Письма в квартал Капучино (сборник)
Шрифт:
Холодными вечерами, оставив машину на платной парковке через дорогу, Валерий смотрел, подходя к дому, в окно, где горел свет и ждала она, и вдруг ощущал – на мгновение, как будто против своей воли даже, – что его счастье – не благодаря Марии, а вместо чего-то другого, к чему тянуло, когда он оставался один. Когда такое чувство возникало, он не знал, как с ним справляться, потому что не мог понять, а к чему, собственно, его так сильно тянет, мешая ощущать себя самым счастливым человеком на Земле.
Свадьбу сыграли спустя три года после начала отношений. «Все как-то не до этого было», –
Время летело, как в сказке или фантастическом фильме.
– Порой мне кажется, что, выбрав семейную жизнь, я запустил какой-то секретный механизм быстрого старения и умирания, – сказал Валерий за кружкой пива своему другу в одну из редких встреч. – Я вот сейчас сижу и с ужасом понимаю: мы с тобой виделись последний раз год назад и увидимся, наверное, так же не скоро. И вообще, это моя единственная встреча хоть с кем-то, кроме нее и работы. За год, понимаешь?
– А чего ты жалуешься? – спросил друг. – Да тебе все завидуют: вон какой стал, нормальный мужик, посмотреть приятно. Сам же говорил, что счастлив.
– Счастье – это, знаешь, такая вещь… – Он замолчал и даже осмотрелся вокруг, мучительно подбирая подходящее слово. – Липкая. Да, именно липкая, полусонная. Ты словно бы в каком-то желе… или в паутине, только без паука, без опасности. Тебе приятно, тепло и больше совсем ничего не нужно, ты это ни на что не променяешь. И это желе, оно не только вокруг. Как будто и в тебя кто-то сделал инъекцию такого желе, и ты сам внутри превращаешься в желе, размякаешь, расслабляешься. Время идет спокойно, размеренно: нормальное утро, нормальный вечер, нормальные выходные. Нормальный отпуск какой-нибудь. А время-то летит, испаряется. Только ты этого совсем не чувствуешь. И раз в год тебя кто-то бьет кулаком по лбу: смотри, уже год прошел. А ты успел это заметить? Нет, тебе из твоей сонной паутины кажется, что это пара дней пролетела. Вот эти магазинчики, ресторанчики, прогулочки – все это опутывает тебя сильней и сильней, но ты не хочешь сопротивляться, потому что это у тебя внутри. Да и чему сопротивляться – своему счастью, что ли? Кто ж сопротивляется своему счастью, идиот только.
– Ну а ты, конечно, не идиот, – подытожил друг.
– Ну, вроде бы нет, – согласился Валерий. – Просто я раньше не знал, что это такое – счастье, как оно ощущается, как оно… проживается, что ли. И что оно делает. Раньше я не был несчастным. Но и никогда счастлив не был. Нормально жил, так… как бы сказать…
– Ровно, – предложил друг.
– Ровно, – кивнул Валерий. – И жизнь была полна эмоций. Все было в ней, кроме счастья. Сейчас есть счастье, но нет ничего больше. – Он отхлебнул большой глоток пива. – Липкое счастье.
– Смотри, чтобы жопа не слиплась, – внезапно сказал друг.
– Чего? – переспросил Валерий.
– Да ничего. Ребенка вам заводить надо, вот что я думаю. Я когда жил со своей, мы о детях тоже подумывали. Но работа там, все дела, у родителей жили, денег еще было мало. В общем, все как у многих: такие же проблемы. И решили, что не будем. Раз откладывали, два, а потом у нас что-то разладилось. Ну и… ты помнишь.
– Угу, – кивнул Валерий. – Но у нас не разладится. Мы очень любим друг друга. При всех моих мыслях этих я ее очень люблю. И боюсь потерять, конечно. Не знаю, почему так происходит. Может, это все надуманная проблема…
– Ребенок нужен, – настаивал друг. – Рано или поздно такая проблема наступает. Такая, как у тебя, или какая-нибудь еще, но наступает. Семьи без детей разрушаются.
– Я думаю об этом, – согласился Валерий, – и Маша хочет. Просто не знаю, готов ли я.
– Так никто не знает. Если бы все так долго думали, детей бы не было. Я вот немного жалею, что не решился тогда. Деньги, условия… какая разница? Все наживное. Так что думать здесь не надо, – он улыбнулся, – надо действовать.
В отличие от Валерия, Мария не задумывалась о том, какой эпитет можно подобрать к ее счастью. Она всегда знала, как это счастье выглядит, и всю жизнь хотела именно этого. О времени она думала только в том смысле, что пора заводить ребенка, – просто потому, что чем она старше, тем тяжелее будет.
С коллегами на работе на тему о счастье она говорила мало. Но иногда они сами выводили ее на разговор. Когда в очередной раз кто-то начинал мечтать вслух о том, как бы встретить «богатого, да чтоб неженатого», непременно обращались к Марии.
– Мое счастье простое, но надежное, – отвечала Мария, не любившая сплетничать. – Муж души во мне не чает. Я могу быть уверена, что он не подведет. Он человек такой: сделал выбор однажды – выбрал меня. Мне не нужно его ревновать, проверять, удерживать. Я просто знаю, что он не изменит, и мне спокойно.
– Ты, Машка, молодец, счастливая. Ну, дай бог вам, – кивали головами девчонки и переключались на другую тему.
Но иногда и продолжали:
– Ну а что, он тебе говорил об этом – что выбрал тебя раз и навсегда?
– Нет, но я это знаю.
– Ну так проверила бы… А то знаешь, мужики, они такие. Это ж вообще мир мужчин, а мы здесь так.
– Мне не нужно ничего проверять, – заводилась Мария. – Это вы, вон, своих проверяйте. Ты, кстати, проверь свою отчетную таблицу, – перевела она разговор на другую тему, обращаясь к коллеге. – Вот что точно надо за вами проверять, так это ваши отчеты.
Но иногда перевести разговор не получалось.
– Таблица таблицей, – говорила самая упрямая из коллег, – но ты подожди…
– А что «подожди»? Обязательно лезть в личную жизнь? Что вам с того: холодно, жарко? Работали бы лучше.
– Ну так, мы и работаем. И просто так разговариваем. Как все бабы. Ты чего, ей-богу, Маш? Как не своя. Может, советом поможем. Вот смотри: а что у него есть? Вы уже сколько вместе. А что нажили? В съемной квартире живете? Что думает-то?
Мария умела смотреть исподлобья так, что возникало желание испариться. В редких случаях она этим умением пользовалась.