ПИСЬМА К РУССКОЙ НАЦИИ
Шрифт:
Для водворения армян было отведено 200 000 десятин казенных земель и куплено более чем на 2 000 000 рублей земли у мусульман. Неужели же, однако, у самой России тогда не было народа, нуждавшегося в земле? Так как тогда почти вся русская земля была или помещичья, или казенная, то мечтой каждого из многих миллионов крестьян - и мечтой несбыточной - было иметь хоть клочок своей земли да свободно работать на нем. И вот "национальное" правительство наше той эпохи заботливо выписывало из далекой Германии немцев, выписывало персов, выписывало армян, даром (то есть за счет русского народа) отдавало им завоеванные земли, тратило казенные (то есть русского народа) миллионы для их благоустройства. Кроме выписанных армян, как только стала известна благотворительность русской власти, хлынули целые полчища их соплеменников, так что уже тогда число их превысило 200 тысяч. Это было при столь национальном Государе, каким был Николай I. После Крымской войны опять тронулось армянское вселение: к нему относились благосклонно, полагая, что чем больше их будет, тем лучше, почему даже не вели им счета. При Александре II, когда Кавказ наконец был совсем покорен, наша казна делала немалые жертвы, чтобы заселить чудное Черноморское побережье. Вы думаете - русскими людьми? Нет. Боже сохрани. На казенный счет привозили из Малой Азии тех же армян и греков. Вы скажете: это естественно, ибо армяне и греки - южане и более приспособлены к жаркому климату Абхазии. Но казна руководствовалась, очевидно, не этим, ибо, кроме армян и греков, для заселения завоеванного благодатного края выписывала также эстов, латышей,
Читатель спросит: неужели же русское правительство совсем не сознавало необходимости закрепления столь важной окраины за Россией? Сознавало, но не слишком твердо. После войны с Турцией, когда были присоединены богатые землями новые области, Великий князь Михаил Николаевич настаивал на необходимости переселения в Карскую область 100 000 русских поселенцев из внутренних губерний. Но тогдашний министр внутренних дел Лорис-Меликов (армянин) настоял на отказе в этом ходатайстве. Факт необыкновенно характерный, хорошо рисующий истинную механику русской "национальной" политики. Заметьте: даже такой, казалось бы, сильный человек, как наместник Кавказа и превосходный знаток его (притом родной брат Государя) - и тот ничего не мог поделать против либерального временщика из инородцев. Переселение русских не было допущено, а тем временем 100 000 армян и греков хлынули в Карскую область и захватили все, что могли. В 1879 году, когда управлял краем грузин князь Меликов (исправлявший должность наместника), он испросил закон, воспрещающий русским селиться вне городов, - чудовищный закон, имевший главным образом целью не допустить перехода сельской земельной собственности в русские руки. Называю такой закон чудовищным, ибо он помимо всего прочего глубоко оскорбителен для русского народа. Как? В черте Российской империи для коренных русских устраивается черта оседлости? В том самом краю, где пролито целое море русской крови и все ущелья были завалены русскими трупами, - в этом краю все могут селиться вне городов, а русские не смеют? Мне кажется, кости героев, погибших в бесчисленных кавказских подвигах, со стоном переворачивались от такой "национальной" политики. Стоило, в самом деле, лезть на стены неприступного Гуниба или Карса затем только, чтобы сделать миллион армян и греков турецких - кавказскими помещиками!
В итоге нашей "национальной" политики на Кавказе за 100 лет государство на завоеванных им пустопорожних землях поселило 1 200 000 инородцев и всего лишь около 240 000 человек русских, в том числе сельских переселенцев всего 140 000 душ. При этом казна растеряла большую часть своего земельного фонда, перешедшего к туземцам и иностранцам. Если вглядеться в этот невероятный результат, вы увидите, что Родина была мачехой для народа русского и родною матерью для турецких армян, для греков, для вюртембергских немцев, для эстов и латышей. Вы видите, что к дележу древней Колхиды, завоеванной тяжелыми жертвами русской нации, приглашен был всевозможный инородческий сброд и на пятерых инородцев всего лишь одному русскому бросали кость... Вы видите, что высшая власть все время о чем-то мечтала, а низшая все время устраивала родных человечков, особенно армянской крови... Россия завоевала для себя и для своего потомства благодатное царство - а хитрые людишки отвоевывали его и, увы, уже, кажется, совсем отвоевали!
