Плацдарм
Шрифт:
Нет, это просто… шутка такая.
Ведьма пожала плечами.
Высокомерная как почти всякий истинный маг, она и не ждала ничего иного от грубого солдата низкого происхождения и низкого звания.
Напротив, она удивилась бы, попадись знаток изящной словесности.
Да и вообще, обо всех спутниках он составил свое мнение — в основном, иронически-неуважительное.
Слушатели сержанта как — то незаметно рассосались.
— А скажи уважаемая, — вдруг набравшись смелости осведомился сержант, — а может ли быть такое колдовство, чтобы… ну, сочинять стихи?
— Прости, не понимаю, десятник, — пожала плечами Сииг. — Если кому-то нужно сочинить стихи или песню, он идет к певцу или поэту,
— Ааа… -только и выдавил он.
— А ты мечтаешь научиться такому колдовству? — более искушенный человек определили бы в её словах прямую издевку, но Чуб был слишком простодушен для этого — кроме того ему только шел двадцать первый год…
— Нет, я вроде вот, сам могу, — выдавил он, всё еще робея.
— А не споешь ли?
«В конце концов, — подумала Сииг Интара, — почему бы не посмеяться лишний раз?»
Склонив голову, Василий Чуб, перебрал по струнам, добиваясь нужного звучания, и хрипло запел.
Ночь темна, мир отчаянно пуст Облака плывут домой До тебя долетит моя грусть Упадет с ресниц слезой Жизнь и смерть всего лишь два мгновенья Бесконечна только наша боль… Я вернусь к тебе дождем Утренней метелью за окном Серебро горстями брошу я к ногам твоим Я вернусь к тебе грозой Радугой воскресну над землей Погашу дыханием ветра свет былой любви Тень Луны скроет раны мои Превратит в рубины кровь И оставит меня одного Умирать среди снегов Я хотел всю жизнь начать сначала Но её лишь можно оборвать… Свет былой любви в конце пути Моя душа к нему летит Холод сковал тело мое сотней цепей Как простой солдат, в чужом краю Удачу я искал свою Как я был глуп, скажет мне смерть, скажет теперь!Ударив последний раз по струнам, он выпустил из рук гитару.
Сииг смотрела на него сдвинув брови. И в душе удивлялась — неужто она ошибалась, и за грубоватым обликом солдата-простолюдина действительно таится поэт и певец? Ведь чего только в мире не бывает — тем более в другом мире.
А сам Василий Николаевич Чуб недавно получивший внеочередное звание — сержант, лишь горько вздохнул. Получается даже маги бессильные объяснить — что с ним твориться? Почему он в своих снах слышит песни и музыку — удивительные и непонятные,
Архипелаг Оэрри. Вечный океан
Волны вяло плескались о доски бортов, деревянный резной ахтерштевень гордо возвышался над мелкой зыбью… Небольшая яркая морская птица, вроде чайки попугайского окраса, присела на воду рядом с кораблем, недоуменно повертела головой (что за странное явление?) и тут же упорхнула.
Капитан второго ранга Тамерлан Ахмедович Каиров оглядел открывающийся с мостика «Неустрашимого» вид.
Флотилия лежала в дрейфе — семнадцать местных трехмачтовых баиттов и еще два корабля землян.
Собственно, те же самые тысячетонные деревянные лоханки, разве что с чуть другим рангоутом и бело-синим флагом на верхушке мачт. Сейчас, когда остановлены дизеля и зачехлены пушки, их было и не отличить от обычных океанских кораблей с Западного Берега — дальней родни сгинувших уже не первых век тому галеонов и каррак.
Что и говорить, картина чудесная! Зеленые острова на горизонте, нежно голубое небо и искристо-синий под тропическим солнцем океан вокруг.
Каиров довольно потер руки. Его давняя мечта исполнилась, да еще как!
Думается, любой из моряков планеты Земля, без разницы под каким флагом он ходит, с радостью оказался бы на его месте.
Еще бы, ведь он ведет сейчас настоящую флотилию по морям, которые до него не видел ни один человек его планеты.
А ведь еще не так давно он почти проклинал судьбу, забросившую его в этот мир!
После первых дней суматохи, Каиров не был отправлен обратно на Каспий, а оставлен в пыльном городе, которому название Октябрьск подходило как ишаку — ботинки.
Сначала «до особого распоряжения», потом в качестве «заведующим морской частью специальной экспедиции Академии Наук СССР».
Прочтя приказ, он только усмехнулся. Всё было понятно и даже правильно — секретность есть секретность. Но от понимания легче не становилось.
Тем не менее, Тамерлан Ахмедович подошел к делу с той же серьезностью и обстоятельностью, с какими привык выполнять прочие служебные обязанности.
Он старательно набрасывал будущие планы морских походов, пытался разобраться в результатах аэрофотосъемок и в местных картах, даже легенды связанные с морем и заморскими странами попробовал собирать.
Так дело шло ни шатко, ни валко, пока не рухнул Сарнагар, и в зоне контроля ОГВ не оказалось среднее течение реки Ис-Зенны — единственной, что текла с севера на юг, проходя между двумя исполинскими хребтами Кадар-Сафу и Кадар-Чинг — Восточным Валом и Западным Валом, и впадала в южный океан.
После чего командованию, не иначе, по старой памяти, взбрело в голову, что нужно обеспечить себе выход к морю, в связи с чем для начала надлежало спуститься вниз по этой реке.
Кавторанг только почесал в затылке. Легко сказать, спуститься по реке. Как он успел узнать, на Ис-Зенне только больших волоков три, не считая стремнин и порогов помельче. Проще и, пожалуй, быстрее было бы спуститься вниз по суше вдоль реки, пройдя пару тысяч километров за несколько дней на грузовиках.
Об этом он и доложил по команде, на что ему раздраженно посоветовали не умничать и не учить ученых, а заниматься своим делом.
Начинать пришлось буквально с нуля — ибо кроме него в составе «морской части» экспедиции не было даже адъютанта или секретарши.
Впрочем, нет — был один аспирант-ихтиолог, который год пишущий диссертацию о языке дельфинов. Претенциозный неудачник, непонятно зачем присланный сюда и, как понял Каиров, из всех видов водной фауны предпочитавший осетров — да и то в виде балыка и икры.