Письма Чехова к женщинам
Шрифт:
А. П. Чехов – О. Л. Книппер
28 февр. 1902 г., Ялта
Жена моя, Олюша милая, как доехала? Я беспокоюсь, душа не на месте. Твои мозоли, затем эта погода лютая отравили мне сегодня весь день, и я не успокоюсь, пока не получу от тебя письма. Как? Что? Ради Бога, пиши, дуся, подробно. Пиши, милая. Погода продолжает быть холодной, скверной, и я рисую, как ты в настоящее время подъезжаешь к Байдарам, скрюченная от холода и сердитая.
Приезжай, дуся, поскорей. Я не могу без жены.
Напиши поподробней, как и что в Петербурге, имеете ли вы успех, что нового, что слышно и проч. и проч. Если увидишь Миролюбова, то поклонись ему, скажи, что телеграмму получил от него сегодня [244] .
Сегодня узнал, что умер сын Харьков. профессора Гиршмана, с которым я был знаком в Ницце.
Идет снег. Когда станет теплее, пойду исполню твое приказание, постригусь. А вот как мне быть с баней – совсем не знаю. Должно быть, придется ехать в Москву, чтобы помыться. Кстати, напиши: как горели бани и что горело? [245]
После твоего отъезда приходил Лавров.
Мне все кажется, что дорогою ты растеряешь деньги и останешься
Когда станет грустно, то вспомни, что у тебя есть муж, покорный и любящий свою жену-цацу. Если, не дай Бог, заболеешь, то немедленно кати ко мне, я за тобой буду ухаживать.
Ну, целую тебя, обнимаю мою собаку, почесываю тебе обе ноги и бока. Помни обо мне.
Твой иеромонах АнтонийА. П. Чехов – О. Л. Книппер
2 марта 1902 г., Ялта
Милая моя собака, сегодня на дворе отвратительно: мороз, сильный ветер, снег, одним словом – тьфу!!
Я занят, читаю корректуру [246] , но все же чувствую скуку и злюсь. В комнатах холодище.
С нетерпением жду от тебя письма из Петербурга. Напиши все подробно, не поленись; не заставляй меня колотить тебя каждый день за леность и нерадение. Умоляю тебя, пиши!
Моя комната и моя постель похожи теперь на дачи, покинутые постояльцами.
Целую мою жену бесподобную и обнимаю.
Твой немец АнтонА. П. Чехов – О. Л. Книппер
8 марта 1902 г., Ялта
Жена моя жестокая, вот уже пятница, а я ничего не знаю о вашем театре, как он в Петербурге и что. Очевидно, или театр провалился, или жена мне изменила. Немировичу жаль денег и времени, это я понимаю, но мне-то скучно, и я интересуюсь судьбами вашего театра так же, как и вы все.
Погода стала лучше, но холодно, не глядел бы ни на что. Я ем помногу; вчера был Альтшуллер, выслушивал меня, велел поставить мушку, что я и исполнил. Кашляю меньше. Получил от Миролюбова корректуру своего рассказа [247] и теперь хлопочу, чтобы сей рассказ не печатался, так как цензура сильно его попортила. Начну хлопотать о разводе, если узнаю, что моя жена ведет себя дурно, мало отдыхает.
Ах, собака, собака!
Пиши мне каждый день, пиши подробно, обстоятельно; ведь как-никак я у тебя один, и кроме меня у тебя нет ни души на этом свете. Помни сие.
Перестал писать это письмо. Опять начал, прочитав газеты. В московских газетах прочел телеграмму, что Худож. театр имел «колоссальный» успех.
Поздравляю, дуся! Все-таки желательно было бы знать подробности.
Обнимаю тебя, зузуля, и целую. Храни тебя Бог.
Твой Antoine
Я остригся. Писал ли тебе об этом?А. П. Чехов – О. Л. Книппер
12 марта 1902 г., Ялта
Милый мой, славный дусик, зачем такое кислое, хмурое письмо? И у меня тоже сегодня здоровье неважное, гораздо хуже вчерашнего; вероятно, погода изменится. Хорошая моя, не унывай, не скучай, ведь скоро мы опять будем вместе, и я постараюсь, чтобы тебе было хорошо.
Отчего ты не получаешь моих писем? Я посылаю по адресу – Кирпичная, такой улицы нет, и я боюсь, что мои письма тобой не получены. Уж телеграфировала бы, что ли.