Говорят: Россия разбита Японией, народом, втрое меньшим по населению. Позор, что и говорить! Но еще удивительнее и ужаснее, что раньше того неслышно и невидно Россия потерпела ряд внутренних поражений - и в Финляндии, и в Польше, и в Литве, и на Кавказе - всюду, где русская когда-то победоносная стихия поникла и заглохла перед торжеством инородцев. Отступили мы там не пред чужой силой, а пред хитростью собственной "национальной" политики... Последнюю покойный Сергеевский [60] , глубокий патриот и ученый, характеризовал довольно метким лозунгом: "Ешь меня, собака!" Сами себя отдаем на съедение и затем изумляемся, что обессилели до неспособности дать достойный отпор - даже маленькому соседу...
[60]
Сергеевский Николай Дмитриевич (1849-1908) - русский общественный деятель и юрист. Профессор уголовного права Императорского Санкт-Петербургского университета. Автор книг "Наказание в русском уголовном праве XVII века" (1887), "Запросы по финляндскому управлению в Государственной Думе 1908 года" (1908).
3 мая
РАЗМЫШЛЕНИЯ
Падают народы только нечестивые - эту основную истину христиане и язычники должны твердо помнить, как закон счастья. Праведный народ не падает, о чем удивительно сказал Давид: "Ангелам Своим заповедает о тебе (Всевышний) - охранять тебя на всех путях твоих: на руках понесут тебя, да не преткнешься о камень ногою твоею; на аспида и василиска наступишь, попирать будешь льва и дракона".
В войне севастопольской - британский лев, в войне маньчжурской - японский дракон заставили отступить Россию - это верный признак нравственного падения народа нашего, двести лет непобедимого. Не потому Россия уступила в Крымской войне, что находилась еще в крепостном праве, а потому, что это великое по идее органическое строение общества, требовавшее благородства, к тому времени исподлилось и извратилось и оба класса - властный и трудовой - потеряли естественное сплочение. И дворяне, и крестьяне перестали быть органами друг друга, необходимыми и незаменимыми, и нравственно (точнее - безнравственно) разошлись задолго до отмены формального права. Властный класс в праздности и распутстве изнежился и перестал быть властным. Трудовой класс в бесхозяйном труде и в отсутствие культурного надзора начал терять трудовую способность
Страна может считаться православной и в то же время смердеть бытовым разложением, общим развращением нравов, доходящим до того, что ни одному человеку нельзя уже доверить казенный грош без системы кругового, изнурительного контроля, отнимающего у каждого гроша его половину. Власть может почитаться самодержавной и в то же время быть бессильной, чтобы справиться с анархией умов и воль и упадком духа народного, того, что французы называют гением расы. И православие, и самодержавие не создают этого гения, а сами черпают из него свою силу, свою истину и красоту. Только из могучего корня идет сильный ствол и железные по крепости сучья. Можно ли ждать ярких и мощных явлений на корне народном, уже заглохшем? Кричите, сколько хотите, об истинности православия, о "веках святых": все это было в прошлом, нынче же мы имеем либеральных батюшек, толкующих о тюбингенской школе, носящих крахмальные воротнички и читающих Евангелие через пенсне. Настоящее православие, искреннее, верующее в Бога в народно-русских поэтических представлениях, православие национальное было, да сплыло или стремительно сплывает куда-то на глазах наших. Куда сплывает? В безверие, в пошлый баптизм, в цинический нигилизм, в ту антихристову веру, которая отрывает земное от небесного и устанавливает ужасное богоненавистничество вместо древнего богопоклонения. Напрасно думают, что народ остановится на безбожии: дойдя до него, он по инерции перейдет черту и выполнит весь отрицательный размах, дойдя до дьяволизма, до горьковского "дна". Вы думаете, культура нас остановит? Но в отдельных случаях, даже на верхах культуры, разве она остановила людей с высшим образованием - например, инженера де Ласси и доктора Панченко в их охоте за человеческими черепами? Разве высшее образование остановило инженера Шошина от того, чтобы облить серной кислотой красивую девушку, ни в чем против него не повинную?
"Свобода! Равенство! Братство!" - кричат теперь чумазые граждане восточных стран, приходя в неистовый восторг от нового умственного условия, которого они совершенно не понимают.
