Письмо французской королевы
Шрифт:
Спокойно. Думать надо не обо всех сразу, а в порядке очереди.
Вот сейчас настало время подумать об исчезнувших фотографиях.
Сказки дальних стран и далеких времен
Ло-фу, гончар, умелец лепить из глины посуду да смешные, неуклюжие фигурки, был бедным одиноким юношей, до того невзрачным, что на него не хотела смотреть ни одна девушка. А Фей всегда восхищалась вылепленными им фигурками, жалела его и говорила, что рано или поздно найдет ему подругу. Вот и нашла. Те же губы, что целовали Чжу, в губы Ло-фу впиваются… Те
Почудилось Чжу, что под его ногами не холодная роса ночная, а раскаленные уголья. Вскрикнул он, пошатнулся. А сзади завизжала, захохотала толпа. Люди жадно глядели на любовников, будто тигры, которые сквозь тростниковые заросли добычу высматривают.
Разомкнул объятия Ло-фу. Упали руки, его обнимающие. И в тот миг всем почудилось, что двоится в глазах у них, не одна перед ними серебряная красавица.
О бессмертные! Только что Фей лежала рядом с Ло-фу, а теперь она и на траве распростерта, обнаженная, и в то же время поодаль стоит в парчовом одеянии, затканном серебряной чешуей!
Что за наваждение? Напрасно, значит, Ай заставила односельчан омыться мочою жертвенного быка – это должно было отогнать привидение, да вот не подействовало. Где живая Фей, а где ее двойник?
– Моя Дева Серебряная, моя Фей… – застонал Чжу. – Как могла ты отдать другому нашу любовь?
– Наша любовь всегда с нами, – ответила ему та Фей, что стояла в стороне. – Разве потускнеет костер, если его искры улетят в черную ночь и разгонят тьму? Посмотри на Ло-фу – неужто кому-то плохо оттого, что он впервые в жизни счастлив?
– Но ведь это твое тело в его объятиях было! – возопил Чжу. – Твое тело! Твое лицо смотрело на него твоими глазами! Сколько раз я видел в них свое отражение, а сейчас там отражался другой!
– Сколько ни смотрело на меня мужчин, лишь в твоих глазах я видела свет истинной любви, – ответила Дева Фей, и Чжу показалось, будто серебряными нитями она обвила его, утешая и успокаивая. – С Ло-фу только мгновенное сияние души моей. Знаешь ли ты старинную легенду о стране Суймин? В небе над нею не было ни солнца, ни луны, там царил полный мрак, но в лесу иногда зажигались странные огоньки, словно сверкали таинственные камни или цветы, озаряя все вокруг. Люди оживали при свете их! Так и вас я оживила светом своего сердца и своей любовью!
Она повела рукой, и люди невольно оглянулись на тех прекрасных девушек, которых время от времени приводила Серебряная Фей на радость и утеху молодым мужчинам. И только теперь заметили они, что каждая из красавиц чем-то неуловимо напоминает Фей. Так схожи между собою Тайбай, Тяньсин, Суйсин, Чэньсин, Инхосин [41] , хотя это разные, разные, далекие друг от друга звезды. И вспомнили мужья и возлюбленные красавиц девушек, что в те мгновения, когда настигало их небесное блаженство, невольно чудилось им, будто бьется под их поцелуями Серебряная Фей.
41
В китайской астрономии Тайбай – Венера, Тяньсин – Сатурн, Суйсин – Юпитер, Чэньсин – Меркурий, Инхосин – Марс.
Их
– Выходит, Серебряная Фей была общей женой! Ваши жены принадлежали сперва Чжу, а вам только потом? Всем, всем быть в девятой преисподней, где наказывают за блуд!
Невольно отшатнулись мужчины от красавиц, и даже Ло-фу оттолкнул ту, которую только что пылко обнимал.
– Правду говорят старые люди: ты можешь обтесать бревно, как захочешь, но свойства дерева в нем сохранятся, – проговорил Чжу, и людям показалось, что это стонет умирающий тигр. С каждым его словом меркло сияние Серебряной Фей, меркла прелесть волшебных дев. – Там, на ложе ночи, где я впервые увидел тебя, ты могла бы достаться любому смельчаку, как досталась мне. И здесь, на земле, ты изменяла мне, но не изменила себе!
Серебряная Фей от этих слов сперва покраснела, словно алый шаояо, а потом побледнела, будто белый шаояо [42] . Затем заговорила:
– Ты путаешь простые камни с яшмой! Вспомни слова великого мудреца: у коня есть копыта, чтобы ступать по инею и снегу, шерсть – беречься от ветра и стужи; он щиплет траву и пьет воду, встает на дыбы и скачет – в этом истинная природа коня. Прелесть моего облика создана, чтобы прельщать, свет красоты – чтобы озарять тьму обыденности, умение любить – чтобы воскрешать умершие души…
42
Шаояо – пион.
– И убивать живых, – перебил ее Чжу.
– Не говори так, любимый мой! – взмолилась Дева Фей. Она закрыла лицо длинным рукавом, и от слез ее тот стал тяжелым, словно камень. – Дороже всего для меня на свете – ты. Другим доставалась лишь тень моя. Я творила прекраснейших дев на радость мужчинам – и оставляла их, будто лишние одежды, возвращаясь к тебе. Я создавала маленьких детей на радость женщинам – и возвращалась к тебе…
Раздался оглушительный шум, словно начали трескаться горы в округе. Нет, то подняли крик люди – те, что слышали слова Серебряной Фей.
– Проклятая чародейка! – вопили они. – Значит, жены наши – призраки, и дети – тоже? Пусть наша жизнь была скудна и тяжела, но это была настоящая жизнь! Ее испытания терпели наши отцы, деды и прадеды, а потом с честью и достоинством уходили к Девяти Истокам, в загробный мир. Ты же ввергла нас в объятия призраков, поселила в призрачных домах, усладила призрачным счастьем, заставила забыть нашу извечную долю и судьбу. Говорят мудрецы, что трудное и легкое создают друг друга. Не нужны нам привидения твои!
– Даже если они озаряют ваши души? – воскликнула Серебряная Фей.
– От такого света глухая ночь еще темней кажется, – ответила Ай.
И остальные ее поддержали:
– Нам боги от сотворения мира единственный путь указали. Пусть некрасивы наши жены и неискусны в утехах любовных, зато они умелые хозяйки, прилежные работницы, заботливые матери. На поле под стать мужу с мотыгой, а вернувшись в дом, чистоту и порядок блюдут, умеют рис готовить отменно и сами рожают детей, без помощи злого колдовства…