Письма спящему брату (сборник)
Шрифт:
— OK.
— We can use my bike if you ride and I’m… achterop.
— Ахтероп? [16]
Ингрид молча похлопала рукой позади себя и покрутила воображаемые педали. Ага, на багажнике. Ладно.
— Let’s go. [17]
Ингрид тоже попрощалась с кем-то, вдвоем они оказались рядом с Яном. Саша кивнул ему:
— Ну, мы пошли.
— Приятно было познакомиться — ответил Ян по-положенному, не удивляясь новому «мы».
— Ну, еще увидимся, — а сам подумал, что навряд ли.
16
— Отлично.
— Можно поехать на моем велосипеде, но только
— На багажнике? (англ., нидерл.)
17
— Пошли? (англ.)
— Конечно. Пока!
И они вышли. Везти на багажнике рослую девушку, сохраняя равновесие, оказалось делом довольно трудным, велосипед все время вилял, а Ингрид смеялась и показывала дорогу. Потом пошло лучше, но Ингрид все равно смеялась, и он уже чувствовал ностальгическую нежность к ней, словно возвращалось что-то из отроческих дачных каникул, когда он тоже катал одну девчонку на багажнике… Только эта была совсем другой, взрослой, яркой, уверенной в себе, и с ней было хорошо.
Так они добрались до ее дома. Что же теперь, неужели тащиться отсюда до общаги, ночью? Да нет, вряд ли затем она его позвала.
— I’m afraid there’re no trams now, — словно угадала Ингрид, — what time does your day begin tomorrow?
— At 10 o’clock we meet in the hotel.
— Why don’t you stay at my place tonight? [18]
А действительно, почему бы и нет?
Ингрид засмеялась и наклонилась к велосипеду, словно это он был ее героем в эту ночь. Оказалось, она приковывала своего скакуна толстой цепью к металлической решетке. А потом она взяла Сашу за руку и повела наверх.
18
— Боюсь, трамваи уже не ходят… Во сколько тебе завтра на работу?
— В 10 мы встречаемся в гостинице.
— Может, у меня переночуешь? (англ.)
6. Почему бы и нет?
Утром он еле успел в общагу, подхватить свои вещи. Венька злорадно усмехнулся:
— Ну?
— Порядок.
А больше поговорить не успели, срочно погрузились в тот же автобус, теперь уже со значительным количеством багажа. Саша пристроился у окошка, рядом, конечно, плюхнулся Венька, горячо задышал и стал требовать подробностей. Саша сразу дал понять, что их не будет, и стал нарочито громко рассказывать о соленых орешках к пиву, что были так хороши на вечеринке. Венька отстал, и Саша предался созерцанию пейзажа за окном. Каналы чередовались с коровами и коровы — с каналами, мелькали разнообразные постройки, а вдалеке четкая линия горизонта пересекалась только редкими деревьями и подчеркнуто вертикальными шпилями церквей. Скоро это надоело, и Саша провалился в сон — вдогон бурной этой ночи.
Но поспать не удалось — автобус уже через полчаса встал на маленькой площади около маленького отеля и им пришлось спешно выгружаться. Ящики, ругань, вздохи Самого как вогнать спектакли в прокрустово ложе крохотной сцены? И сразу, с колес, репетиция… А Саша все плавал в какой-то мутной тяжести — состояние человека, несколько раз за последние сутки уснувшего, но так толком и не поспавшего. Но кончилась и эта колготня — теперь бегом досыпать в гостиницу. Саша, собственно, до сих пор не знал ни названия гостиницы, ни имени города.
Уснул не сразу, но проспал-таки пару часов. С черного дна его не без усилий вытащил голос звукотехника и рабочего сцены Васи Стреглова, с которым они делили номер на двоих.
— Саня, вставай, посетители.
— Мма… ну…
— Вставай, чудила, клевая телка подвалила.
Что? Э?
Тёлка. Тел-ка. Кле-ва-я.
А… А?!
И он открыл глаза. Над ним склонилась Васина голова, от нее пахло сырокопченой колбасой.
— Подвалила, говорю, тёлка.
Саша приподнялся на локте и оглядел комнату. На прикроватной тумбочке красовался натюрморт: свежезаваренный, еще дымящийся стакан чаю рядом с кружочками той самой колбасы и увядшей полбуханкой бородинского. На Васиной кровати лежали свитер, джинсы и рубашка. Вася, замотанный по бедрам полотенцем, стоял рядом. В дверях была Ингрид.
— Hoi! [19]
— Привет… То есть Hallo.
— Have had a nice sleep?
— Yes… very nice. [20]
Саша сел, сбросил одеяло, вспомнил, что сидит в одних трусах, бросился за брюками –
— Sorry…
— Not at all. I saw it already. What about having a walk through the city?
— How did you find me?
— T’was easy. I knew the concert hall you were going to play in, cause someone had told me yesterday, so I came there and they told me about the hotel. T’was easy.
19
— Привет! (нидерл.)
20
— Привет.
— Хорошо поспал?
— Да… Очень хорошо. (англ.)
— Oh! What’s the name of the city?
— Don’t you even know? It’s Utrecht. What about a walk, I asked you? We’ve got three hours before the performance starts. [21]
Вася, уже одетый, вышел из ванной:
— Спроси, может, чаю ей?
— Would you like some tea?
— Actually, I’d like some coffee. [22]
— Кофе просит, Вась.
— Нету кофе. Ноу кофе, мадам… то бишь мадмуазель.
— Well, — Ингрид взяла инициативу в свои руки, — we can go down for a nice cup of coffee and then have a walk. OK?
21
— Извини.
— Не за что. Я уже видела. Не прогуляться ли нам по городу?
— Как ты меня нашла?
— Запросто. Я знала, в каком зале вы должны играть, мне кто-то вчера сказал, так что приехала туда, а оттуда меня отправили в гостиницу. Запросто.
— Ну! А как называется город?
— А ты что, не знаешь? Утрехт. Так что, прогуляемся или нет? У нас есть три часа до спектакля. (англ.)
22
— Хочешь чая?
— Пожалуй, лучше кофе. (англ.)
— OK. [23] Вась, мы пойдем, пройдемся.
Саше даже стало стыдно, что он не знал названия города. Утрехт! Слово, знакомое по «Тилю Уленшпигелю» и засевшим в голове обрывкам европейской истории (Утрехтский мир), веяло чем-то таинственным, средневековым и прекрасным.
Уже начинало темнеть, на улицах и мостах зажигались огни и над самой водой — маленькие квадратики окон, чьи искаженные копии колебались на воде. С парапета можно было войти в кафе, но Ингрид предложила сперва подняться на колокольню утрехтского собора, пока совсем не стемнело. В самом соборе оказался музей уличных органов, но он был закрыт. Надо же, оказывается, не только большевики из соборов музеи делали.
23
— Ну так пойдем выпьем кофе и потом прогуляемся. Идет?
— Идет. (англ.)
Они взбирались по бесконечной каменной лестнице, миновали зал, где некогда была подписана Утрехтская уния и положено начало государственности Нидерландов, и еще выше, и еще круче — к колоколам. Они бродили по узкому пространству камня, опоясывающему колокола, а под ними открывался весь город, окруженный полями и озерами… Город погружался в серую ветреную ночь, где терялись отдельные фигурки людей и автомобилей, зажигал все новые огоньки, цепочки огней, и целые островки света. А они подождали, пока пелена сумрака и дождя не скрыла наполовину их самих, и стали целоваться.