Плач Минотавра
Шрифт:
Я научился не только этому. Ариадна открыла мне вещи, которые нельзя описать словами. Та кровь, которой я отблагодарил ее, никогда не будет достойной платой за все те тайны, что открыла мне царевна. Эмпусы, почитающие Богиню и дающие обет не убивать, берут у своих любовников ровно столько крови, чтобы обновить свою собственную. Моя любовь к Ариадне не умирала, потому что я знал: она никогда не будет принадлежать мне, у нее всегда будет кто-то еще, но когда она придет ко мне, я вновь почувствую себя частичкой матери-земли и любого из тех существ, что живут и страдают на ней.
Трон забвения
Но мое счастье было недолгим: вскоре после моего возвращения из лабиринта Минос собрал небольшую группу, которая должна была поехать в Афины, чтобы вновь взять ужасную дань. Среди этих людей оказался и я. Весть о Тесее,
В Афинах о Тесее ходило уже множество легенд, напоминавших искушенному слушателю истории о Геракле: говорили, что его родителями были царевна Этра, царь Эгей и бог Посейдон. По совету дельфийского оракула Эгей не забрал ребенка у матери, чтобы укрыть его от цепких лап Миноса, и оставил Этре свой меч, велев передать его сыну, когда тот подрастет, чтобы отец смог узнать его. Еще подростком на пути в Афины Тесей в одиночку справился с разбойниками, напавшими на него в Коринфском проливе. Приехав в Афины, он повстречал колдунью Медею — ту, что одолела монстра Талоса во исполнение обета, данного Пасифае, — оставившую Ясона и вышедшую замуж за Эгея. Поскольку бывшая жрица не могла своими руками разделаться с Тесеем, она сделала все, чтобы с ним покончил его собственный отец; ведьма обвинила царевича в предательстве, но Эгей узнал меч, которым собирался защищаться обвиняемый, и поединок окончился воссоединением отца и сына и бегством Медеи. Теперь имя Тесея повторяли все Афины, рассказывали даже, что он разделался со злополучным марафонским быком. Все говорили о нем как о наследнике трона и будущем освободителе города от тирании Миноса.
Лишь только мы сошли с корабля в Пирее [2] , стало понятно, что найти Тесея будет непросто. Все жители города стали участниками театрального действа, целью которого было любой ценой убедить нас, что царевич вновь пропал. Нас встретили в траурном молчании, усадили на повозки и отвезли на Акрополь. Во дворце Эгей со слезами на глазах поведал нам о причине охватившего весь город горя.
— Мой любимый сын, столь недолго радовавший своего отца, не пощадил больное сердце старика. Несколько месяцев назад он, сжигаемый страстью к своему другу Пириту, возжелавшему жениться на повелительнице ада Персефоне, спустился в преисподнюю. Оба они, и Тесей и Пирит, попались на уловку коварного Гадеса, предложившего им Трон забвения. Всякий, кто сядет на этот трон, уже не поднимется и превратится в камень. В своих снах я вижу сына на каменном троне, обвитом змеями, под неустанным оком трехголового Цербера, стража мира мертвых.
2
Порт Афин в Сароническом заливе.
Эгей закончил свой жалобный монолог протяжным стоном, который тут же подхватили плакальщицы. Упоминание друга Тесея Пирита, таинственного бродяги, недавно сбежавшего с Крита, едва не сбило меня с толку. Что ж, лжец всегда стремится спрятать обман среди правды. Минос повернулся ко мне и пристально посмотрел мне в глаза.
— Он лжет, — сказал я.
Эгей украдкой покосился на меня. Он понял, что я раскрыл его тайну, а я — что с этого момента моя жизнь в опасности.
