Письмо королевы
Шрифт:
Наши дни
На улице было полутемно, ветрено, пустынно. Алёна шла по Покровке – все же пешеходная улица, тут ни на джипах, ни на каких других машинах не больно-то разъездишься, – но все же старалась держаться поближе к дверям магазинов. До восьми оставалось пять-десять минут, все закроется, пути отступления будут отрезаны, надо спешить!
Пока шла от Пискунова до площади Минина, более или менее вырисовался план действий. Ужасно, ну просто ужасно не хватало тетрадки в клеточку, ручки и ее колпачка. То есть все это лежало в сумке, но сейчас Алёна просто не могла себе позволить зайти куда-то, ну, например, в кафе «Мишель», заказать кофе и посидеть, подумать, позаписывать свои странные, парадоксальные, но, похоже, правильные выводы. Во-первых, опасно.
Но сначала надо кое-что проверить. Прежде чем вызывать на подмогу кавалерию, которая на сей раз представлена ну просто-таки, можно сказать, императорскими отборными кавалергардами, следовало в последний раз уточнить, не нафантазировала ли себе кое-что писательница Дмитриева, не перепутала ли она, как это порой с ней бывало, реальность с вымыслом.
Для этого нужна была минутка или полторы полной безопасности и уединения.
«Может, такси взять?» – подумала Алёна, но тут же отказалась от этой мысли. В случае чего на таксиста надежды никакой. Эти ребята храбры только деньги вынимать из пассажиров, а защищать их от внезапно надвинувшейся опасности – ни, нема дурних! С другой стороны, своя рубашка ближе к телу, и это правда.
Жаль, сберкасса уже закрыта. Она недавно начала работать после ремонта, сияла ну просто невозможной чистотой, и охранники были ну очень ражие и глазастые. Такие мигом приведут в действие табельное оружие, даже и думать не станут, стоит только почуять даже намек на некий неадекват! Может, палить и не станут, но палками резиновыми приложат дай боже, и наручники тоже в ход пойдут.
Ах да, наручники! Алёна сунула в сумку свой трофей, который мог привлечь нездоровое внимание какого-нибудь невесть откуда взявшегося милиционера, и вошла в книжный магазин.
– Через пять минут закрываемся, – предупредила донельзя уставшая продавщица на входе. – Вера, повесь табличку, чтобы никто больше не входил!
Алёна одобрительно кивнула и зашла за ближайший стеллаж, который прикрывал ее от окна. Достала телефон, посмотрела на список вызовов, которые делала с утра. Ага, вот телефон Оперного.
– Добрый вечер, скажите, пожалуйста, Петр Фоссе сегодня занят в спектакле?
– Нет, а кто его спрашивает?
– Ну, это… по личному делу. Извините, а нельзя ли у вас узнать его телефон?
– Конечно, конечно, можно, пожалуйста, записывайте! Вам какой, домашний или сотовый?
Алёна опешила и даже, отодвинув мобильник от уха, посмотрел на него недоверчиво. Честное слово… странно! Обычно телефоны актеров никому не дают, чтобы их личную жизнь не нарушали назойливые поклонницы. Не факт, что у Фоссе таковые имеются, конечно, а впрочем, пуркуа бы не па, как говорят, вернее, как не говорят французы?
Тем, что само идет в руки, грех не воспользоваться.
Она выхватила из сумки ручку и тетрадку:
– Э… говорите, я записываю!
Номера были ей продиктованы и даже повторены на всякий случай.
Алёна нахмурилась. Что-то здесь не то…
– А извините… может, вы и адрес домашний дадите?
– Конечно, конечно, записывайте!
Был продиктован и адрес, и даже объяснено, что все подъезды со стороны улицы закрыты, входить в дом следует со двора.
– Спасибо, – поблагодарила настороженно Алёна. – А что, скажите, вы всем подряд даете координаты актеров?
– Ну что вы? – обиделись на том конце провода. – Ни в коем случае, это строго запрещено! Но Петр Альбертович (у Алёны глухо стукнуло сердце – да, все правильно!) очень просил, очень… – Она кокетливо выделила голосом слово «очень», голос стал сладкий, словно после коробочки «Рафаэлло», но Алёна подумала, что, наверное, конфетами дело не обошлось, Фоссе наверняка добавил чего-нибудь
«Опаньки!» – как выразился бы какой-нибудь экстремальный персонаж писателя Бушкова.
