Плач Минотавра
Шрифт:
— Мне достаточно будет корабля, что отвезет меня в Дельфы.
— Скромность этого мальчика впечатляет, Дедал. Тебе есть чему у него поучиться.
— Господин, — ответил ему советник, — когда ты молод, тебе кажется, что до богатства и славы рукой подать. Боюсь к тому же, что наш маленький провидец просто не решается попросить у тебя то, чего действительно хочет, боясь распрощаться с жизнью.
— Что ж, я сам выберу дар, достойный твоего подвига, — продолжил Минос, не обращая никакого внимания на речи Дедала. — С сегодняшнего дня ты будешь наставником Главка. Я хочу, чтобы ты жил здесь, словно мой сын, и научил воскрешенного тобой видеть будущее.
— Нет для меня доли
— Ерунда! Мы построим храм Аполлона в Кноссе. Пифии не ждут твоего возвращения. Я сказал им, что выпущу тебе кишки, если ты не справишься со своей задачей. Они, кстати, не слишком-то волновались о твоем будущем.
Поразмыслив, я решил, что воля Миноса отвечает моим тайным устремлениям. Как я мог оставить Кносс, после того как познал его вечно меняющиеся улицы, познакомился с его никуда не спешащими обитателями и рыжими девушками? Местные жители полюбили меня, а Пасифая в благодарность за воскрешение Главка предложила мне свою защиту. К тому же и кноссцам, и ахейцам нравились мои незатейливые стихи и песни.
Я быстро убедился в том, что быть наставником — работа не из легких. Свои занятия с Главком я решил начать с того, что я на самом деле умел: петь и аккомпанировать себе на лире. Музыкальные способности у царевича были не ахти, но уж если я что и понял в жизни, так это то, что упорный и целеустремленный человек всегда может научиться тому, что умеют другие (эта несложная истина помогла мне забыть о зависти к талантам многих моих товарищей). Главк, правда, и думать не хотел ни о чем, кроме драк с товарищами по играм, и его музыкальные потуги распугивали не только птиц в окрестных садах, но и дворцовых слуг.
— Твой сын не хочет учиться предвидению, — сказал я Миносу при очередной встрече. — Он предпочитает заниматься другими вещами.
— Не думаю, что неумение петь может помешать видеть будущее. Я тоже не могу запомнить твои нескончаемые песни, которые, кстати, никогда не говорят о будущем, а рассказывают о делах прошедших. Они кажутся мне надуманными, завиральными и, честно говоря, скучными.
— Дело здесь не в том, чтобы запомнить стих, но в том, чтобы усвоить метр. Потом стихи пойдут сами собой. Будущее изменчиво и неопределенно, как и прошлое, которое всегда рядом, но окутано скрывающей и искажающей его дымкой: делая предсказания, ты словно вспоминаешь что-то давно забытое. Чтобы научиться видеть будущее, надо уметь вспоминать и отбрасывать ложные домыслы и догадки. Главк даже не слушает меня. Почему ты не хочешь, чтобы его воспитывали как воина? Он желает этого больше всего на свете, и мне кажется, что никто его не изменит, и уж точно не жалкий предсказатель вроде меня.
Убедить Миноса в бесполезности возложенной на меня задачи оказалось еще сложнее, чем научить Главка предсказывать будущее. Даже несмотря на то что в последнем мы с царевичем были где-то на одинаковом уровне. Я смирился со своей участью и продолжил напрасные уроки.
Однако спустя какое-то время Главк огорошил меня самым настоящим пророчеством. Мы с ним сидели на одной из смотровых площадок восточного крыла. Вдруг царевич затрясся мелкой дрожью, глаза его побелели, и он сказал:
— Земля стремится уйти из-под моих ног.
Я оторопел: пророчество можно было принять за очередную дурацкую шутку, если бы не тон и не слова. Я было подумал, что царевич серьезно заболел, но той же ночью случилось одно из столь частых на Крите несильных землетрясений, и наутро я с удивлением обнаружил, что смотровая площадка, на которой мы сидели, рухнула, не выдержав колебаний земли.
Вероятность
Под тисами
Хотя мои занятия с Главком и нагоняли на меня смертную тоску, сил они отнимали не так уж и много. Свободное время я посвящал исследованиям изменчивого и скрытного Кносса. Как и любой другой чужеземец, я тщетно пытался считать шаги и запоминать перекрестки. Мне удалось лишь выучить какие-то повседневные маршруты. Сбившись с пути, я вынужден был обращаться за помощью к жителям города, чьи ответы превосходили все мои поэтические потуги: «Пусть шаг твой будет быстр, подобно мечтам. Дойдя же до угла, поверни, словно скрываясь от себя»; «Спускаясь по этому склону, остановись, поразмысли, поднимись обратно и вновь начни спускаться; лишь тогда сбоку появится небольшая улочка: войди в нее полным надежд»; «Иди все время прямо, пока не дойдешь до белой площади плача, потом наберись терпения, чтобы дождаться единственной улицы, ведущей за пределы площади; не вздумай идти по первой, выбери третью или, на худой конец, вторую».
Опасность заблудиться нависала надо мной всякий раз, когда я сворачивал с нахоженных тропок, лишая чувства свободы. Как-то вечером, глядя, как Ариадна качается на качелях, я поведал ей о своих страхах. У меня появилась привычка потихоньку приближаться к тисам и наслаждаться зрелищем ночного полета под негромкое уханье совы, казавшееся самой прекрасной музыкой.
— У тебя что, нет матери? — спросила она меня, размахивая ногами, чтобы вновь раскачать остановившиеся было качели.
— Ну, — ответил я несколько раздраженно, поскольку эта тема меня не очень радовала, — я просто не знаю своей матери, меня воспитали пифии.
— По нашей земле нельзя ходить без защиты матери. Я могла бы научить тебя ориентироваться в городе, но, поскольку я не твоя мать, тебе придется признать меня своим проводником и вручить мне свою волю.
Она произнесла это совсем обыденно. Несмотря на то что полная луна скрылась за ветвями тисов, царевна наверняка заметила, как я покраснел. Ни один из моих друзей ахейцев в Дельфах не согласился бы на подобное предложение. Они бы набросились на предложившую им это девушку и лупили бы ее, пока она не взмолилась бы о пощаде. Подумав об этом, я решил быть осторожным.
— А что значит признать тебя проводником и отдать тебе свою волю?
— Ничего страшного, — заверила мена Ариадна, присев рядом, — тебе придется всегда делать то, что я скажу, и не смотреть на вещи так, словно это вопросы, на которые надо найти ответ. Тогда все придет само собой.
Я тут же попытался найти ответ на первый вопрос: Ариадна — девушка капризная, так что мне придется целыми днями носиться по всему дворцу, потакая ее прихотям. Но эта несвобода никогда не будет для меня такой же страшной, как боязнь заблудиться в городе, мне всего лишь придется исполнять ее пожелания, и если она будет перегибать палку, я всегда смогу выйти из игры. К тому же, хоть и неприятно было в этом сознаваться, мне хотелось подчиняться Ариадне, пленившей мое сердце.