Письма о науке. 1930—1980
Шрифт:
Теперь стоит вопрос внедрения в жизнь, но это, очевидно, можно осуществить только путем тесной и дружной работы науки и промышленности. Это не так просто осуществить, поэтому я Вам и пишу.
Первое, что надо помнить, что это есть новый метод, не испытанный жизнью. Вы строите метро, хотя бы первое в Союзе, но у Вас все же есть полная уверенность, что это должно выйти, т. к. они работают в других странах. Тут у нас в конечном стремлении задача того же масштаба, но полной уверенности, что она осуществима, не может быть, пока она не будет испытана жизнью, т. к. она еще нигде не осуществлена. Поэтому первые условия, которые будут требоваться от ее работников,— это вера, надежда и любовь, т. е. энтузиазм.
Для продвижения этой задачи в жизнь я вижу пока только один короткий путь — это создать и воспитать кадры <...> молодых рядовых работников промышленности, которые не больны еще рутиной, в них нужно зажечь энтузиазм,
Поэтому в создании таких кадров я и вижу свою ближайшую задачу. План действий таков: у нас в институте начать строить и проектировать ряд типовых установок, начиная с простейшего типа, их испытывать и изучать. Осуществлять это не собственными силами, как это мы делали до сих пор, а взять из промышленности наиболее способных молодых рядовых конструкторов, механиков, монтеров и пр. (для начала всего не больше 5—10 человек). Таким образом, мы передадим им наш опыт, и когда они пойдут обратно в промышленность, то они будут поддерживать связь с нами, мы их будем учить теории, они нас — жизни. Это главное и основное моего плана.
Но чтобы его осуществить, нужна помощь со стороны промышленности, а ее пока что я не получаю. Отдельные работники, с которыми пришлось иметь дело, напоминают мне певцов итальянской оперы, которые машут руками и, не двигаясь с места, распевают на все лады «Спешим — Бежим». Я не вижу, кто, кроме Вас, может им дать слегка коленом, чтобы они перешли от пения к делу.
Вот, чтобы на этой самой важной начальной стадии взять сразу правильное направление, чтобы осуществить наиболее действительную связь теории и практики, я бы очень хотел поговорить в ближайшее время с Вами. Ведь задача действительно важная, и мне кажется, что стоит затратить энергию, чтобы ее осуществить. Хотя еще раз хочу подчеркнуть, что, как во всем новом, тут есть риск неудачи; но «кто не рискует, тот не выигрывает». Но мне калюется, новый метод получения холода достаточно крупная карта, чтобы на нее стоило сыграть: средств в начальной стадии развития ведь нужно будет очень немного, т. к. все должно развиваться с постепенно увеличивающимися масштабами по мере роста квалифицированных кадров. Но главное, что нужно сейчас,— это внимание, доверие и энтузиазм. За этой поддержкой я к Вам и обращаюсь.
П. Капица
60) В. М. МОЛОТОВУ [98] 6 апреля 1931, Москва
Товарищ Молотов,
За последнее время, работая над жидким гелием вблизи абсолютного нуля, мне удалось найти ряд новых явлений, которые, возможно, прояснят одну из наиболее загадочных областей современной физики. В ближайшие месяцы я думаю опубликовать часть этих работ. Но для этого мне нужна помощь теоретика. У нас в Союзе той областью теории, которая мне нужна, владел в полном совершенстве Ландау, но беда в том, что он уже год как арестован.
98
Впервые опубликовано в журн.Огонек. 1988. № 3. С. 14.
Я все надеялся, что его отпустят, так как я должен прямо сказать, что не могу поверить, что Ландау государственный преступник. Я не верю этому потому, что такой блестящий и талантливый молодой ученый, как Ландау, который, несмотря на свои 30 лет, завоевал европейское имя, к тому же человек очень честолюбивый, настолько полный своими научными победами, что у него не могло быть свободной энергии, стимулов и времени для другого рода деятельности. Правда, у Ландау очень резкий язык и, злоупотребляя им, при своем уме, он нажил много врагов, которые всегда рады ему сделать неприятность. Но, при весьма его плохом характере, с которым и мне приходилось считаться, я никогда не замечал за ним каких-либо нечестных поступков.
Конечно, говоря все это, я вмешиваюсь не в свое дело, так как это область компетенции НКВД. Но все же я думаю, что я должен отметить следующее как ненормальное:
Ландау год как сидит, а следствие еще не закончено, срок для следствия ненормально длинный.
Мне, как директору учреждения, где он работает, ничего не известно, в чем его обвиняют.
Главное, вот уже год по неизвестной причине наука, как советская, так и вся мировая, лишена головы Ландау.
Ландау дохлого здоровья, и если его зря заморят, то это будет очень стыдно для нас, советских людей.
