Письма разлуки. Рождение любви

Стремитина Наталья

Доброе утро, Сим. Напилась кофе и вернулась бодрость, и всё чудесно! Сегодня у меня приём – придет редактор из «Науки и религии» с женой и еще один молодой и очень тихий художник, с которым мы вместе когда-то работали в литературном музее Пушкина. К твоему приезду я должна сделаться настоящей светской львицей, чтобы покорить не только тебя, но и весь мир.

Симон, ты что-то писал о сценарии? Где он? А я написала пару строчек:

Мои поцелуи не тают,

И не обжигают огнём,

Они как цветы расцветают

В испуганном сердце твоём.

Аминь! Бодрый, вечно растущий ввысь росточек – Нат.

24 ноября 1974 г. Москва. Наталья: Дорогой Симон!

Наша

встреча была маленьким приключением свободной женщины и не свободного мужчины, который хочет попробовать всё, что попадается на пути. При современных отношениях не так важно, были мы в одной постели или нет? Кстати, сама бы я на этот шаг, наверно, не решилась бы. Благодари Эльку, – она мне сказала, чего ты сомневаешься? Мужик такой приятный, сделал тебе столько подарков, втюрился в тебя. Отдайся ему и забудь. Он живёт далеко, пусть едет домой счастливый!

Кто знал, что моя благодарность так на тебя подействует? Мне ничего не надо, кроме моего счастья, в котором ты не участник, а только наблюдатель. Да, с тобой мне лучше, я мечтала о таком человеке много лет, ты меня увидел и понял, как никто другой. Но не говори мне слово «любовь» – это очень банально. Лучше обменяемся нашими талантами и разойдёмся.

Ты связан семьей, а я моральный подранок с сыном от первого брака, но я довольна своей судьбой. Хочешь быть со мной – будь, если не можешь, я буду жить мою жизнь дальше без тебя. Ты встретил странную женщину, ты называешь меня – Свет, а разве Свет можно удержать в руке?

Я привлекаю тебя тем, что живу сама по себе. Брожу по выставкам, концертам, сижу в библиотеке. Быть с тобой – это значит попасть в другое измерение, дышать другим воздухом, это заманчиво, но я прекрасно чувствую себя и без этого. Разве мужчины влюбляются в случайных женщин, которые встретились на их пути? На второй день о них забывают!

Письмо и телеграмма от тебя – это было чудо! К этому времени я покаялась в своём грехе и думала о тебе, как о ком-то далеком. Твоё лицо, да что может сравниться с ним, когда я слушала твою игру на ф-но, цепенея, не веря, что можно держать в голове такие мелодии и быть таким наивным. А теперь ты спрашивает меня, кто и за что любит? Рисуешь графики!!! Больше ты ничего не хочешь узнать? Может быть еще о том, кто создал Вселенную? Кто создал тебя и меня? Ты хочешь услышать от меня: «Я люблю тебя до гроба!»– нет. Я люблю тебя до тех пор, пока не встречу человека свободного, смелого, умного. Если это случится – тогда прощай и прости. А ты? Разве не так? Никаких клятв – живи и радуйся! Зачем делаешь себе проблему? Изо всех сил уговариваю тебя не влюбляться в меня слишком сильно, это вредно для здоровья… Вот мои новые стишки:

Мы утомились. Богу ли пенять?

В который раз замысля потрясенье,

Мы узнаём души опустошенье,

И в даль бредем потерянно опять.

В нас дух живой творит своё горенье,

Но воздух прибавляет только стон,

И вновь несём значительный урон,

Попав в водоворот воображенья…

Привет от свободной Натальи.

25 ноября 1974г. Новосибирск. Симон: Здравствуй, это я!

Окунулся в нежные волны твоих писем. Трогал их, гладил и даже нюхал Потом вбирал в своё сознание. Они звучат как прекрасная мелодия и обладают свойством совершенной гармонии. Это удивительный процесс. Это – ты сама. Когда я читаю твои письма, создаётся впечатление, что ты – исполнитель, и в совершенстве владеешь своим инструментом – мной! Я послушно резонирую на каждый твой импульс. И трудно сказать, где обертон – он кочует от чувств самых сокровенных – нежность, сладострастие, интеллект, творческий взрыв. Меня это поражает. Я никогда не думал что такое возможно со мной – упрямцем и вечным спорщиком. Лю, мне так много нужно тебе сказать, а письма трудный способ передачи мыслей, чувств и желаний. Пожалуй, только теперь до конца понимаю «О, если б мог выразить в слове!» Но я доживу до встречи с моей ненаглядной кошкой, которая ходит сама по себе. Знаешь, какое качество

у этой кошки? Она умеет рассмешить ребенка, который плачет, но при этом заставит его волноваться еще больше.