Несмотря на то что траур продолжался, афиняне устроили в честь нашего приезда пышные празднества, на которых присутствовали юноши из самых богатых афинских семей. Минос вовсю упивался своей властью, заговаривал с ними, наслаждаясь их дрожащими голосами: каждый из них симулировал какой-нибудь дефект, неизлечимую болезнь, тихое, но все же заметное сумасшествие, что сделало бы его в наших глазах калекой и позволило не попасть в число обреченных. На третий день Эгею сообщили семь имен, и в афинских семьях воцарился настоящий траур. Матери требовали встречи с тираном, пытались предлагать ему свои сморщенные тела в обмен на жизнь сыновей, а Минос словно питался их горем, отвечая женщинам тоном умудренного и несчастного человека, вынужденного чинить малое зло, чтобы избежать большого. Я своими ушами слышал, как проникновенно он произносил простые слова соболезнования, которые бы от любого другого человека звучали как чистой воды насмешка. Своими глазами видел, как он с гордо поднятой
Ласки воина
Когда имя последнего из семи юношей было произнесено, во дворце установилось обманчивое спокойствие. Минос сделал вид, что смирился с исчезновением Тесея, а Эгей продолжал скорбеть, при этом оба знали, что притворяются. Нам оставалось выбрать девушек, и Минос поручил мне посетить женскую половину дворца, где собрали дочерей всех богатых семей города. Царь надеялся, что я смогу нащупать след неуловимого царевича. Я подчинился его приказу и в сопровождении гвардейцев отправился в женские покои.
Поскольку моя официальная миссия состояла в том, чтобы выбрать семь самых красивых и благородных девушек на съедение Минотавру, я ожидал, что все они постараются нарочно изуродовать свои лица и встретят меня жуткими гримасами, подобными той, что искажают лица критских женщин в гневе или в порыве сладострастия. Я заблуждался.
Хотя ахейские женщины куда умнее своих мужей, их полностью лишили свободы, превратив во что-то вроде прислуги. Но их сдержанность и покорность превращаются в небывалую чувственность, когда их не видят их отцы и мужья. Девушки знали, что посланник Миноса еще очень молод. Жажда жизни заставила их прийти к нелогичному на первый взгляд решению: лишь самые красивые, чувственные и соблазнительные смогут тронуть сердце палачей. Потому на женской половине дворца нас ожидал невиданный спектакль. Сквозь смех девушек я слышал непристойности гвардейцев. Всего за несколько минут мы были разбиты наголову, словно горстка разбойников, столкнувшаяся с регулярной армией. Не успев сказать ни слова, я очутился на диване, окруженный прелестными девушками, едой и питьем. Вокруг меня все пестрело от роскошных одежд, не скрывающих, но подчеркивающих все женские прелести. На протяжении нескольких часов я чувствовал себя на седьмом небе от счастья: сплетенья рук и множество лиц сливались в единое женское тело…
Вдруг, всего на мгновение, я ощутил, как кто-то неловко коснулся моей спины. Я попытался поймать того, кто это сделал, но промахнулся и схватил какую-то светловолосую девчонку. Покидая злополучное место, я твердо знал две вещи: во-первых, у одной из девиц грубые руки воина и, во-вторых, жизнь моя теперь не стоит и ломаного гроша.
Игры разума
Той ночью Эгей устроил нам, как он надеялся, прощальный пир. Изображая сострадание, он торопил Миноса с выбором девушек, которых отдадут на съедение Минотавру. До, во время и после ужина всем было предложено море ахейского грубого пива, и критские солдаты во главе с Миносом предались безудержной пьянке. Дети одиннадцати-двенадцати лет из благородных афинских семей были отданы гостям для любовных утех. С растущим беспокойством я следил за тем, как выпивка косила ряды критской царской гвардии.
Поскольку я, с точки зрения афинян, был слишком молод, чтобы насладиться обществом несчастных детей, ко мне приставили одного их этих афинских шарлатанов, что зовут себя философами и занимаются тем, что произносят бесконечные речи на агоре, завлекая своей болтовней случайных прохожих. Они всегда поражали меня чудовищным словесным недержанием и умением рассуждать о самых тривиальных вещах часами, не говоря ничего конкретного. Как звали того философа, я позабыл.
— Чем отличается человек от животного? Вот в чем вопрос, — говорил он мне, наслаждаясь переливами своего голоса. — Есть три основополагающих отличия человека от животного, вот они: умение ценить девственность самок, осознание того, что Зевс направляет нас, и владение огнем. Более того: все эти три отличия суть одно.
Он многозначительно улыбнулся и протянул паузу. Я понял, что оратор сам загнал себя в тупик и не знает, как оттуда выбраться.
— Я дело говорю, Полиид. Подумай о моих словах и поймешь, что я прав.
Затем он залпом осушил свою чашу, побуждая меня последовать его примеру. Виночерпий тут же наполнил чаши заново. Задача болтуна состояла в том, чтобы напоить меня, но это не мешало ему наслаждаться моей растерянностью, хотя на самом деле только вежливость мешала мне растоптать в прах все досужие домыслы этого выскочки, раздавить его и смешать с грязью.