Поэтому обращаюсь к Вам с просьбами:
Нельзя ли обратить особое внимание НКВД на ускорение дела Ландау.
Если это нельзя, то, может быть, можно использовать голову Ландау для научной работы, пока он сидит в Бутырках. Говорят, с инженерами так поступают [99] .
П.
61) В. М. МОЛОТОВУ 10 ноября 1939, Москва
Товарищ Молотов,
99
В конце апреля 1939 г. Капица был принят в НКВД заместителями Берии Меркуловым и Кобуловым, которые предложили ему ознакомиться с весьма объемистым «делом» Ландау. Капица сказал, что не будет это «дело» смотреть, потому что не видит «мотивов преступления». Тогда его спросили, готов ли он поручиться за Ландау. Он ответил, что готов, и написал следующее короткое письмо на имя наркома внутренних дел Берии:
«20 апреля 1939 г.
Прошу освободить из-под стражи арестованного профессора физики Льва Давидовича Ландау под мое личное поручительство.
Ручаюсь перед НКВД в том, что Ландау не будет вести какой-либо контрреволюционной деятельности против Советской власти в моем институте, и я приму все зависящие от меня меры к тому, чтобы он и вне института никакой контрреволюционной работы не вел. В случае, если я замечу со стороны Ландау какие-либо высказывания, направленные во вред Советской власти, то немедленно сообщу об этом органам НКВД.
П. Капица».
Проходит два дня, и 28 апреля, т. е. спустя ровно год после ареста Ландау, Капица подписывает приказ № 34 по Институту физических проблем: «Восстановить тов. Ландау Л. Д. в списках сотрудников Института физических проблем АН СССР на прежней должности».
Несколько дней тому назад в Президиуме Академии наук я выступал содокладчиком по одному вопросу. То, что я сказал, не удовлетворило Президиум, и академик Деборин выступил с критикой моего доклада. Тут, конечно, нет ничего особенного, но вот о чем я хочу написать Вам. Товарищ Деборин не только сказал, что я неудовлетворительно докладывал, но что и тон (по-видимому, голос) у меня высокомерный и я, дескать, свысока смотрю на нашу советскую науку, и прочее в таком духе, явно подчеркивая, что всякому порядочному советскому ученому меня надлежит рассматривать как чуждого человека для советской науки переходить в спорах на личную почву вообще мерзкая манера, но в наше время так поступать партийному товарищу по отношению к беспартийному, набрасывая на него тень, по моему мнению, прямо отвратительно.
Но это не единственный случай. В феврале прошлого года академик Кржижановский поступил так же. Это было тогда, когда Президиум Академии наук обсуждал вопрос о плановом снабжении. Товарищ Кржижановский сказал обо мне тогда, что я пропитан буржуазными взглядами, которыми я напитался за время моего пребывания за границей, и поэтому Академия наук не может потерпеть их.
Со всеми этими нападками, конечно, мое дело справляться и не писать Вам, если не одно обстоятельство. Ряд лиц, среди них я знаю многих, которые доброжелательно относятся ко мне, либо прямо говорили, либо намеками, что якобы руководство Академии наук и, в частности, даже и Вы лично высказывались о том, что Капица — такой-то ученый, ему, конечно, нужно оказывать помощь в работе, хотя «по духу он нам чужд», и прочее в таком духе.
Жизнь Академии полна намеками на мнения руководящих товарищей, но я уверен, что зачастую эти намеки не соответствуют действительности, их делают так безответственно, потому что мало кто будет их проверять. Поэтому я думаю, что буду прав, если прямо спрошу Вас, делались [ли] подобные указания и являются ли выступления тт. Деборина и Кржижановского как бы отражением этих указаний? [100]
Если нет, то, конечно, я буду очень рад этому и я надеюсь, что тогда товарищу Деборину об этом скажут.
100
Речь идет о заседании президиума ЛИ СССР (4 ноября 1939 г.), на котором заслушивался отчет Физического института АН СССР. Председателем комиссии, которая обследовала работу ФИАНа, был Капица. Приводим (по стенограмме, сохранившейся в архиве Капицы) слова А. М. Деборина, на которые ссылается Капица:
«Акад. Деборин: ...Вся речь акад. Капицы была произнесена с некоторым привкусом. Чувствовалось в этой речи высокомерие, какое-то пренебрежение, может быть, даже к нашей науке: вот, видите ли, вы даже не можете справиться с резинкой, которая была нужна и которая затормозила работу! Я считаю, что акад. Капица ошибается кругом. Я считаю, что он недостаточно органически связан с пашен жизнью, он не слился, так сказать, ни с нашими условиями, ни со всей нашей жизнью!..»