Какое счастье, что ты не умеешь опустошать! Ты ответила на мое дурное письмо с графиками, сожалею искренне. Сделай скидку на мою нетерпеливость и чувство самца тоже – боюсь потерять тебя в самом конкретном смысле «потерять». Но при этом я не боюсь конкуренции; ты всё равно не найдешь никого, кто бы соединял в себе Вселенский разум и Вселенское чувство любви к тебе! Только я знаю, что смогу стать еще выше этих категорий, а тайну унесу с собой. Даже после моей смерти, ты не сможешь никого полюбить после меня. Моя душа будет летать в Пространстве, и делать людей благороднее и оберегать от пошлости. Я думаю, что это произойдет благодаря моей музыки. А ты, как раз и подвигла меня выпустить в мир мои мелодии. Ты – моя прекрасная неземная кошка, которая делает из меня волшебника.

А вот и будни ученого: доклад прошёл хорошо, говорил 60 минут. Дискуссия была бурная. Всех поломал железной логикой и четким обоснованием суждений, как бы фантастичны они не были. Председатель – академик Карпов прослезился от умиления и радости. Я был добр и разрешил чуть-чуть меня похвалить. Теперь надо писать текст. Приеду, рассчитываю на твою помощь. Мне нужен собеседник – сопереживатель в трудном деле изложения мыслей на бумаге. Мне придётся вступить в бой с авторитетами. Выиграл – получи своё. Проиграл – катись. Быстро и просто. Как понравился портрет? Пошлю еще один, другой естественно. А этот, работа Акопа Гюджяна с 1935г, находится в Париже. Пусть твой скульптор расскажет об авторе. Нет и нет! Сам расскажу. И вообще, хотел бы, чтобы твои скульпторы, режиссеры и редакторы – все были женщинами. Я не ревную, (конечно, вру), просто не могу думать спокойно, что какой-то мужик может осквернить тебя словом или прикосновением. Хотя знаю, что ты этого не допустишь! Мой родной, любимый человек! Целую нежно и бережно, Твой Я.

25 ноября 1974 г. Москва. Наталья: Милый, Симонище!

Слабость и сила во мне сейчас страшно борются, бывают приступы и того и другого. Сегодня вспомнила, что обещала Эльке посидеть с её чадом. Сразу стало легче, что могу отвлечься от мыслей о тебе. После основательного мытья посуды, читала Юльке проникновенно поэмы Пушкина, без сказок тоже не обошлось. Уложила девчонку спать, и кропаю тебе письмо. А вот строчки нашего Александра Пушкина:

«Прекрасные мечты

Живее пробуждают нас

Так иногда разлуки час

Живее самого свиданья…!»

Всё-то он знал и перечувствовал! В одной биографии Саши Пушкина, которая написана в 19 веке, его современником, рассказывалось, что Сашка в детстве был увалень и считался чуть ли не самым ленивым и тупым мальчишкой. Родители его терпеть не могли, им казалось, что они произвели на свет урода, поэтому и отправили в Лицей. А там он взял и расцвел! Вот, что это такое? Где законы правильного воспитания? Надо любить чадо слишком сильно или наоборот игнорировать? Никто не знает, это процесс сугубо индивидуальный. Никаких толковых рецептов нет и не предвидится, а жаль!

Нынче я готова сидеть со всеми детьми мира, лишь бы не мечтать о банальном, обычном, недосягаемом счастье видеть и слышать тебя. Да, я всё это знаю, я уже прожила множество жизней, и мне предстоит еще много всего, ведь когда я выдумываю – я тоже живу. Мои мечты ведут меня по «зачарованной улице моего стиха», потом пришлю тебе мой стих на эту тему…Но вот примчалась Элька с концерта, восторженная, быстрая, чудесная, а мы не виделись с тех пор – только по телефону, выговорились власть. Она единственная подруга, которой я рассказала о тебе, и она поняла мой восторг и слушала мои стихи, и мы захлёбываясь делились впечатлениями за целый месяц. Может мне этого как раз и не хватало, чтобы успокоиться. А теперь уже дома в тишине, на своём проваленном диванчике и упиваюсь другим Александром Герценом. Опять могу читать не только твои письма. Знай, что моя печаль всегда приведет меня к радости, – таков закон оптимиста.