Питер
Шрифт:
Вернее, даже так — это по-человечески…»
За профессором топали Уберфюрер, Миша и Мандела. Перед самым Невским придется расстаться — негру на Техноложку, Уберфюреру искать своих скинов, Кузнецова и профессора вообще лучше не вмешивать в эти дела.
В затылок словно влили расплавленный свинец. Иван охнул, споткнулся, выронил фонарь, схватился за затылок обеими руками. Блин, блин, блин.
Точка в затылке пульсировала.
— Иван, что случилось? — к нему бросились на помощь.
Он оттолкнул Мишу, встал, оперся рукой о стену туннеля,
Точка продолжала пульсировать, но уже слабее. Затылок ломило так, что перед глазами двоилось.
Такое один раз уже было.
Иван с усилием выпрямился.
— За нами кто-то идет. Кто-то очень большой… и очень страшный.
Темнота обволакивала, Мы идем в Большое Ничто.
— Быстрее! — Иван не знал, почему он торопит остальных, но ртутная тяжесть в затылке не отпускала. — Давайте, давайте. Шевелим ногами.
Рядом кто-то есть. Я знаю.
Иван пригнулся, закрыл глаза на мгновение. Открыл.
— Быстрее! Они бежали.
Я чувствую, что он рядом. Он идет за нами. Сейчас… сейчас…
— На одиннадцать часов! — крикнул Иван. Скинхед повернул автомат… Тишина. Движение. Писк.
Убер насмешливо поднял брови:
— Это и есть твой большой и страшный?
В пятно света неторопливо вышла крупная серая крыса, села и посмотрела на людей с презрением.
Туннель тянулся бесконечно. Вроде бы не такой уж длинный перегон должен быть, а поди ж ты…
— Объясню проще, — профессор покачал головой. Вцепился себе в бороду, дернул. — Хороший пример: крысы. Вроде той, что мы недавно видели.
— При чем тут? — Иван сдвинул каску на затылок и почесал вспотевший лоб. Сейчас была его очередь идти первым. В незнакомом перегоне не расслабляйся, ага. Он надвинул каску на лоб и продолжил шагать, поводя головой вправо, влево.
— Ни одна крыса не умирает от старости. Понимаете, Иван? Только представьте — крыса, живущая вечно. Теоретически это вполне возможно. И это впечатляет. Природа заложила в них такой запас живучести, что просто страшно становится.
— Но крысы же не живут вечно? — спросил Убер.
— Нет, конечно.
— Они же все равно умирают?
— Умирают, — согласился Проф. — Но знаете, от чего именно?
Иван прищурился. Кажется, сейчас мне откроется еще одна тайна мироздания. Оно мне надо, а? Тем не менее послушно спросил:
— От чего?
— От рака.
Иван хмыкнул. Интересно.
— Рак?
— Да, именно. Всех крыс рано или поздно убивает рак. Иначе бы они жили вечно. И мир был бы поглощен крысами, расплодившимися аки саранча. Они бы сожрали все. И друг друга. В итоге бы на земле — мертвой, изгрызенной до голого камня — остался бы только огромный злобный крысиный волк, сожравший всех остальных.
Иван представил огромную жирную крысу, сидящую на безлюдном каменном шаре посреди черноты космоса. Крысиный Апокалипсис. На груди у крысы было ожерелье из
— Другая экосистема, — сказал Иван. — Нет?
— Думаю, это скорее резервный вариант, — Водяник начал выдыхаться. С его комплекцией — не то чтобы толстый, но грузный, он быстро уставал даже при нормальном темпе ходьбы. Иван помахал рукой. Привал.
Профессор сел прямо на рельсы и шумно выдохнул.
— Вух! Спасибо, Ваня… Самое интересное, что одним из самых действенных методов лечения рака в мое время было… радиационное облучение.
Иван помолчал, обдумывая.
— То есть, грубо говоря, выйдя наверх, в зараженную зону, крысы излечились от рака?
— Да, именно это я и хочу сказать. Теперь ничто не мешает им жить вечно. Вообще, мы очень мало знаем об аварийных системах природы. Скажем, та же крыса — прекрасный резервный вариант на случаи ядерной катастрофы. Или падения метеорита, скажем — что тоже дает повышение уровня радиации, вспомнить хотя бы Тунгусский феномен… Или чудовищное извержение вулкана, после которого Земля превратится в одну очень темную планету, летящую в космическом холоде. При этом уровень радиации тоже повысится!
Радиационное поражение — идеальная среда для крыс. Срок их жизни увеличится, часть особей излечится от рака — и крысы заполнят мир. Прекрасные животные!
Иван покосился. Нет, профессор совершенно искренен.
— Вообще, я думаю, что увеличение заболеваний раком перед Катастрофой — это признак того, что людей стало слишком много. И природа должна была сдерживать рост популяции.
Рак — природный ограничитель. А катастрофические изменения этот ограничитель снимают.
— Вот лайв форева-а, — пропел Уберфюрер. — Бессмертные крысы в килтах сражаются на мечах. Горцы. Остаться должен только один!
Проф усмехнулся.
— Забавно, но, в сущности, так и есть. Остаться должен только один. Через некоторое время они вышли к станции Черная речка. Остановились, открыв рты. Станцию было не узнать — впрочем, до Ивана ее видел разве что Убер. Но тогда она была темная и заброшенная, только компания цыган сидела вокруг единственного костра. А теперь… Иван присвистнул. Вот это да.
— Вы это видите? — спросил Убер. — Мне не мерещится?
— Не-а, — сказал Иван. — Если только мы не умерли и не попали в рай. Перед ними на прежде безлюдной станции горели десятки цветных огней, возвышались разноцветные шатры. Цирк вернулся.
Водяник объяснил, что сейчас под цирком понимают не совсем то, что до Катастрофы. Вернее, уточнил профессор, в метро мы вернулись к более древней форме цирка, которую точнее обозначить словом «карнавал». Странствующий праздник на любой вкус. Карнавал включает в себя цирковые номера, спортивные состязания, гадание, фокусы, аттракционы, игры на деньги и призы (то, что раньше называлось казино), поэзия, музыка, песий, танцы и театр. И продажная любовь, естественно.