Письма из замка дракона 3/3
Шрифт:
Однако в этот раз мне удалось полюбоваться только началом заката. Когда я вышла во двор ко времени затмения Тлапилкойана и пошла к восточной башне, мне повстречался Тенкутли. Увидев меня, Тенкутли обрадовался – мне и в голову не пришло ничего плохого! А это он был рад, что не пришлось долго ждать во дворе, не захочется ли мне выйти, или ловить кого-то идущего в нашу башню и просить позвать меня, или орать на весь двор, или, пуще того, по всему Циуатлану за мной гоняться, если я почувствовала что-то неладное. Но нюха на опасность мне не хватило.
Он обрадовался, сказал он, потому что он как раз хотел со мной поговорить, причем для приватности у себя в Тлакецамимильи – это его покои на верхушке Тлапилкойана.
Я ждала его – естественно, на башню, смотреть закатное затмение гор, я не пошла, да ведь из Тлакецамимильи видно еще лучше. То, что кецалькўецпалин вылетел из акашитля как раз в момент угасания света, я не приняла за плохую примету.
Я, правда, заволновалась, сама не знаю почему, но решила, что зря. Ведь, вообще-то, приватно поговорить он мог много где, вот хоть у меня в комнатах, зачем для этого превращаться. Но – мало ли зачем, сейчас сам объяснит.
Хотя странно. Если он про письмо хочет напомнить, что, де, можно писать, он отнесет, или наоборот, скажет, у него дел много, пока относить не будет, можно написать позже, так уединение тут не нужно.
Но я и не слишком сильно волновалась. Вообще-то я здесь все время в напряжении. И, наверное, привыкла. А зря.
Вид у него был, как обычно, страшный. Тот самый, какой был, когда он меня уволок прямо от столба на костре. Но я и тут не испугалась. То есть испугалась, но так, привычно. Вот ты, наверное, когда исповедуешься, то испытываешь страх Божий, но умеренно, не может же исповедник не отпустить грехи ДОМИНИКАНЦУ! Так и я с тех пор, как испугалась, увидев его впервые, уже давно привыкла видеть кецалькўецпалина. С чего бы мне пугаться? Видела много раз, и ни разу он не только мне – никому не сделал ничего плохого. А какое у него на морде выражение, не разберешь. Но мне показалось, что по-прежнему довольное. Может, оно такое и было, только вот не стоило мне на это полагаться.
Он очень осторожно взял меня лапой и перенес в наспинный короб, который использует для перевозки девушек и вообще всякого груза. Взлетел и отвез к себе в Тлакецамимильи. Я обрадовалась, ведь я там ни разу еще не была, и мне было очень интересно, но я НЕ УСПЕЛА разглядеть ничего из того, что там есть. Вынув меня из наспинного короба, кецалькўецпалин вдруг, вместо того, чтобы поставить на ноги и дать оглядеться, сунул меня к себе в пасть! Не целиком, а так, чтобы голова торчала, а пасть слегка прикрыл, чтобы я не могла выбраться. Но я и тут еще не поняла, что пора пугаться!
Должна признаться, братец Клод, хотя это наверняка будет тебе неприятно, и я бы и не стала признаваться, чтобы тебя не расстраивать, но теперь этого требуют интересы дела. Я уже бывала в пасти кецалькўецпалина, и ничем плохим, кроме приятного, это не кончалось. Я видела, ты ведь и сам понял, когда запугивал меня в своем подвале, что я не против того, чтобы мужчина продемонстрировал свою силу перед тем как, ну, ты понимаешь. А сила – это не только мускулы. Страшные железяки, законное оправдание любых действий, покровительство свыше – от бургомистра до Бога – и послушный палач-подручный – тоже СИЛА, да еще какая, верно? Ну вот, а когда мне нужно было подкатиться к Тенкутли, я себя просто убедила, что этот кецалькўецпалин – просто еще один такой ужасно страшный мужчина, дракон-оборотень, которому доставляет огромное удовольствие, что он такой большой и зубастый. А когда я так настроилась, то стала при
Только не подумай, что я управляла ТОБОЙ! Твоя сила – от Бога, даже твой палач с его железяками, хоть и похож больше всего на черта в аду. И пытаться управлять тобой – большой грех. А зачем мне лишний грех на душу? Тем более когда она вскоре будет исторгнута из тела и ей придется держать ответ за его страсти?
