Питерский битник

Рыжов Игорь

*****

СашБашу

Какая разница, с какого Он этажа шагнул в рассвет? С восьмого, господа, с восьмого. Вам легче? Мне, допустим, нет… Уходом и началом между, Посередине — тридцать лет. А я хромаю, как и прежде, Слегка оглох, чуть–чуть ослеп. Хотя я жив, а это много, Хотя бы это — в полный рост: Трудней идущему дорога, Когда уход с неё так прост. Но так же недоступна Осень, И так же дышится весной! Мне будет вечно — двадцать восемь За тех, кто не дошел со мной.

*****

Дави любовь, как прыщ на морде, Ногтями, суку, до крови. Нет выше радости, не спорьте, Чем

отказаться от любви! Дави её, как таракана, Как вошь, как гниду, как клопа, В очарование стакана поверь — И отправляйся спать. А утром, по отдохновенью, Сложив в шалмане по рублю, Ты, ощущая вдохновенье, Гундосишь: «Я, Тебя, Люблю!..».

*****

Напомнив, что есть где–то снег В июле, — он в жару опух, — Влетает неземной, извне, Не тая тополиный пух. Смешенье лета и зимы Мешает мысли, бредит явь. И я, в окно своей тюрьмы, Гляжу, не видя ни х..я.

*****

Я видел Бога, глядя на Неё, Я знал, куда лежит меня дорога: Всё об одном — от кабака к острогу Вело меня по жизни вороньё. Всегда быть рядом, сбоку, не у дел, Уже, но оставаясь у порога. Я жив лишь тем, что я увидел Бога, А он меня — увы, не разглядел

*****

Весенняя

Нет, этот мир — непобедим! Лишь в подворотнях снег растает, Как сумасшедший Никодим Вновь воробьям стихи читает. Все сочинения свои, Что гениальны, что бездарны. И в подворотнях воробьи Ему за это благодарны.

*****

Спите, руки, спите, ноги, головы заросшие, На хвосте, что у сороки, вести лишь хорошие. Смерть повсюду отменили — выгнали взашей её, Куличом висит с ванилью месяц над траншеею. Спит в вагончике рабочий, долго спит, уж с вечера, Хорошо в июле ночью, если делать нечего! Хорошо, когда тревожат лишь дела приятные, И шевелятся под кожей чувства необъятные!

*****

Между числами — нет слов, по воде скользит весло: Не пробить тугую воду, непростое ремесло. Но, порой, хранит число всё, что было, не было, Дату первого прихода и ухода, всем назло. Между числами и мной — срок отрезанный, земной, И не мне читать те числа летом, осенью, весной. Ведь зимою, в холода, их под снегом не видать, И стоят они на страже, вечные, как никогда. Точка, точка, запятая, знак «тире», как привиденье. Арифметика простая — дата смерти и рожденья. Знак «тире» — вся жизнь до края, числа по краям застыли, Точка, точка, запятая, а вокруг — слова пустые. Точка, точка, два цветочка, фотография в овале, И три слова в завиточках — как меня при жизни звали. Два числа, как часовые, по весне, как снег растает. Что, не страшно, вам, живые? Ведь в конце лишь — запятая,,

*****

Опять задержалось лето, А хочется, всем назло! Кофе мешать с сигаретой, Петь, чуть касаясь слов, Сидя с тобою где–то, Где–то, где нам тепло! Опять задержалось лето, Значит — не повезло…

*****

Иллюзии

Все теряется когда–то: даты, праздники, ключи. Злато, то, что до зарплаты: потерял, и не ищи. Жизни в том великолепье, что одним не поит нас. Это — детства праздник летний: с молока на спелый квас. С кваса — на хмельное пиво, с пива — на стакан вина, Ухмыляется, игриво, поднося все это нам. Бьют часы, стучат минуты, оставляя за собой, Непривязанность к чему–то, непронзающую боль. Что не будет на прощанье бить тебя во все места: Равнодушие печально, но опаснее, — мечта…

*****

Свет мой, зеркальце, заткнись! Или на х. й, отвернись! Знаю сам, молчи, зараза! Заебло, угомонись! Видишь: не выходит сразу, Хоть сто раз ты ебанись, Жить. А хочется! Паскуда — Злоебучая стезя… Чудо. Где–то бродит чудо, Там, где пешка ест Ферзя, Решка бьёт орла. Рассудок Знает —

