчет его болезни и даже смерти ни на чем не основаны. В его здоровье особенных перемен нет и не было, а до смерти, по-видимому, еще далеко. Он, правда, слаб, на вид хил, но нет ни одного симптома, который угрожал бы, ни одного кроме старости… Ты ничему не верь. Если, не дай Бог, случится что, то я извещу тебя телеграммой. Назову его в телеграмме «дедушкой», иначе, пожалуй, не дойдет [228] .
А. М. здесь, здоров. Ночует он у меня, и у меня прописан. Сегодня был становой [229] .
Я пишу, работаю, но, дуся моя, в Ялте нельзя работать, нельзя и нельзя. Далеко от мира, неинтересно, а главное – холодно. Получил письмо от Вишневского; скажи ему, что пьесу напишу, но не раньше весны.
У меня в кабинете горит теперь лампа. Пока не воняет керосином, ничего себе.
А. М. не изменился, все такой же порядочный, и интеллигентный, и добрый. Одно только в нем, или, вернее, на нем, нескладно – это его рубаха [230] . Не могу к ней привыкнуть, как к камергерскому мундиру.
Погода осенняя, неважная.
Ну, оставайся жива и здорова, светик мой. Спасибо за письма. Не хворай, будь умницей. Кланяйся своим.
Целую тебя крепко и обнимаю.
Твой муж Антонио.Я здоров. Москва подействовала на меня изумительно хорошо. Не знаю, Москва ли это, или ты виновата, только кашляю я очень мало. Если увидишь Кундасову или кого-нибудь из тех, кто увидит ее скоро, то передай, что в настоящее время в Ялте находится д-р Васильев, психиатр, который болен очень серьезно.
О. Л. Книппер – А. П. Чехову
20-ое ноября, ночь, 1901 г., Москва
Милый, хороший, нежный мой, любимый мой, душу тебя в объятиях и целую тысячи раз за милую фотографию. Ты такой там дусик, что я совсем влюбилась и неудержимо захотелось иметь тебя здесь, около меня, близко, близко…
Какой это доктор Тихонов был у тебя? Можно ему верить? Если да, то это большое счастье! Значит, тогда ты можешь приехать и жить здесь, хотя это страшно. Как ты думаешь, сильный мой человек? Мне без тебя тоскливо и дико. Мне нужна твоя мягкость и нежность. Я около тебя делаюсь лучше. Ты веришь?
Сейчас очень поздно. Я только что вернулась из театра, начерно прошли 2 акта, смотрели гримы, – есть интересные. Пьеса пока никак не идет. Утром репетировали «Чайку» с Загаровым – Сориным. Потом ходила за покупками, обедали; заходили к нам Васильева, Малкиель, Дроздова и приехала Мария Федоровна из Мелихова; Бунин заходил; завтра приезжает его жена. В пятницу мы обедаем у Малкиель.
Отчего ты не хочешь устроиться с немцем Шольц и получать гонорар? Объясни.
Как ты славно, мягко сидишь с Толстым. Я все любуюсь. Ты еще ездил к нему? Ты работаешь, Антонка? Мне спокойно, если буду знать, что работаешь, значит, меньше тоскуешь и занят.
Кончаю, дусик мой, страшно устала. Присылаю письмо, кот. я получила. Целую крепко, обнимаю горячо.
Твоя собака.А. П. Чехов – О. Л. Книппер
22 ноября 1901 г., Ялта
Я послал тебе как-то открытое письмо с изображением Толстого. Получила? Толстой здоров, температура у него нормальная, и пока нет ничего такого, что особенно бы пугало, кроме старости, конечно.
Сегодня нет письма от тебя, радость моя. Поэтому я не в духе. И оттого, что опять был Лазаревский. Здоровье ничего себе, пожаловаться не могу. В театре здешнем, как я уже писал тебе, идут сегодня «Три сестры». Актеры отвратительные, обстановка еще того хуже. А сбор, вероятно, полный. Погода тихая, теплая, облачная.
Я послал тебе фотографию – разве не получила? Что же ты еще хочешь? А та, что мы вместе снимались в Аксенове, у тебя есть.
Итак, помни, деточка, в декабре ты должна быть в Ялте. Непременно! Твой приезд для меня был бы сущим благодеянием. Эта зима для меня самая скучная из всех зим, с удовольствием бы я уехал.
Сегодня Марфуша чистила мой пиджак и пришила пуговицу.
Ну, писать больше не о чем. Целую тебя, Книппуша, не скучай, работай, веселись, если есть возможность.
