Письма
Шрифт:
Вы превосходно написали о Россетти. Я читал Ваше эссе с восторгом. Ваш искренний друг
Оскар Уайльд
94. Элизабет Робинс {104}
Тайт-стрит, 16
[Конец марта 1891 г.]
Дорогая мисс Робинс, я был очень болен — во всяком случае переутомлен — и уезжал отдохнуть. Но теперь, когда я вернулся, я буду чрезвычайно рад проведать Вас и сделаю это завтра в четыре часа.
Я бы очень хотел посмотреть «Гедду Габлер». Может быть, Ваш администратор любезно оставит для меня кресло в партере. Это интереснейшая пьеса, и никто не смог бы лучше Вас выразить ее тонкость и трагизм. Искренне Ваш
104
Премьера пьесы Ибсена «Гедда Габлер» в Англии состоялась в театре «Водевиль» 20 апреля 1891 года, с Элизабет Робинс в главной роли. Уайльд пришел на спектакль во второй раз 24 апреля, после чего прислал актрисе телеграмму, назвав ее игру «подлинным шедевром сценического искусства».
Оскар Уайльд
[? Апрель 1891 г.]
Действительность всегда видится мне сквозь дымку из слов. Я пожертвую достоверностью ради удачной фразы и готов поступиться истиной ради хорошего афоризма. При всем том я искренне стремлюсь создать произведение искусства, и мне приятно, что Вы считаете мой подход тонким и художественным. Газетные рецензии, по-моему, пишут сладострастники для читателей-филистеров. Не возьму в толк, как можно объявлять «Дориана Грея» безнравственным. Для меня трудность состояла в том, чтобы подчинить присущую роману мораль художественному и драматическому эффекту, и мне все равно кажется, что мораль слишком очевидна.
105
Фрагмент из письма, вошедший в книгу Артура Конан Дойля (1859–1930) «Воспоминания и приключения» (1924), где Конан Дойль вспоминает обстоятельства их встречи, происшедшей за ужином, устроенном Дж. М. Стоддартом (см. комментарий к письму 81) в Лондоне 30 августа 1889 года. Стоддарт обратился к обоим писателям с просьбой написать что-нибудь для его журнала. В результате появились «Знак четырех», второй «сюжет» Конан Дойля о Шерлоке Холмсе, и «Портрет Дориана Грея». Настоящее письмо Уайльда (точнее — фрагмент из него, сохранившийся благодаря книге Конан Дойля) — его ответ на письмо Конан Дойля к нему, в котором содержится отзыв о «Портрете Дориана Грея». Это — единственное известное письмо Уайльда к Конан Дойлю. Близки они явно никогда не были, хотя отзывались друг о друге со взаимной симпатией.
96. Р. Клеггу {106}
Тайт-стрит, 16
[? Апрель 1891 г.]
Милостивый государь, искусство бесполезно потому, что его цель — лишь создать настроение. В его задачу не входит ни поучать, ни как-либо влиять на поступки. Оно великолепно в своей безрезультатности, и его безрезультатность неотделима от доставляемого им удовольствия. Если созерцание произведения искусства побуждает к какой-либо деятельности, это значит, что либо произведение весьма посредственно, либо созерцающий не сумел оценить его во всей художественной полноте.
106
Адресат письма неизвестен, однако, судя по обращению к нему Уайльда, это человек ему не близкий.
Произведение искусства бесполезно, как бесполезен цветок. Ведь цветок расцветает ради собственного удовольствия. Мы получаем удовольствие в тот миг, когда любуемся им. Вот и все, что можно сказать о нашем отношении к цветам. Конечно, человек может продать цветок и тем самым извлечь из него пользу для себя, но это не имеет ничего общего с цветком. Это не меняет его сущности. Это нечто случайное, безотносительное к нему. Боюсь, звучит все это весьма невразумительно. Но эта тема — для долгого разговора. Искренне Ваш
Оскар Уайльд
97. У. Л. Кортни {107}
Тайт-стрит, 16
[Приблизительно 19 мая 1891 г.]