этого нельзя. Зябко. Сводит мозг желудок От желания всего. Мост меж нами: «Спи, ублюдок! Ты добился своего!». Всё… Весна. И амальгамы Чуть со сна идёт черта, Там — где Бог играет гаммы, Остальное — Пустота…

*****

Перегорела лампочка, болтается спираль. Капризная ты, дамочка, судьба моя, а жаль. Уплыли пароходики куда–то без меня, Идут быстрее ходики: такая, вот, хуйня. Когда всё это кончиться, — я первым помолюсь: Мне ничего не хочется, я этого боюсь. Я выписал названия всех улиц, где я жил: Весь город. До свидания. Считайте этажи.

*****

Говорите обо мне, что угодно, люди. Мне — ведь, зёрнышко в говне, Вам — лишь хрен на блюде. Что допился, что издох, евнух в Эмирате: Просто, пил ту жизнь на вдох, А на выдох — тратил. Говорите, ну, ещё! Просто, говорите! Мне всё это — за плечо, Мой любимый критик. На иврите, идиш, так — русского не бойтесь! Яйца лижут у кота, Коль не в силах коитус. Вы попробуйте, как я: реки по стаканам, Ведь не выйдет ни хуя, Слышу: «На хрена нам! Молоко рассвета пить, с ветром хороводить. Всё, что хочется — любить — Не пристало, вроде. Ты — налево, мы — в тираж, что, весьма, оплачен». Плачет матушка Кураж У застенка Плача. Где Господен Глас сумой, богатея, дышит. Я свободен, я живой, Но меня не слышат… Жил на свете дурачок. Слёзы — дурь Ивана. Ловил звёзды на крючок, Да любил — незваным. Жил на свете, да не жил, жил до воскресенья. Просто хлынули из жил Воды предосенни. Обернулись они льдом, да надолго встали. Дом, уютный милый дом, Напрочь разметали. Разлетелась голова: стены, крыша, двери. Сам себя найду едва ль. Ну, а вам — не верю. Говорите обо мне, вам ведь то пристало! Внутрь то — что изо вне Запихать сначала: «Он урод, по жизни, был. Ну, мудак, уж точно. Он считал собой столбы, Возвращаясь ночью. Говорят, издох вчера, вены вскрыл, разбился. Помер, давеча, с утра, Не опохмелился. Спьяну провалился в люк, не родился, даже», Я не знаю, я — ЛЮБЛЮ! Остальное — Лажа!

* * *

Обыкновение разлуки, как дней осенних перебор, А солнце, предвкушая муки, садится жопой на собор. Закат согреет лишь поэта своей предсмертной красотой, Как, догорая, сигарета в руке любимой и простой. Из тех, что по ночам не снятся, и не мерещатся в окне, Я — не поэт, и преклоняться мне не пристало перед ней. Мне хочется лишь эти пальцы в своей ладони сжать сейчас, Пускай безумные страдальцы стихи слагают сгоряча, И мечутся в ночи весною, барахтаясь в обрывках слов, Чтоб одиночество, родное, в них образ зыбкий обрело. Мне хочется тепла живого, крови горячей, кожи соль, Того, пред чем бессильно слово: руки любимой и простой Лишь ощутить прикосновенье, а дальше — пусть идет, как есть, Разлуки, пусть, обыкновенье вернётся — я уже не здесь…

Прогулочка

* * *

Прогулочка

Вывожу я детей на прогулку, Всюду снег, но во фляжке коньяк. Только слышно, как ухает гулко, В тишине где–то тяжко маньяк. Чуть поправлю ремень автомата, Разгоню алкашей и бомжей Своим чудным, уверенным матом: Как всё это достало уже!

* * *

Маленький человечек — Жиру — на пару свечек…!

* * *

Дети

Дети рисуют п. зду на заборе, Не получается: непредставимо! Преобразуют в ёжика с горя, Взрослые йети проходят мимо. Им всё известно давно про Детство, В жизни говном плывут куда–то. А, если честно, всё ж приглядеться: Ёж на заборе — живой и п. здатый!