Как идет пьеса Немировича? Нравится тебе?
Однако до свиданья! Обнимаю мою Книппушу.
Твой Antonio.Если в Великом посту не будете играть в Петербурге, поедем в Италию. Хочешь?
А. П. Чехов – О. Л. Книппер
24 ноября 1901 г., Ялта
Деточка моя, скажи Немировичу, чтоб он поскорее прислал Горькому IV акт его пьесы [231] . Скажи, что это необходимо.
На дворе идет снег и дождь. У меня руки холодные, в кабинете пасмурно и холодно, писать трудно, пальцы как-то не слушаются, хотя термометр показывает 12 градусов тепла. И так будет всю
Горький устроился в Олеизе, был у меня; по-видимому, ему скучно. Занялся бы пьесой, да пьесы нет, Немирович не шлет.
Здесь, в Ялте, шли «Три сестры» – отвратительно! Офицеры были с полицейскими погонами, Маша говорила хриплым голосом. Сбор был полный, но публика ругала пьесу отчаянно.
В «Русской мысли» Потапенко в своей повести ругает Художеств. театр [232] .
Итак, просись не в Севастополь, а в Ялту. Милая дуся моя, уважь! Прошу тебя! Немирович эгоист, притом грубый; он велел тебе приехать к 20 августа, когда нечего было делать, и теперь все праздники будешь сидеть без дела – и я порву с театром, ничего не стану писать для него.
Скажи тете Лёле, что фотографию прислал бы ей с удовольствием, но – увы! – есть только ялтинские у меня, а они устарели, не годятся. Вот приеду весной, тогда возьму у Опитца и поднесу ей с какой угодно надписью. Пусть пока извинит. Лазаревский был вчера в третий раз, сегодня, кажется, уехал. Бальмонт тоже уехал сегодня. Елпатьевский уже был у вас, вероятно.
Поедем, собака, в Италию! Поедем! Поедем, пока есть деньги, а то, гляди, года через два-три уже нельзя будет разъезжать.
Обнимаю тебя, моя жена. Спи покойно, Бог тебя хранит.
Твой Antonio.
Мать, когда я сказал ей, что ты приедешь на Рождество, обрадовалась и сказала: «Ну, слава Богу». Сегодня опять говорила об этом и просила написать тебе, чтоб ты приехала непременно.О. Л. Книппер – А. П. Чехову
27-ое ноября, ночь, 1901 г., Москва
Здравствуй, дорогой мой, южный мой цветок! Как живешь? Как настроение? Ты меня не дразни, что приедешь в Москву в январе. Я этим живу и мечтаю об этом. А ты вдруг замолчал о приезде. Отчего? Поговариваешь ехать за границу. Не надо этого, милый мой. Ты будешь так далеко от меня! Когда я начинаю писать тебе, мне почему-то все кажется не важным и я теряюсь, и не пишу тебе многих пустяков, кот. все-таки наполняют и письма и жизнь. Но я думаю, что то же самое и с тобой. Когда нет главного, т. е. нашей совместной жизни, то остальное кажется мало интересным. Права я?
Я знаю, что ты томишься в Ялте, скучаешь, и одно меня только утешает, что здоровье твое в хорошем состоянии. Милый, пиши мне больше о своем самочувствии, не воображай, что это может надоесть мне, как ты говоришь всегда. Мне все близко и дорого, что тебя касается. M-meе Бонье говорит, что ты очень хорошо выглядишь и настроение хорошее было у тебя. Правда? Да я и по письмам чувствовала это. А в последних читаю что-то другое. Ты здоров?
Завтра будет письмо от тебя. Собака твоя все такая, только худеть начала. Ночи мне противны, без аппетиту ложусь. По утрам все пою, пока голос есть. Читать почти не приходится, и это меня нервит сильно. Мне так хочется увлечься какой-нибудь книгой. Антонка, дусик, ведь я буду знать, что ты напишешь новенького, буду? Ты мне пришлешь?
Мне так хочется прижаться к тебе, слышать стук твоего сердца, чувствовать тебя так близко, близко и потихоньку рассказывать тебе обо веем. И знать и чувствовать, что ты меня любишь, золото мое. Меня ведь никто так не любит, как ты, правда или нет? Как мы встретимся? Как поглядим друг на друга?.. У меня сердце лопнет. А ты будешь сдержанный и как будто ничего не волнуешься. Ты думаешь о том, как мы свидимся? Ты меня будешь крепко, вкусно целовать и обнимать? Как скверно жить без ласки…
Отыграли сейчас «Сестер» в 39-й раз. Лужскому лучше гораздо. «Штокман» прошел вчера с треском, после 5-го вызывали раз 20. «Сам» в насморке. Артему что-то опять нехорошо.