Дорогой Кортни, по-моему, я узнал Вашу приятную дружелюбную манеру в рецензии на мои эссе, помещенной в «Дейли телеграф». В любом случае я пишу, чтобы попросить Вас отрецензировать на страницах этой газеты моего «Дориана Грея», если возможно. Прошу я об этом вот почему: по выходе в свет роман подвергся грубой и глупой критике за «безнравственность», а мне хотелось бы, чтобы он был критически рассмотрен исключительно с точки зрения искусства, т. е. с точки зрения стиля, сюжета, построения, психологии и т. п. Спору нет, и с этой точки зрения к книге можно предъявить много претензий. У каждого подлинного критика свой собственный критический темперамент, с законами которого он сообразуется, а я, признаться, слишком восхищен своим произведением, чтобы просить других людей восхвалять его. Но писателю, особенно в Англии, хочется, чтобы его вещь рассматривали с надлежащей точки зрения. Могли бы Вы оказать мне эту услугу? Я, конечно, знаю, что Ваши рецензии совсем короткие. Это не имеет значения. Искренне Ваш
107
Кортни, У. Л. (1850 1928) — английский литератор и журналист. Его рецензия на сборник эссе Уайльда «Замыслы» появилась в «Дейли телеграф» 19 мая 1891 года, а небольшая заметка о «Портрете Дориана Грея» — 15 июня.
Оскар Уайльд
98. Миссис У. Г. Гренфелл {108}
Париж, бульвар Капуцинов, 29
[Почтовый штемпель получения — 12 ноября 1891 г.]
Дорогая миссис Гренфелл, я слышал от леди де Грей, что этой зимой Вы уезжаете в Индию! Мне это кажется совершенно ужасным, так как у меня, наверное, долго не будет возможности повидать Вас.
Скоро у меня выйдет новый том сказок, довольно похожих на сказки из сборника «Счастливый Принц», который Вы, может быть, читали, только более тщательно отделанных. Одну из сказок, о бледной маленькой Инфанте, чей портрет написал Веласкес, я посвятил Вам в качестве скромного ответного дара за тот восхитительный день в Тэплоу. Когда Вы отправляетесь в Индию? Боюсь, книга выйдет не раньше, чем через две-три недели, а я хочу, чтобы Вы увидели ее и полюбили.
108
Фейн, Этель (1868–1952), с 1887 года — супруга Уильяма Генри Гренфелла (1855–1945), члена парламента от либеральной партии. Их дом находился в Тэплоу Корт, на берегу Темзы.
Леди де Грей, Констанс Глэдис (1859–1917) в письмах Уайльда начала 1880 гг. упоминается как леди Лонсдейл (стала женой лорда де Грей в 1882 году, после кончины ее первого мужа графа Лонсдейла), одна из самых красивых женщин своего времени. Уайльд посвятил ей пьесу «Женщина, не стоящая внимания» (1894).
В письме идет речь о рассказе «День рождения инфанты», вошедшем в сборник «Гранатовый домик», вышедший в ноябре 1891 года, с посвящением жене Уайльда Констанс.
Париж такой очаровательный, что я подумываю о том, чтобы стать французским поэтом! Искренне Ваш
Оскар Уайльд
99. Редактору «Спикера» {109}
Париж, бульвар Капуцинов, [29]
[Начало декабря 1891 г.]
Милостивый государь, я только что приобрел — по цене, которую счел бы непомерно высокой, будь это любая другая шестипенсовая английская газета, — номер «Спикера». Купил я его в одном из прелестных киосков, которые служат украшением Парижа и которые, по-моему, мы должны немедленно ввести в Лондоне. Киоск выглядит восхитительно, а ночью, освещенный изнутри, он очарователен, как фантастический китайский фонарик, особенно если его украшают прозрачные афиши, созданные таким умелым рисовальщиком, как Шере. У нас в Лондоне есть только оборванцы-газетчики, чьи голоса, несмотря на достойные восхищения старания Королевского музыкального колледжа сделать Англию по-настоящему музыкальной нацией, всегда немелодичны и чьи отрепья, бесформенные и неблагородные, только форсируют режущую ноту безобразной нищеты, не создавая впечатления живописи, которое одно только и может сделать мало-мальски выносимым зрелище чужой бедности.
