Плач льва
Шрифт:
Женя всегда любила наблюдать за работой дрессировщиков. Собственно, сначала ей нравилось именно смотреть, а потом уже судьба дала шанс попробовать собственные силы в этом нелегком искусстве.
— Как вам это удалось? — восхищенно спрашивала юная Женя у школьной подруги. Ее мама только что открыла на кухне дверь холодильника, а в комнате, услышав этот звук, две морские свинки мгновенно встали на задние лапки и восторженно запищали.
— Ой, Женечка, мы ничего не делали, — мама подруги вернулась, неся в руках сочные листья зеленого салата. — Просто животные гораздо умнее, чем кажутся. Они четко знают, что вслед за скрипом холодильника им принесут еду. Если изобразить некий подобный звук, они встанут на задние лапки.
— Да, — согласилась девочка, но тут же засомневалась, — но если им ничего не давать
— Не уверена, что такие способы можно найти для мотивации морских свинок, но, в общем, ты, наверное, права.
Конечно, права. Спустя несколько лет Женя наблюдала, как житель Бургундии — бриар Люка ходил на передних лапах, держал на голове миску с горящим пламенем, ловил головой пластмассовые кольца, будто жонглер, и, одетый в сарафан, шел на задних лапах, перебирая ими с такой скоростью, что Жене казалось: перед ней не кто иной, как солистка ансамбля «Березка». И все это не за кусочек печенья и не за лакомую мозговую косточку, а за мимолетную улыбку хозяина, его чуть наклоненную в сторону голову и проникновенное, искреннее:
— Merci, Luc?!
Потом Женя и сама поощряла своих питомцев в океанариуме Сиднея не только свежей рыбой, но и ласковым словом. «Доброе слово и кошке приятно», — часто говорила ей в детстве мама, и это было чуть ли не единственное ее утверждение, с которым Жене совершенно не хотелось спорить. Афалины, моржи, белухи выполняли команды и частенько довольствовались исключительно аплодисментами, подтверждая свое звание настоящих артистов.
Лежащий на кафеле маленький тюлень пока не ведает об этих премудростях работы в дельфинарии. К нему еще не выстраивается очередь из детей и их родителей, жаждущих запечатлеть своих чад в объятиях морского зверя. Ради него не просиживают часами в монтажной, выбирая из тысяч музыкальных аранжировок ту, которая наилучшим образом подойдет к его характеру. Восторженный свист трибун и благодарность довольной публики ему пока неизвестна, как неизвестна и эта женщина, сидящая неподалеку и не сводящая с него пристального взгляда. Сэнди не знает, что она-то его видела раньше. Видела еще совсем маленьким. Это она определила его судьбу, решив, что он способен на нечто большее, чем пустое плавание из стороны в сторону в ожидании очередной порции корма. С чего она это взяла? Какие особенности в поведении этого маленького зверя заставили Женю практически мгновенно понять, что дельфинарию необходим именно этот тюлень и никакой другой? Сама Женя может объяснить это только профессиональным чутьем, интуицией, которая позволяет ей безошибочно определять заложенный в животных потенциал. С людьми значительно сложнее, но в них Женя уже не боится разочароваться. К чему страшиться того, что уже случалось, и не один раз? А вот звери ее пока не подводили. Неужели время пришло?
Женя видит: все, что занимает Сэнди в данный момент, — это небольшое пластиковое ведро, болтающееся в руке человека, которого все вокруг называют тренером. Она неотрывно наблюдает за тюленем и вынуждена с сожалением признать, что ничего, кроме рыбы в ведре, Сэнди пока не интересует. Он не замечает ни новой обстановки (его в первый раз вывели к бассейну), ни зазвучавшей громкой музыки, ни голоса дрессировщика. «Неужели все зря?» — не успевает подумать Женя, как тренер, достав небольшой мяч, демонстрирует его тюленю. Сэнди не реагирует. Дрессировщик слегка подбрасывает мяч, и тюлень чуть заметно поворачивает голову. Мужчина подбрасывает сильнее, и зверь задирает морду вверх, следя за полетом игрушки. Тренер ловит мяч и спокойно держит его правой рукой, а в левой тем временем по-прежнему находится ведро с рыбой. Но тюлень уже не обращает на только что вожделенную пищу никакого внимания, он забыл о еде, его внимание целиком поглощено странным летающим предметом, в пищу, судя по всему, непригодным, но весьма притягательным.
