Пиявки

Богданова Вероника

– Значит, её зовут Женя? А твоя Света знает о твоих наклонностях? По тебе тюрьма плачет, несчастный, или вообще дурдом! Заметь, никто, кроме меня, тебе об этом не скажет! Беги отсюда куда глаза глядят: в монастырь, в больницу, куда хочешь, только оставь в покое ребёнка!

– Но она, по-моему, тоже меня любит, я прочитал это по её глазам. Если бы ты видела, какие у неё глаза! – Славик больше не мог сдерживаться.

Он осознал, что, едва Женя придёт из школы, всё произойдёт. Будут вначале едва заметные, поверхностные ласки, похожие на братские, чтобы девочка не испугалась. Потом Женя сама захочет большего и позволит ему касаться её смелее и интимнее. А чуть позже он введёт её в восхитительный мир настоящей любви, посвятив в женщины, – может быть, пока только с помощью поцелуев.

– Да ты полный кретин! Если ты дотронешься хотя бы пальцем до этой девочки, считай, что у тебя больше нет сестры. И никогда не было! – Ольга вскочила из-за стола, опрокинув чашечку с остатками кофе, и вылетела в коридор. Там она торопливо обулась и покинула пристанище брата, проклиная тот день, когда он связался с Апельсинкой.

Славик не стал останавливать сестрёнку. Процесс сползания в безумие продолжался. Молодой человек всё глубже погружался в иллюзорный мир выдуманной им извращённой любви. Правда, в его понимании эта любовь была чуть ли не спасительной, а значит, почти святой.

И кто посмеет осудить его за это?

9

Вопреки взволнованным ожиданиям Эльвиры, Антон не спешил с продолжением. Отстранившись от попутчицы после мимолётного, как взмах крыла бабочки, поцелуя, он вновь взял со столика стакан и принялся с каким-то странным выражением блаженства на лице разглядывать его янтарное содержимое.

– Вот так всегда бывает, Элечка: жизнь проходит, тебе кажется, что ты покорил уже все возможные вершины, а что-то важное всё равно ускользает; и ты никак не можешь понять, почему всё, что происходит с тобой, происходит именно так. – Эта сентенция с претензией на философскую глубину прозвучала для Элки весьма неожиданно.

С чего это вдруг старый ловелас начал исповедоваться перед ней, взъерошенной журналисткой в нелепом свитере и старых джинсах? Останется ли нежное прикосновение твёрдых мужских губ всего лишь приятным воспоминанием или она, Эльвира, пополнит число «сестёр-Савельевых»?

– У вас что-то случилось? – спросила Элка просто так, чтобы не затягивать повисшую в купе паузу.

– Да ничего особенного. Просто я только сейчас понял, какая восхитительная начинка может таиться в простенькой на первый взгляд оболочке. – Антон говорил задумчиво, словно беседуя сам с собой, и Эльвира не поняла, что он имеет в виду: коньяк в простом гранёном стакане или её, Элкину, душу, скрытую за довольно непритязательной внешностью. В конце концов женщина приняла высказывание Вечно Второго на свой счёт, невольно подумав: если бы она никогда не видела себя в зеркале, она попробовала бы обидеться на слова попутчика.

Отец Эльвиры всегда называл её «девчонкой с изюминкой», пытаясь защитить от нападок мамы, Ирины Николаевны. Та отличалась редкостной природной красотой и частенько подтрунивала над дочерью, замечая: «Ты мой дар судьбы, а дары принимают, не обсуждая». Сначала Элка обижалась, а потом научилась улыбаться в ответ на коронную фразу маман. Эльвира и сама прекрасно видела разницу между мамой – высокой женщиной с роскошными формами и иконным лицом – и собой, похожей на бракованного жеребёнка, родившегося у породистой лошади. Дочь казалась бледной копией матери.

И только лучистые серые глаза Элки были теми же, что у Ирины. Они притягивали, словно магнит, в то же время пугая фантастической глубиной: обычно мужчины с мечтательным вздохом обходят стороной женщин с такими глазами, и только самые смелые рискуют приручить их обладательниц. Эльвира замерла в ожидании: как же поступит Антон? Рискнёт или отступится?

– Девочка моя, поезда и гостиницы – это так пошло, – заговорил вдруг Савельев, поймав вопросительный взгляд Карелиной. – Но судьба не оставляет нам выбора.

Их связь была для него решённым вопросом. Но он никак не мог сделать очередной шаг к сближению: впервые его охватила неожиданная для него самого робость. Он чувствовал себя сбитым с толку и уязвимым. Доспехи Мистера Неотразимого вдруг перестали существовать под испытующим взглядом этой невзрачной девчонки, сидящей напротив.

А так ли она невзрачна? Не лги себе, господин Вечно Второй. Ей бы и Первый подошёл: глазищи так и сияют, как у рафаэлевских Мадонн. А остальное неважно. Мужчина всегда идёт за глазами. Остальное одинаково у всех, как бы пошло это ни звучало: рост, возраст, вес, объёмы, длина и цвет волос… Антон давно убедился, что это может значить что-то лишь в первую минуту. А потом ты или тонешь в глазах женщины, или скользишь по их поверхности, потому что утонуть там попросту негде.

И Савельев был вынужден признать, что впервые в жизни оказался рядом с женщиной, обладающей именно таким, затягивающим в головокружительные омуты взглядом. И как прикажете действовать дальше? Пересаживаться на противоположную полку, обнимать за талию, целовать, опрокидывая покорную даму спиной на казённые простыни? От одной только мысли об этом, раньше казавшемся ему таким привычным и обыденным, Антона Павловича замутило.

Какого чёрта здесь происходит? Что сделала с ним эта серенькая мышка – журналистка? Может быть, это и есть то самое, что люди называют любовью? А как же его предыдущие подруги, такие разные и такие желанные, рожавшие ему детей и получавшие от него немыслимо дорогие подарки? Выходит, он просто вечно «скользил по поверхности», потому и боится сейчас утонуть?

– Ну почему же? Выбор всегда есть. Мы можем просто оставить всё как есть. – Пересохшие губы Элки действительно произнесли эти слова? Или ей это показалось?

– Восточные мудрецы утверждают, что лучше сожалеть о том, что произошло, чем о том, чего не случится уже никогда. Выходит, мы упустим шанс? – К Антону начало возвращаться самообладание, а вместе с ним – и красноречие.

– Если это наш настоящий шанс, он обязательно повторится в будущем. Может, тогда в нём не будет столь вызывающей пошлости? Ведь мы достойны большего! – А ведь девчонка очень тонко прочувствовала правила предложенной судьбой игры! Она умело затягивала Савельева в сети искушения, сама того не сознавая.

– По возрасту я гожусь тебе в папаши. Но ты сейчас преподала мне хороший урок. Извини, если я тебя чем-то обидел. На всякий случай знай: на время конгресса меня поселили в гостиницу «Центральная». Я буду ждать. – Голос Антона Павловича предательски дрогнул.

Господи, как же он хотел овладеть этой женщиной, столь же недоступной, сколь и близкой, прямо сейчас, в сию же минуту! Его внезапно охватило такое возбуждение, что он готов был наплевать на всё прочувствованное и сказанное раньше и накинуться на Элку с неистовством дикого зверя.