Свобода, утверждаю я, вещь прекрасная, но вы до жалости к ней неспособны. Вы - огромное большинство, по нечестию вашему прирожденные рабы, и рабство не только самое естественное ваше состояние, но, может быть, и самое счастливое. Рабство - все равно, в какой форме - есть замена внутренней воли внешней. У вас нет внутренней воли или слишком ощутительный в ней недостаток. Как будто нет даже этого органа в вашем организме. Просто порода такая безвольная, как существуют обезьяны бесхвостые. То, что называется гением, талантом, благородством, чувством долга, - все это у вас лишь в самой зачаточной степени, и в итоге у вашей жизни нет нравственного двигателя. Предоставленные самим себе, вы не знаете, что с собою делать, и центр драмы в том, что вам ничего не хочется делать. Англичане жалуются, что миллионы индусов решительно неспособны к цивилизации. В какие условия их ни ставьте, давайте им просвещение, землю, промыслы - они лениво от всего этого отмахиваются; они едва ковыряют землю и часто предпочитают лежать на солнце или бродить нищими, оспаривая у собак какие-нибудь отбросы. Даже голод теряет власть свою над этой человеческой породой. Нет пищи - ну что ж? Они и не едят, они худеют, превращаются в скелеты, обтянутые кожей, и наконец умирают - почти без попыток спастись, почти без протеста. А между тем в века рабства их крепостные предки из-под плети, может быть, работали, были сыты, оживлены трудом, дисциплинированы трудом, тренированы трудом - и вследствие этого были здоровы, сильны и счастливы. Приблизительно то же говорят о массах персидского населения. Это ведь тоже арийцы, одна из лучших на свете рас. Подобно индусам, втянутые в труд, они поражают европейца умеренностью, выносливостью, силой, кротостью - словом, всеми добродетелями хорошо дрессированного домашнего животного. Но в условиях свободы и равноправия они теряются, они быстро делаются жертвой хищной эксплуатации, они залениваются, разоряются и впадают в ужасную нищету, физическую и моральную. Примеры подобной же нищеты легко указать в России с ее тоже арийским населением. Освобожденный от крепостного рабства народ не поднялся, а заметно упал - и в самых разнообразных отношениях. Он вышел из постоянного, систематического труда, разорился, попал в лапы ростовщиков, запьянствовал, заленился, надорвал свое питание и заметно выродился. Водка, сифилис, голод, эпидемии... На здоровый и крепкий в прежнем рабстве народ нападают великие и малые напасти, с которыми он справиться сам как будто не в силах.
Меня берет иногда тяжелое раздумье: а что, если большинство человеческого рода - прирожденные рабы? Не совершают ли гуманисты грех против природы, извлекая народ из состояния естественного, и не вводят ли его в состояние искусственное, может быть, прямо гибельное? Возьмите культурную собаку - как она, будучи избавлена от терзаний голода, глупа, как она тяжела, ленива, ко всему на свете равнодушна! Она валяется совершенно как Обломов, вечно сонная и хмурая, как бы в оковах своего жира, в заточении своей свободы. Сравните с нею деревенскую полудикую собаку, которая вечно ищет чего-нибудь съедобного, бегает, сторожит, лает, обслуживает стада, охотится за крысами, а временами вступает в бой с волками или с собаками соседней деревни. Обеспеченная буржуазно, жизнь умственно понижает и собак, и людей - по крайней мере огромное большинство их. Люди от так называемой культуры становятся глупее и безобразнее, чем были. Сравните деятельного крестьянина-пахаря и его сына, разбогатевшего на торговле. Сын - Фома Гордеев - нажив богатства, только и умеет, что быть почти беспробудным пьяницей, безобразным дикарем-разрушителем, развратником. Разбить дорогое зеркало, налить шампанского в рояль - дальше этих целей вдруг явившиеся средства чаще всего не идут. И тут вовсе не недостаток образования. Ведь здоровое невежество, невежество одаренных рас, есть наилучшее условие для професса. Никто не имеет такого волчьего аппетита к знанию, как талантливые невежды. Наоборот, дайте университетское образование бездарному человеку - он останется таким же, как был, скотом в своих вкусах, развлечениях, в приложении избытка средств и сил. Образованная чернь - как она грязнит знание, прикасаясь к нему! Как она проституирует его!
По городу ходит bon mot одного преосвященного, приславшего Владимиру Карловичу Саблеру [61] такую приветственную телеграмму: "Поздравляю духовенство с пожалованием ему Владимира первой степени". Это вышло гораздо глубже, чем замышлял автор остроты. А что, если новый обер-прокурор есть только пожалование, только очередной орден, хотя бы высокий, только чиновник на патриаршем кресле? Мы до того дожили, что нужен был бы Владимир Святой, новый креститель Руси, но жизнь выдвигает пока Владимира Саблера. Да пошлет ему Господь силу Самсона - но вот вопрос: с кем предстоит борьба и кто именно враги Церкви? По числу комиссий киевского миссионерского съезда этих врагов выяснилось восемь: раскол, католичество, магометанство, баптизм, толстовство и пр.
[61]
Саблер (с 1915 г.
– Десятовский) Владимир Карлович (1845-1929) - русский государственный деятель, статс-секретарь. С 1883 - управляющий канцелярией Святейшего Синода. С 1887 - личный секретарь Великой княгини Екатерины Михайловны. В 1892-1905 - товарищ обер-прокурора Святейшего Синода. В 1912-1915 - обер-прокурор Святейшего Синода.