А Тенкутли я управляла с удовольствием. Надеюсь, за это ты на меня не очень сердишься? Это же для дела! И, видишь, как я беспокоюсь, что ты будешь сердиться? Прямо-таки больше беспокоюсь, чем когда он брал меня в свою пасть и делал вид, что хочет проглотить!
Но тут он не делал вид, что собирается меня проглатывать. Скорее, что собирается откусить мне голову. Или как называется, если после откусывания именно голова останется снаружи? Откусить меня от головы? Я все еще не испугалась – как велика сила привычки, даже недолгой! – и попыталась руками разжать ему челюсти. Это, конечно, была безнадежная попытка. Но он должен был ее хотя бы заметить. Если ты берешь в рот жареного цыпленка и хочешь откусить его от головы, а он изо всех своих цыплячьих сил пытается разжать твои челюсти, ты это ЗАМЕТИШЬ. Хотя легко можешь откусить все равно.
– Ай! – запаниковала я. – Стой, Тенкутли! Так мне СЛИШКОМ страшно! Вдруг ты чихнешь и поранишь мою нежную шейку? – Это я с ним по привычке заигрывала.
Но он не захотел меня выпустить, а говорить со мною в пасти ему было, наверное, трудно. Он взял лапой книгу… Лапа у него, между прочим, может кончиками когтей брать довольно маленькие вещи, когти так устроены, что точно смыкаются, так что взять книгу – это пустяк… Взял он ее и, подняв над моей головой, ведь лежала я на спине, лицом вверх, поднес мне к лицу, не вплотную, а так, чтобы было удобно читать, и ловко открыл ее одним когтем, другими продолжая удерживать неподвижно. Это оказалась НЕ СОВСЕМ книга: ее страницы были чистыми, и на них можно писать. На открытой странице было прямо в середине написано: "В моем замке шпионки инков устроили заговор против меня! И ты – одна из этих шпионок!!!"
Вот тут я испугалась. Ты видел, как это происходит, и наверняка видел у меня, и не только у меня. Сердце забилось, как сумасшедшее, руки и ноги задрожали, по лицу потек холодный пот, по спине и по голове побежали мурашки, не знаю, встали ли дыбом мои короткие – благодаря тебе – волосы, а впрочем, они и так настолько короткие, что всегда торчком, но ощущение такое было, не удивлюсь, если, посмотрев со стороны, мне сказали бы, что да, вот только никого там не было, чтобы посмотреть и мне об этом сказать. Не Тенкутли же спрашивать. (Кстати, теперь-то я понимаю, что могло бы помочь в той ситуации. Хотя бы от моего страха, если не от его гнева. Но увы, с перепугу не догадалась). Мы одни. Никто не увидит, как моя голова покатится по полу Тлакецамимильи, как бы пытаясь напоследок оглядеться, ведь я раньше тут не была… Дьявол! – прости, братец! – да тут вообще никто никогда не бывает! ПОЧЕМУ? И почему я об этом не подумала?! Это же прямо та самая запретная комната из истории про Синюю Бороду. Может, тут у него куча РАЗЛОЖИВШИХСЯ откушенных голов в углу, и моя к ним сейчас прикатится?! А вдруг я успею их увидеть, когда ткнусь в эту кучу ЛИЦОМ?! От страха я перестала видеть буквы, перед глазами плавали черные и красные пятна… Огромные зубы кецалькўецпалина, казалось, смыкаются все ближе… Но долго молчать было нельзя. Как бы ни было страшно, нужно бороться.