Письма живого усопшего
Шрифт:
Поэтому неудивительно, что невидимые сущности взбунтовались. Они покорно последовали бы за Учителем, однако они противятся вмешательству дурака.
Но боятся они отнюдь не дураков. Напротив, они боятся только больших учёных. Человек достиг такого прогресса в науке, что теперь ему просто необходимо очистить свои мотивы, ибо в противном случае он будет уничтожен.
Вот ещё одна причина того, что я так активно проповедую идею братства, пытаясь спасти людей от их же собственной глупости. Если ощущение братства станет всеобщим, эти
Большие учёные ближе всех остальных подошли к той чистой деятельности, когда разум и только разум действует исключительно ради разума; подобным же образом действует то Великое Существо, о котором я недавно писал вам, — тот Великий Посвящённый, который служит миру, влияя в строгом соответствии с Законом эволюции на мысли определённых людей, избранных орудиями эволюционного развития.
Как мало знают люди об окружающем их Невидимом Мире!
Совсем недавно я последовал за вами в лекционный зал в Нью-Йорке, так вот — он был переполнен невидимыми существами ещё больше, чем мужчинами и женщинами в физических телах. Как вы сами прекрасно понимаете, именно в этом и заключалась причина охватившего вас тогда беспокойства. Целью этого собрания была организация структурного ядра Общества исследования аномальных явлений, а именно — Невидимого Мира, некромантии и обрядовой магии. Безумство из безумств! Я услышал, как один из присутствовавших там мужчин выразил уверенность в том, что новообразованное Общество не будет, подобно Обществу Психических Исследований, отгораживаться от внешнего мира, но напротив, это Общество будет приглашать всех, кого интересует изучение невидимого, в том числе и репортеров. Пресс-атташе от оккультизма!
Позвольте мне описать здесь нескольких присутствовавших там слушателей, остававшихся невидимыми для всех, за исключением одного человека. Над собранием зависло в нетерпеливом ожидании высокое, худое, голодное существо с химерическим лицом и брюхом голодной пиявки. Оно почти что с нежностью внимало речам одного из ораторов.
Другое — обрюзгшее и полусонное — уже успело подкормиться с тех пор, как появилось в зале.
Ещё одно — испуганное и измученное — пыталось найти выход, но никак не могло выбраться из ауры желания одного из участников этого причудливого сборища.
И ещё одно — сильное и злобное — металось с места на место в поисках новых жертв. Уж оно-то непременно будет присутствовать на собраниях этого Общества. Оно будет стараться поддерживать его жизнеспособность, потому что знает о том, какую великолепную возможность предоставляет ему это
Общество. О том, что это за возможность, я предпочту умолчать.
Так для чего же вам посещать подобные места?
Письмо 28
Величие войны
20 апреля 1915 г.
Я уже писал вам о красоте мира; теперь я хочу написать о красоте войны, ибо у войны тоже есть своё великолепие. Всё, что возводит человека к высшему пределу энтузиазма, — прекрасно; ибо что есть красота — как не излучение Света, вспышка той жизни, что являет собой Солнце в человеке?
Я сожалею о том, что эта война началась. Я видел страдания, муки, агонию, и через своё сострадание сам испытывал их. Всё это, конечно же, наложило на меня свой отпечаток. Но, останься я в безопасности на одной из нейтральных звёзд, я бы так ничего и не узнал о величии войны.
Человек стал слишком покорным, но так и не приобрёл сопряжённых с покорностью добродетелей; и эта война, таким образом, исполняет волю богов, вновь бросая человека в дикость, в первобытность, где находятся самые корни жизни и откуда истекает та живительная сила, что в будущем расцветёт в виде веры — такой могучей, какой ещё не видывал мир.
Страдание и радость вечно противоположны и вечно равны друг другу. Какое-то время человек может пребывать в нейтральном состоянии сытого полусознания; но когда к нему приходят обе крайности — радость и страдание, он уже не может пребывать в полусознании, — он живёт и бодрствует, и слава сияет над ним.
Могли ли Учителя предотвратить эту войну? Они могли бы задержать её; но её причины были сокрыты в сердцах людей, в невидимых силах, пребывавших как внутри них самих, так и во внешнем мире, и далее оттягивать неминуемый взрыв — означало бы препятствовать планетарным целям.
И те, что не убиты и не умерли, сейчас гораздо более живые, чем они были двенадцать месяцев тому назад, и даже так называемые «мёртвые» суть не мёртвые, но живые усопшие.
Мы отбросили назад силы зла, это правда; но битва, происходившая в нашем мире, — это всего лишь часть общей битвы.
Если вы не против, я расскажу вам историю одного человека, которого я знал ещё в мирное время. Это был самодовольный субъект, погружённый своею сытостью в полусонное состояние. Он разглагольствовал о жизни, об этике и о гражданском долге, не выходя при этом из рамок привычных банальностей. Но что он в действительности знал о жизни, этике и гражданском долге?
Назовём его Джонсон. Несколько месяцев он провёл на войне, сражаясь за Англию и за спокойствие Англии; и теперь, когда он говорит о жизни, его речь наполнена смыслом, потому что жизнь для него теперь — противоположность и в то же время неизменная спутница смерти. Он любит жизнь, и от него исходит свет величия жизни.
У Джонсона был сын — единственный ребёнок. Каждый отец поймёт, что это значит. Во время большого отступления, одним из руководителей которого был и Джонсон, он вдруг увидел своего сына — раненого, но ещё живого. Лишь на одно мгновение отец обернулся к своему мальчику... а затем вернулся к своему отряду, чтобы не оставлять его без командира, при этом отдав своего сына на милость армии, опьянённой безжалостным духом завоевания.
Больше Джонсон не будет говорить банальностей о жизни. Он узнал, что такое смерть, и что такое муки неизвестности — вещь ещё более страшная, чем сама смерть.
Письмо 29
Друг «X.»
24 апреля 1915 г.
Вчера умер человек, мысленно повторяя перед смертью ваше имя.
Нет, он не был вашим другом, более того — вы никогда его не видели. Ещё в прошлом году, находясь в Англии, он прочёл предыдущую книгу, написанную мной с вашей помощью, и очень серьёзно заинтересовался ею. В течение нескольких месяцев он мечтал о встрече с вами, но, будучи человеком скромным, предпочитал не торопить события.