Лику я давно знаю, она, как бы ни было, хорошая девушка, умная и порядочная. Ей с С. будет нехорошо, она не полюбит его, а главное – будет не ладить с его сестрой и, вероятно, через год уже будет иметь широкого младенца, а через полтора года начнет изменять своему супругу. Ну, да это всё от судьбы.
Пиши мне подробнее, я без тебя скучаю. Ты пишешь, что тебе надоел театр, что ты играешь без возбуждения, со скукой. Это ты утомилась.
Сегодня погода похуже, но я все-таки весь день сидел в саду.
Я, пишешь ты, не писал тебе уже два дня, и пишешь ты об этом таким тоном, как будто я тебя уже бросил. Дуся моя! Хотя бы я не писал тебе 200 дней, знай, что я не могу тебя бросить и не брошу, что бы там ни было. Обнимаю тебя, деточка, и целую.
Твой немец АнтонА. П. Чехов – О. Л. Книппер
17 марта 1902 г., Ялта
Милый мой крокодил, сегодня получил от тебя два письма; одно из них написано 11 марта, а почтовый штемпель – 13-го, очевидно, кто-нибудь таскал письмо в кармане.
У меня кашель все слабее. Видишь, дуся, какой я. Сегодня ветер и весеннее настроение, после дождя все зацвело и стало распускаться.
Если увидишь еще раз А. А. Потехина, то кланяйся ему и скажи, что я его очень уважаю. Гонорар пусть получит Маша, напиши Зоткину или ей – как знаешь, о собака.
Значит, скоро ты сделаешься знаменитой актрисой? Саррой Бернар? Значит, тогда прогонишь меня? Или будешь брать меня с собой в качестве кассира? Дуся моя, нет ничего лучше, как сидеть на зеленом бережку и удить рыбу или гулять по полю.
Я ем хорошо. Можешь не беспокоиться. Ты получила от меня, как пишешь, только 3 письма, а между тем я послал их тебе по крайней мере 12.
Мать очень обрадовалась почему-то, когда узнала, что ты была у Миши и что он был у тебя с О. Г.
Итак, стало быть, «Дядя Ваня» не пойдет? О, как это нехорошо!
До свиданья, пупсик мой, целую тебя горячо. Будь здорова и весела.
Твой строгий муж Antoine.А. П. Чехов – О. Л. Книппер
19 марта 1902 г., Ялта
Милый мой, удивительный дусик, вчера я не писал тебе – и только вчера, а ты то и дело оставляешь меня без письма. Например, сегодня. Как же после этого не бить тебя?
Я здоров, как бык. Погода порядочная. Почти все время сижу вне дома. Вчера вечером был у меня Леонид Андреев с женой, и она, т. е. его жена, показалась мне очень неинтересной; от такой я бы непременно ушел. Сегодня приходила m-me Корш, жена голубы Корша. Что еще написать
Скоро, скоро я начну поджидать тебя, моя немочка золотая. Тихомирова благодарю и благодарю.
А Вишневский мне ничего не пишет, между тем мне очень хотелось бы знать, каковы его петербургские впечатления.
Целую собаку мою, обнимаю миллион раз.
Твой деспот Antoine.А. П. Чехов – О. Л. Книппер
28 марта 1902 г., Ялта
Здравствуй, кутила! Сегодня пасмурно, хочет идти дождь, холодновато. Зубов еще не кончил пломбировать, но скоро кончу. Приезжают на днях Бунин и Нилус, который будет писать с меня портрет.
Гриша Глинка – это сын баронессы Икс. Я с ним плыл от Владивостока, вспоминаю о нем с удовольствием, мальчик хороший. Если Острогорский, который провозгласил за ужином мое здоровье, редактирует «Образование», то это нехороший Острогорский, репутация у него неважная. Он напечатал в своем журнале костомаровскую сказку, которую выдал за толстовскую.
Ты мне нужна, моя немочка, приезжай поскорей. Хочется поскорее попутешествовать и с тобой насчет этого посоветоваться.
Ты пишешь, что расстроила себе желудок. А ты не пей шампанского.
Бог с тобой, моя милюся, да хранят тебя ангелы святые. Не забывай своего мужа, вспоминай о нем хоть раз в сутки.
Обнимаю тебя, мою пьяницу.
