Письма в Небеса
Шрифт:
На Фонвизина обижались не только современники, но и потомки. Едва успел он в самом деле умереть, как публика заговорила, что «Недоросль» — это, пожалуй, перебор, что таких Митрофанов у нас нет — ну разве что в глуши, в провинции… Говорили, что комедия устарела, что её читать невозможно (такие разговоры начались уже через двадцать лет после её написания)…
Что сказать на это — теперь-то, через два с половиной века?
Попробуйте взять в руки текст «Недоросля» и, преодолев понятный страх перед заковыристыми речевыми оборотами XVIII столетия, прочитать комедию — внимательно и с сочувствием. Что вы увидите?
Во-первых, вы с удивлением обнаружите, что комедия-то эта — смешная! Да, Фонвизин по-прежнему способен рассмешить. Его Тарас Скотинин, Цифиркин, Вральман — преуморительные
Во-вторых. Ни для кого не секрет, что отрицательные герои «Недоросля» выписаны автором куда более сочно и жизненно, чем положительные резонёры — Стародум, Правдин, Милон… Однако, читая сейчас тяжеловатые рацеи Стародума, вдруг видишь, что тут перед нами грамотная, продуманная политическая программа! Что на основании этих речей можно создавать политическую партию! Что многие из идей Стародума подходят и для нынешнего дня! Всё-таки Фонвизин был прежде всего политиком, а ум его был государственным умом. Поистине, если бы ему удалось выдвинуться в первый ряд екатерининских вельмож (а он почти его достиг… малости не хватило…), то русская история могла бы несколько поменять курс… К добру ли, к худу ли — это другой вопрос. Сам Фонвизин так любил своего премудрого Стародума, что вскорости после написания «Недоросля» начал издавать журнал «Стародум», в котором от имени героя пьесы отвечал на актуальные вопросы современности. Советую всем почитать этот неглупый журнал — тексты из него, как правило, входят во все сборники Фонвизина.
И наконец, третье открытие, ожидающее нынешних читателей комедии: она нисколько не устарела!
Вот тебе и раз! Несколько веков прошло, Россия неуклонно просвещалась и образовывалась, ликвидировала неграмотность и становилась самой читающей страной в мире, и вот… За каких-нибудь двадцать лет мы вновь пришли к уровню XVIII века! Нет, определённая разница, конечно, есть: современный недоросль не только учиться, но и жениться уже не хочет — женитьба, семейная жизнь для Митрофанушки теперь так же постылы, как и учёба. И зачем учить географию, если есть карты ГУГЛа — с картинками и панорамами? Тарас Скотинин теперь ездит на «мерседесе» и отнюдь не боится никаких Стародумов. Госпожа Простакова заправляет одним из роно, — но ей уже обещали место в Министерстве культуры. Вральман вернулся в свои европы и оттуда руководит русской политикой. Стародум на пенсии считает копейки и ругает демократов. Правдин работает грузчиком в магазине, Милону удалось по протекции устроиться дворником, Софья торгует блинами в ларьке.
А в остальном… В остальном сходство полное.
Так что рано ещё сбрасывать Фонвизина с корабля современности!.. Он ещё дышит! Он ещё всем нам объяснит, кто мы такие есть…
Письмо 10
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ БУКВА
…Завотделом вручил мне рукопись, которую я должен был подвергнуть литературной правке, и не без торжественности объявил:
— …Ну, и наконец, буква Ё. Мы в нашем издательстве с ней боремся. У нас же не детский сад, верно? Поэтому, если увидите Ё в тексте, немедленно убирайте! Наши читатели — взрослые люди, они и так всё поймут.
Я тогда спорить не стал, но про себя подумал: «Зачем же останавливаться на Ё? Давайте уберём и Й. Взрослые читатели поймут, что «маи» — это «май», а «маика» — это «майка»… Правда, выйдет некоторое затруднение с «зайкой», — ну, да такие ли затруднения бывают при отсутствии в тексте Ё (например, никогда не понять, что имеется в виду — «все» или «всё»)! Нет, давайте пойдём (пойдем?) дальше! Отменим окончательно Ъ! Далее — Э заменим на Е — так уже и делают потихоньку, — хотя звучит это (ето?) довольно-таки глупо… Что ещё? На очереди буква Щ (слишком похожа на Ш — а взрослые и так поймут!) Ы слишком громоздка и неблагозвучна, пусть везде будет И для единообразия, а взрослые… В конце концов, цивилизованный Запад с успехом пользуется всего-то двадцатью шестью буквами латиницы, и только в «этой стране» всё выпендриваются, всё изобретают какие-то лишние закорючки, не хотят вливаться в мировое сообщество!..»