Ну покойной ночи, милый. Воздух у нас отличный в квартире, сухости не чувствуется, жары нет, приятно.
Целую крепко.
Твоя собакаА. П. Чехов – О. Л. Книппер
28 ноября 1901 г., Ялта
«Я пишу скучно, однообразно, неинтересно…». Ты уж и забыла, что писала мне сии слова, дурочка моя. А я так люблю твои письма! Пиши и скучно, и однообразно, только, пожалуйста, почаще, а я за это буду присылать тебе картинки.
Как решила? Приедешь в Ялту на Рождестве или нет? Мне это нужно знать наверное.
У нас в доме холодно; печки, случается, бывают горячие, но тепла не бывает. У меня в кабинете обыкновенная температура +12 и редко бывает +13. Камина топить нельзя, потому что от камина у меня глаза болят. А при 12 градусах работать трудно. Злюсь только и больше ничего, хотя и знаю, что это глупо.
С каким удовольствием я теперь поговорил бы со своей женой, потрогал бы ее за лоб, за плечи, посмеялся бы с ней вместе. Ах, дуся, дуся!
Ну, Бог с тобой, будь жива и здорова, и весела. Пиши!
Твой AntonioО. Л. Книппер – А. П. Чехову
28-ое ноября ночь 1901 г., Москва
Напишу тебе хоть несколько слов, дорогой мой, чтоб ты каждый день имел письмо от меня. Сейчас очень поздно, и я сильно устала. Целый вечер волновалась в мамином концерте, а потом ужинали у наших, – и я как разбитая.
Почему второй день нет писем от тебя? Меня это мучает. Последние письма были тоскливые и вдруг – ничего. Меня это беспокоит. Здоров ты? Голубчик, любимый мой, не скрывай от меня ничего, что бы ни было.
Мысли и мечты о тебе помогают мне жить, заставляют бодрее смотреть на жизнь. Не сомневайся во мне, верь мне, что я люблю тебя.
Антонка, может, ты удерешь вместе со мной в Москву, если мне можно будет приехать? Проживешь здесь с месяц, и нам обоим будет легче. Что ты на это скажешь? Ответь мне, дусик. Твои письма стали неласковые.
В театре не была сегодня. Вишневский помогал мне в концерте продавать афиши, продали на 60 р. Концерт прошел хорошо. Было много народу. Самуэльсон играл.
Сегодня утром был у меня Петр Кожевников и привел свою жену. Противный он, не люблю. Воображает, что я заведу с ним знакомство. Завтра мы обедаем у Коновицер. Ну, кончаю, родной мой, близкий мой. Умоляю, пиши все о себе, всякую твою мысль, кот. заползает к тебе и будет мучить, пиши все откровенно. Когда мы будем вместе, неразлучны?! Так жить бессмысленно.
Целую тебя любовно, дорогой мой. Люби меня и вспоминай чаще.
Твоя Оля.А. П. Чехов – О. Л. Книппер
30 ноября 1901 г., Ялта
Книппуша моя милая, умница ты моя, я жив и здоров, чувствую себя сегодня недурно; и погода великолепная, солнечная, а вчера была буря, дождь, ломало деревья.
Гостиницы в Севастополе отвратительные, подлые; если, допустим, 21 декабря ты приедешь в Севастополь, то 21-го же будешь и в Ялте. Приезжай, моя милая, умоляю тебя! Я очень скучаю, так скучаю, что совсем не могу работать, а только сижу и газеты читаю. Будущую зиму я буду жить в Москве во что бы то ни стало, что бы там ни говорили доктора. Или под Москвой, где-нибудь на даче, в Царицыно или Химках.
Скажи Маше, чтоб она привезла: 1) фартуков для прислуг, 2) белых тесемок для белья, 3) черных тесемок подол подшивать, 4) перламутровых пуговиц для белья. Это продиктовала мне мать.
Вчера у меня был Горький. Он здоров, собирается написать еще одну пьесу. Живет он в Олеизе, где нанял дачу.
Получила ли открытое письмо с изображением Толстого?
О. О. Садовская мне очень нравится, она настоящая, неподдельная артистка-художница, очень талантливая.
Ну, дуська, Бог с тобой. Целую тебя без конца и радуюсь, что я женат на тебе. Приезжай, милая, хорошая, добрая моя немочка, актрисуля. Приезжай!
Твой Antonio