Плач к небесам
Шрифт:
Андреа замолчал, словно не зная, что еще сказать. Затем утомленным голосом продолжил:
– Ты, как и я, знаешь, что для патриция женитьба без разрешения Большого совета означает прекращение его родословной. Избрать в качестве невесты девушку без рода и состояния – значит исключить имя Трески из «Золотой книги» навсегда. Дети такого ослушника будут всего лишь обычными гражданами Светлейшей. И тем не менее он, от чьей страсти зависело продолжение нашего рода, проводил время в компании прожигателей жизни и отвергал все те партии, которые я пытался для него организовать. И в конце концов выбрал себе жену сам, но так, как мог бы выбрать любовницу. Девушка без имени и приданого, дочь дворянина из глубинки, у которой за душой не было ничего, кроме ее красоты. «Я люблю ее, – сказал он мне. – И не променяю ни на какую другую!» А когда я попытался воспротивиться его решению и направить его так, как велел мне долг, он, с залитыми вином глазами, оставил свой дом и отправился в монастырь, в котором содержалась девушка, а затем хитростью и обманом вытащил ее оттуда!
Андреа слишком разволновался и не мог продолжить.
Тонио захотелось протянуть руку, успокоить отца. Страдание Андреа доставляло ему физическую боль, да и сам рассказ привел его в смятение.
Андреа вздохнул.
– Можешь ли ты в столь нежном возрасте понять, насколько вопиющим было это нарушение закона? За такое поведение куда более великие люди объявлялись преступниками. Их выслеживали по всей Венеции, приговаривали к пожизненному заключению.
Андреа снова замолчал. Даже в гневе ему не хватало духа рассказывать эту историю.
– И это сделал мой сын. Дьяволом из преисподней он был, вот что я тебе скажу. Лишь наше имя и положение удержали карающую руку государства, когда я умолял дать мне время, чтобы образумить его. И вот, средь бела дня, твой брат предстал передо мной прямо на Брольо. Пьяный, с безумным взором, бормоча всякие непристойности, он продолжал декларировать свою вечную любовь к этой падшей девице. «Заплатите, чтобы ее включили в „Золотую книгу“! – требовал он. – У вас есть средства. Вы можете это сделать!» И тут же, на глазах советников и сенаторов, он заявил: «Дайте свое согласие, или я женюсь без него!» Ты понимаешь, Тонио? – Андреа был уже вне себя. – Он оставался моим единственным наследником. И вот ради этого скандального союза он пытался вырвать у меня разрешение! Я должен был заплатить за то, чтобы ее включили в «Золотую книгу», сделать ее знатной дамой и дать согласие на их брак или же увидеть, как мое семя разносится по ветру, увидеть конец рода, древнего, как сама Венеция!
– Отец, – начал было Тонио, не в силах больше молчать. Но Андреа еще не был готов к тому, чтобы его прерывали.
– Вся Венеция обратила ко мне глаза, – продолжал он дрожащим голосом. – Все ждали, пойду ли я на поводу у своего сына. Мои родственники, мои соратники… все затаились и ждали… А девушка? Что она? В гневе я решил взглянуть на женщину, которая заставила моего сына пренебречь своим долгом…
Впервые за весь этот час взгляд отца упал на Тонио. На миг показалось, что Андреа потерял нить рассказа и размышляет о том, как жить дальше. Но потом он продолжил.
– И что же я обнаружил? – вздохнул он. – Саломею, опутавшую своими злыми чарами неразвитую душу моего сына? Нет! Нет, она была невинным ребенком! Девочка, не старше тебя нынешнего, худенькая, как мальчик, нежная, смуглая и невинная, как лесные создания, ничего не ведающая об этом мире, за исключением того, что он решил показать ей. О, я не ожидал, что буду сочувствовать этой хрупкой девочке, утратившей честь. Но можешь ли ты представить степень моего гнева, направленного на мужчину, который так безжалостно поступил с ней?
Невыразимый ужас охватил Тонио. И он снова прервал отца.
– Пожалуйста, поверьте, – прошептал он, вновь прерывая отца, – во мне вы обрели послушного и преданного сына.
Андреа кивнул. Вновь его глаза остановились на Тонио.
– Все эти годы я наблюдал за тобой более пристально, чем ты мог подозревать, сын мой, и ты стал более полным ответом на мои молитвы, чем можешь себе представить.
Но было ясно, что ничто не могло бы сейчас успокоить Андрея. Он упорствовал в своем желании продолжать рассказ, полагая, что пришло время рассказать сыну все.
– Твой брат не был арестован. Он не был наказан. Это я задержал его и посадил на корабль, отправляющийся в Стамбул. Я организовал его назначение туда и дал ему понять, что, пока я жив, он никогда не увидит свой родной город. Это я конфисковал его средства, прекратив всякую поддержку до тех пор, пока он не склонит голову и не примет предложенную ему должность. И это я, я сам – в мои преклонные лета – взял себе жену, и она родила мне дитя, от которого теперь зависит жизнь этого рода.
Он умолк. Однако сколь бы утомлен он ни был, через минуту нашел в себе силы продолжить.
– Его должно было постичь куда более суровое наказание! – заявил он, снова глядя прямо на Тонио. – Возможно, это любовь к нему его матери удержала меня. С рождения он был ее отрадой, и все это знали. – Глаза Андреа затуманились, словно мысли впервые спутались у него в голове. – Его так любили братья. Его фривольность не раздражала их. Нет, они любили его шутки, стихи, которые он писал, его праздную болтовню. О, они все души в нем не чаяли! «Карло, Карло!» Слава богу, никто из них не дожил до того, чтобы увидеть, как неотразимое обаяние позволило ему соблазнить невинную девушку, как эта горячность превратилась в демонстративное неповиновение. Боже мой, что мне оставалось делать? Я выбрал единственное, не позорящее меня решение.
Андреа сомкнул брови. Голос его был таким тихим от утомления, что какой-то миг казалось, что он говорит сам с собой. Но внезапно гнев укрепил его.
– Я обошелся с ним по-божески! – с горячностью воскликнул он. – Вскоре он смирился со своим назначением. Обходился положенным ему жалованьем. И, послушно неся службу республике на востоке, вновь и вновь подавал прошение, чтобы ему разрешили вернуться. Он умолял меня о прощении. Но я никогда не позволю ему вернуться домой! К несчастью, это не будет продолжаться вечно. У него есть друзья в Большом совете и в Сенате – те мальчишки, что прожигали с ним юность. И когда я умру, он вернется в этот дом, наследником которого всегда оставался. Но тогда уже ты, Тонио, будешь здесь хозяином. Через несколько лет ты женишься на девушке, которую я выбрал для тебя. Твои дети унаследуют имя и состояние Трески.
Утреннее солнце осветило золотого льва на соборе Сан-Марко. Оно пропитало сияющим светом длинные, изящные дуги аркад, исчезавших в разношерстных движущихся толпах, и величественный шпиль колокольни, резко возносящийся к небесам.
Тонио стоял перед поблескивающей над дверями собора мозаикой. Смотрел на четырех огромных бронзовых коней на постаментах.
Он не сопротивлялся тому, что толпа увлекает его за собой. И, продолжая двигаться в бессознательном ритме, не сводил глаз с огромного скопления портиков и куполов, что поднимались вокруг него.