Мне решительно непонятна борьба с буквой Ё — ожесточённое её истребление. Но почему же? Сейчас многие вопиют о возвращении Ятей, Юсов, Ижиц, твёрдых знаков, но заметьте себе: эти буквы уже века не несли никакой особенной звуковой нагрузки. Когда-то в древности Ять чем-то отличался на слух от Е, Ижица — от И, Фита — от Ф, но уже в XVIII веке (или даже раньше?) это различие сошло на нет… Между тем за буквой Ё стоит явственный, определённый, своеобразный звук, — звук, без которого русский язык невозможен.
Вы знаете, что в природе не существует русских слов со звуком Ф? Все эти «Фабрики», «Факты», «конФликты», «Фонтаны» — всё это заимствования. Но мы же терпим пришлую букву, не спешим изгнать её из отечественной азбуки, и правильно делаем. (Даже несмотря на то, что в последние годы она обнаглела и всё норовит удвоиться во всяких «оФФшорах»…) А вот русскую Ё гоним в три шеи! Что за филологическая дискриминация?
Кое-кто говорит даже: «А вот в церковнославянском-то никакого Ё нет, дорогие братья и сЕстры!» Из этого делается вывод, что употреблять Ё в обыденной речи — чуть не грех… Да нет, друзья: церковнославянский церковнославянским, а русский — русским! Они и в самом существе своём не должны смешиваться — язык молитвы и язык повседневности!
Я уже не говорю о том, что любой текст при наличии Ё становится, как выражаются филологи, более «информативен». Мы, взрослые люди, быстро проскакиваем мимо этих «все — всё», «осел — осёл», «небо — нёбо» и т.д., и всё же, несмотря на всю нашу читательскую опытность, отсутствие Ё отнюдь не помогает нам при чтении. Скорее мы просто с ним смиряемся… Ну что тут поделаешь: не нами заведено, не нами и прекратится…
Филологи говорят ещё и о том, что чем больше букв, тем красивее текст. Так, с утратой ятей русское письмо утратило и часть своей исконной красоты. «Ну, ничего! — сказал мне один доктор филологических наук. — Зато теперь наши тексты украшают точечки над Ё. Их надо беречь!» Хотя, кажется, такая забота о красоте письма многим представляется совершенно излишней…
И всё же: кому мешает Ё? Что за зловещая тайна скрыта в этой скромной буквочке, если целые батальоны учёных-филологов решительно против неё ополчились? Непонятно…
А может быть, всё дело в том, что за Ё выступал Сталин? Так сказать, идёт борьба с тяжким наследием культа личности…
Но вообще-то нам, петербуржцам, грешно выступать против Ё: эта буква родилась у нас, на Васильевском острове, в Академии наук, и при своём появлении получила благословение нашего митрополита, владыки Новгородского и Санкт-Петербургского Гавриила (Петрова-Шапошникова). Случилось это 29 ноября 1783 года (стало быть, ровно 230 лет назад, — юбилей!) на заседании Российской академии, в присутствии таких корифеев нашей тогдашней словесности, каковы суть Державин, Фонвизин, Княжнин… И вот, когда сии корифеи, подустав от долгих прений, хотели было разойтись по домам, блистательная Екатерина Романовна Дашкова, президент академии, вдруг обратилась к ним со странной просьбой: написать на грифельной доске слово «ёлка». И когда корифеи застыли в недоумении, написала сама: «іолка», после чего всем собравшимся — людям действительно умным и тонко чувствующим родной язык — стало понятно, что выражать один звук двумя буквами не слишком красиво и что живая русская речь требует более изящного графического выражения. Был среди присутствующих и митрополит Гавриил. К нему-то и обратились за благословением на новую букву — буде, конечно, он сочтёт такое нововведение разумным и полезным. И владыка благословил! Благословил, хотя являлся прекрасным знатоком церковнославянского и лучше, чем кто-либо, знал, что в церковных песнопениях Ё не звучит никогда.