– А… он не сказал, как зовут девушку? – осторожно поинтересовалась она.
– Алёна, – ответила вахтерша простодушно – и вдруг засуетилась: – Ой, а разве вы не девушка? Не Алёна?!
– Алёна, Алёна, – успокоила ее наша героиня и положила трубку, оставив вопрос о том, девушка она или не девушка, открытым.
Как интереееесно… Фоссе, кажется, полный дурак и, что хуже, всех подобными себе полагает. Интересно, он сам надумал расставить простодушную ловушку – выкопать, так сказать, яму ближнему своему… можно употребить и неблагозвучный синоним этого слова! – или ему посоветовал некто… некто, прибывший из далеких краев и имеющий большой опыт в том, как сваливать в… яму тех, кто осмелится встать посреди дороги?
– Магазин закрывается, девушка, вы что, решили здесь ночевать остаться? – раздался рядом возмущенный вопль, и Алёна спохватилась, что забыла о времени.
– Извините, ой, извините…
Сопровождаемая выразительно-осуждающим молчанием продавцов и охраны, она вылетела из книжного и кинулась было к площади Минина, но притормозила. Слишком много открытого пространства. Опасно.
Остановилась на краю площади, прикрытая с одной стороны горсткой угрюмых таксистов, бесплодно ожидающих пассажиров (здешние обитатели славились непристойно задранными ценами, немного находилось лохов садиться в их обшарпанные колымаги на колесах), а с другой – бронзовой статуей (чуть выше человеческого роста) городового начала ХХ века. Алёна, как и все, пожалуй, нижнегорьковцы, его обожала и вполне могла доверить ему собственную жизнь. Стоя рядом с городовым, она выжидала удобного момента. С одной стороны, более или менее плотной группы народу, с другой – появления троллейбуса, который готовился бы развернуться на площади и идти по Варварке. И вот такой момент выпал! Под прикрытием группы отвязного молодняка, которому приспичило покинуть ночной клуб «Авентура» и искать приключений где-то в другом месте, она перебежала площадь и вскочила в троллейбус очень удачно – за миг перед тем, как он тронулся. И она могла быть уверена, что вслед за ней никто не ворвался в вагон. И по крайней мере на одну остановку она может освободиться от страха за свою жизнь… вернее, от страха за то, что ее собьет пуля влет, как неосторожно взлетевшую птаху, и она не сможет рассказать… поведать… никому не сможет сообщить о своих поразительных открытиях!
Именно по этой причине Алёна решила не выходить на своей остановке, а ехать до конечной, вернее, по кольцу. Но вот если троллейбус идет в парк… Вот тут писательнице Дмитриевой худо придется. Однако водитель и кондукторша пока что молчали про парк. Может, не стукнет им ничего в голову, может, так и пройдут по всей Ванеева до Рокоссовского, а оттуда, через Кузнечиху и Четвертый микрорайон, снова в центр? И за это время, глядишь, подоспеет кавалерия… Ну, выручайте, святые небесные силы!
Святые небесные силы переглянулись и подумали: «Эх, пропадет ведь девка-то!! Надо что-то делать, что ж это она у нас сколько уж времени без пригляду, на свой страх и риск… Непорядок!»
Непорядок, верно. И что? Надо как-то реагировать!
Ну ладно, поглядим, может, и прореагируем…
А может, и нет!
Пока некоторые в небесах чесали затылки, осененные нимбами, Алёна начала было набирать первый из тех номеров, по которым собиралась звонить, но что-то ее дернуло проверить баланс.
Проверила – и увидела надпись: «Ваш баланс 80 рублей».
Ну да, самое время оказаться без денег! То есть для местных разговоров этого хватило бы, но она собиралась звонить не только на местные номера, это раз, а во-вторых, даже и здешние разговоры не имели права быть прерваны в самую неподходящую минуту из-за такой ерунды, как рассеянность Алёны Дмитриевой, забывшей положить деньги на счет.