109
Шере, Жюль (1836–1932) — известный французский художник; рисовальщик афиш. В 1859–1866 гг. жил в Англии.
Риккетс, Чарльз де Суси (1866–1931) — английский художник, писатель, книжный оформитель и сценограф, начиная с «Портрета Дориана Грея», был иллюстратором многих изданий произведений Уайльда; Шеннон, Чарльз Хейзелвуд (1863–1937) — его друг, также книжный иллюстратор, вместе с ним принимавший участие в издании книг Уайльда. В 1889–1893 гг. вдвоем издавали журнал «Дайал».
Рецензия на сборник Уайльда появилась в «Спикере» 28 ноября, а ответ Уайльда — 5 декабря.
Впрочем, я собрался написать Вам вовсе не об установке в Лондоне киосков, хотя Совету графства следует, на мой взгляд, немедленно взяться за это дело. Цель моего письма — исправить неточность в заметке, помещенной в Вашей интересной газете.
Автор упомянутой заметки заявляет, что орнаментальные рисунки, придающие прелесть моей книге сказок «Гранатовый домик», выполнены мистером Шенноном, а изящные, как греза, виньетки, что отделяют одну сказку от другой и служат заставками к ним, — мистером Риккетсом. Все наоборот! Мистер Шеннон нарисовал грезы-виньетки, а мистер Риккетс — тонкие и фантастические орнаменты. Более того, мистер Риккетс — автор всего художественного оформления книги, начиная от выбора типографского шрифта и места для орнаментов и кончая превосходнейшей обложкой, которая облекает целое. Автор газетной заметки заявляет далее, что обложка ему не нравится. Это, конечно, достойно сожаления, но не так уж важно! На свете есть только два человека, которым она должна понравиться во что бы то ни стало: мистер Риккетс, который создал ее, и я, чью книгу она облекает. И оба мы от нее в восхищении! Однако, рассуждая о том, почему обложка не произвела на него впечатления чего-то прекрасного, рецензент Вашей газеты приводит доводы, которые, как мне кажется, свидетельствуют об отсутствии у него художественного чувства и которые я, с Вашего позволения, попытаюсь опровергнуть.
Он сетует на то, что та часть рисунка, которая помещена на левой стороне обложки, напоминает ему булаву с насаженной на конец малярной кистью, тогда как часть рисунка, украшающая правую сторону, смахивает, по его словам, на «цилиндр с засунутой в него губкой». Итак, мне ни на минуту не пришло бы в голову оспаривать подлинность впечатлении Вашего рецензента. Ведь на самом деле искусство, как я отмечал в предисловии к «Портрету Дориана Грея», — это зеркало, отражающее того, кто в него смотрится, и его сознание. Указать же я хочу вот на что: художественная красота обложки моей книги заключается в изящном переплетении узоров, арабесок и множества кораллово-красных линий на фоне светлой слоновой кости, где кульминацией цветового эффекта становятся высокие золотые ноты, а перехлестывающаяся лента — зеленой, цвета мха, материи, которая скрепляет книгу, усиливает приятное впечатление.
Какие ассоциации вызывают эти золотые ноты, какие подражательные параллели им можно отыскать в хаосе, именуемом Природой, не имеет значения. Они могут напоминать, как иногда напоминают мне, павлинов, гранаты и плещущиеся фонтаны золотой воды или, как они напоминают Вашему рецензенту, губки, булавы и цилиндры. Подобные представления и ассоциации не имеют абсолютно ничего общего с эстетическим качеством и эстетической ценностью рисунка. Вещь, существующая в Природе, становится гораздо красивее, если она напоминает нам предмет Искусства, но предмет искусства не становится по-настоящему прекрасным от сходства с вещью, существующей в Природе. Ни узнаваемость, ни похожесть ничего не прибавляют к первичному эстетическому впечатлению от произведения искусства. И то и другое свойственно более позднему и менее совершенному этапу восприятия. Собственно говоря, они вовсе и не являются частью подлинно эстетического впечатления, а постоянная озабоченность содержанием, характерная почти для всего нашего английского искусствоведения, превращает наше искусствоведение, и в особенности литературную критику, в занятие, столь бесплодное, столь бесполезное, столь далекое от истины и до странности ничтожное.