Женя чувствует, как по спине побежали мурашки приятного возбуждения. Так бывало всегда, когда она понимала, что снова попала в десятку, в очередной раз угадала и может опять удостовериться в том, что делает в жизни именно то, что должна делать. Она молча хвалит себя, заерзав в предвкушении того, что сейчас увидит. Сценарий ей известен заранее. И вовсе не потому, что она неоднократно видела, как происходит превращение тюленей в артистов, а из-за того, что профессионал может предугадать механизм любой, тем более не слишком сложной тренировки. Мужчина будет стоять неподвижно еще какое-то время, для того чтобы зверь как можно лучше сконцентрировался на том предмете, что держит в руке дрессировщик. А потом он кинет мяч, а тюлень отобьет. Отобьет не потому, что захочет отбить, а оттого, что пока еще не умеет удерживать на морде мяч. Но с этой минуты животное начнет стремиться именно к этому: к продолжительной балансировке. И лишь после того, когда она покажется тренеру достаточно долгой для первого раза, он наградит своего подопечного тем, что держит в левой руке.
Жене не терпится увидеть, каких успехов достигнет Сэнди в свой самый первый учебный день. Она настолько сконцентрирована на процессе работы дрессировщика, что не слышит, как к ней подбегает обеспокоенная Шурочка:
— Беда, Евгения Николаевна!
— Ну, что еще? — грубовато откликается Женя. Она ведь ясно дала понять, что все проблемы будет решать после этой тренировки. Тем более что бедой помощница именует любую проблему: начиная с нескольких килограмм несвежей рыбы и заканчивая банальным насморком у одного из фотографов.
— Ой, беда, Евгения Николаевна, — горестно сокрушается Шурочка и, видя сведенные к переносице брови начальницы, спохватывается и объявляет так, будто падает со скалы в пропасть: одним вздохом, тихим криком:
— Сара!
— Что с ней? — мгновенно вскакивает Женя и опрометью кидается с трибун к вольерам. Помощница едва поспевает за ней, пытаясь сбивчиво объяснить, что конкретно произошло с любимой Жениной моржихой:
— Не ест ничего, лежит грустная, на дрессировщиков не реагирует, тошнит ее, уже вся клетка загажена.
— А врач?
— А что врач? Сами же взяли девочку только-только из академии. Она напугана, говорит, промывание надо сделать или клизму, но ей одной не справиться. Да и вдвоем-то, Евгения Николаевна, это же морж, а не попугайчик.
— Вызывай другого.
— Какого?
— Любого, Шура. Опытного. Ищи, где хочешь: в цирке, в театре Дурова, где угодно, ясно?
— Ясно, — понуро отвечает девушка и, моментально развернувшись, убегает в противоположную сторону, в кабинет к телефону.
Она будет просить, ругаться, унижаться, требовать и умолять, умолять, умолять. Этим как раз должна бы заняться сама Женя, у директора все-таки больше шансов получить необходимую помощь, но она не может заставить себя отойти от клетки. Она сидит на коленях, вцепившись в прутья решетки, смотрит, как недвижимо лежит огромная туша, слушает, как тяжело, хрипло она дышит, чувствует страдания зверя и лихорадочно повторяет:
— Только не умирай, только не умирай!
— Только не умирай! — Майк склонился над лежащей в кровати Женей. Вид у него немного обеспокоенный, но, несмотря на серьезность ситуации, он пытается шутить, и эта не слишком удачная просьба призвана хоть немного развеселить подругу, третий день страдающую от лихорадки.
— Прекрати! — Женя включила резервные силы, чтобы выдавить подобие улыбки. — Не дождешься!
— Вот я о чем и говорю. Обидно будет. Едва познакомились. Можно сказать, самое начало истории, и сразу конец.
Жене было больно смеяться, но сдерживаться еще больнее. Она захохотала в голос, прерывая смех надрывным, лающим кашлем.
— Прекрати, — устало попросила она, когда приступ наконец прекратился.
Майк снял полотенце с ее головы, ушел и через несколько секунд вернулся с ним, вновь намоченным, заботливо положил влажную махру на лоб девушки, посмотрел сочувственно и сделал движение рукой, демонстрирующее, как он закрывает свой рот на молнию. Жене пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не улыбнуться снова. Теперь ей даже стыдно вспоминать, что их знакомство началось с ее жуткого раздражения. Сложно представить, что этот человек мог чем-то вызвать ее недовольство. Майк словно создан для того, чтобы делать счастливыми всех окружающих. Хотя до окружающих Жене, честно говоря, не было никакого дела. Достаточно того, что он создавал эту ауру бесконечного дружелюбия, внутренней легкости и искрометного юмора вокруг нее одной. С ним было интересно и свободно общаться. С ним хорошо было говорить: не возникало необходимости подбирать слова. Не приходилось напряженно думать, что бы такое сказать, чтобы нарушить затянувшееся молчание: с ним было хорошо молчать. С ним вообще было хорошо.