Твой муж в протертых брюках, но не пьющий
AntoineА. П. Чехов – О. Л. Книппер
18 июня 1902 г., по дороге из Н.-Новгорода в Казань
Милая, хорошая моя жена Оля, в вагоне я спал чудесно всю ночь, теперь (12 час. дня) плыву по Волге. Ветер, прохладно, но очень, очень хорошо. Все время сижу на палубе и гляжу на берега. Солнечно. Морозов везет с собой двух добродушных немцев, старого и молодого; оба по-русски – ни слова, и я поневоле говорю по-немецки. Если вовремя переходить со стороны на сторону, то ветра можно не чувствовать. Итак, настроение у меня хорошее, немецкое, ехать удобно и приятно, кашля гораздо меньше. О тебе не беспокоюсь, так как знаю, уверен, что моя собака здорова, иначе и быть не может.
Вишневскому поклонись и поблагодари его; у него температура немножко высока, он трусит и хандрит – это с непривычки.
Маме низко кланяюсь и желаю, чтобы ей было у нас покойно, чтобы ее не кусали клопы. Зину приветствую.
Буду писать каждый день, дуся моя. Спи спокойно, вспоминай о муже. Пароход трясет, писать трудно.
Целую и обнимаю жену мою необыкновенную.
Телеграфируй, что сказал Штраух.Твой А.
А. П. Чехов – О. Л. Книппер
18 сентября 1902 г., Ялта
Супружница моя славная, у меня целое событие: ночью был дождь. Когда утром сегодня я прошелся по саду, то все уже было сухо и пыльно, но все же был дождь, и я ночью слышал шум. Холода прошли, опять стало жарко. Здоровье мое совершенно поправилось, по крайней мере ем я много, кашляю меньше; сливок не пью, потому что здешние сливки расстраивают желудок и насыщают очень. Одним словом, не беспокойся, все идет если и не очень хорошо, то по крайней мере не хуже обыкновенного.
Сегодня мне грустно, умер Золя. Это так неожиданно и как будто некстати. Как писателя я мало любил его, но зато как человека в последние годы, когда шумело дело Дрейфуса, я оценил его высоко.
Итак, скоро увидимся, клопик мой. Я приеду и буду жить до тех пор, пока не прогонишь. Успею надоесть, будь покойна. Скажи Найденову, если речь зайдет насчет его пьесы, что у него большой талант – что бы там ни было. Я не пишу ему, потому что скоро буду говорить с ним – так скажи.
Морозову я писал то же самое, что написал тебе, т. е. что я выхожу из пайщиков по безденежью, так как не получил долга [248] , который рассчитывал получить.
Не хандри, это тебе не к лицу. Будь веселенькой, дусик мой. Целую тебе обе руки, лоб, щеки, плечи, глажу тебя всю, обнимаю и опять целую.Твой А.
А. П. Чехов – О. Л. Книппер
14 декабря 1902 г., Ялта
Дуся моя, замухрыша, собака, дети у тебя будут непременно, так говорят доктора. Нужно только, чтобы ты совсем собралась с силами. У тебя все в целости и исправности, будь покойна, только недостает у тебя мужа, который жил бы с тобою круглый год. Но я так и быть уж, соберусь как-нибудь и поживу с тобой годик неразлучно и безвыездно. И родится у тебя сынок, который будет бить посуду и таскать твоего такса за хвост, а ты будешь глядеть и утешаться.
Вчера я мыл голову и, вероятно, немножко простудился, ибо сегодня не могу работать, голова болит. Вчера впервые пошел в город, скучища там страшная, на улицах одни только рожи, ни одной хорошенькой, ни одной интересно одетой.
Когда сяду за «Вишневый сад», то напишу тебе, собака. Пока сижу за рассказом, довольно неинтересным – для меня по крайней мере, надоел.
В Ялте земля покрыта зеленой травкой. Когда нет снега, то приятно смотреть.
Получил от Эфроса письмо. Просит написать, какого я мнения о Некрасове [249] . Это-де нужно для газеты. Противно, а придется написать. Кстати сказать, я очень люблю Некрасова и почему-то ни одному поэту я так охотно не прощаю ошибок, как ему. Так и напишу Эфросу.
Ветрище дует жестокий.
Фомке холодно теперь ехать в Ялту, но, быть может, его можно провезти как-нибудь в вагоне или, быть может, собачье отделение отопляется. Если Маша не возьмет его с собой, то, быть может, возьмет Винокуров-Чигорин, гурзуфский учитель, который сегодня выехал в Москву.
У свиньи, которую ты дала мне, облупилось одно ухо.
Ну, светик, господь с тобой, будь умницей, не хандри, не скучай и почаще вспоминай о своем законном муже. Ведь, в сущности говоря, никто на этом свете не любит тебя так, как я, и, кроме меня, у тебя никого нет. Ты должна помнить об этом и мотать на ус.
Обнимаю тебя и целую тысячу раз.