Плач палача
Шрифт:
– В тебе очень много талантов, не забывай об этом. Все только начинается, и только ты знаешь, на что способен. Дерзай! – Нина в упор смотрела на парня, видя, как на его лице возникает то ирония, то досада, то недоумение, то почти страх. – Я верю, что тебя ждет интересное будущее. Другого быть не может!
– Я все понял, – наконец тихо ответил он. Когда Нина с Алексеем вышли провожать Пашу, на какое-то время Зорин-старший оказался немного впереди, то ли случайно, то ли намеренно.
– Я не думал, что это будет так больно, – ни к кому не обращаясь, сказал Паша. – У меня в голове словно бомба разорвалась, а сердце больше не хочет стучать. Жизнь стала бесцветной. Больше нет желаний. Мне так холодно, – и, не давая Нине возможности что-нибудь ответить, ускорил шаг, догнав отца.
– Давай я поймаю машину, куда тебе? – Зорин хотел голосовать.
– Нет, нет, не нужно! – в голосе Паши послышался испуг. Он многозначительно посмотрел на Нину и добавил: – С некоторых пор я больше люблю пешком. Спасибо еще раз. Я пойду. До свидания.
Отец по-мужски сильно пожал ему руку и приобнял. Алексей что-то шепнул ему на ухо, отчего Паша улыбнулся. Он оттаял на мгновение, но едва перевел взгляд на Нину, снова стал печальным, потерянным. Нина, улыбаясь, поцеловала его в щеку. Она заметила, как Паша закрыл глаза и едва заметно вдохнул запах ее духов. Зориной хотелось взять его за руки, крепко сжать их, давая понять, что они – друзья. Все пройдет, они переживут минутное безумие, и жизнь войдет в свое русло. Они будут встречаться, и память сама сотрет все воспоминания о том, через что сейчас так тяжело перешагнуть. Нина только собралась сказать что-то ободряющее на прощание, как Паша повернулся и стремительно зашагал прочь.
Через пару минут Паша был уже далеко. Он шел знакомой, легкой походкой, закинув сумку с книгами за плечо. Мысли путались в голове. Он шел в полное опасностей и ошибок никуда. Домой не хотелось, а оставаться у отца он больше не мог. Он просто автоматически переставлял ноги. Все вокруг перестало существовать, в один миг рухнул его призрачный, взрослый мир, в котором так легко солгать, делая этим добро. Как теперь быть? Конец. Никогда больше он не сможет поцеловать ее горячие, влажные губы. Ему больно вспоминать об этом. Он воскресил в памяти, как сладкая истома охватывает ее прекрасное тело, и все замирает в полуоткрытых блаженно-умиротворенных глазах.
Все эти дни он не терял надежду на встречу, жил только этим. Когда отец вдруг пригласил его к себе на обед, он даже не до конца осмыслил это. За столько лет все устоялось и теперь, честно говоря, ему было все равно, момент был упущен. В детстве он безумно скучал по отцу. Сначала мать чинила препятствия, всячески мешая им встречаться. Потом она будто была не против, но у отца становилось все меньше свободного времени. Все сводилось к телефонным разговорам, обязательным встречам под Новый год и в день рождения. Редко бывая у отца в гостях до женитьбы, Паша всякий раз хвастал своими отметками, преувеличивал детские подвиги. Ему были необходимы скупые похвалы мужчины, отражение которого он видел каждый день, глядя на себя в зеркало.
Когда у отца вскоре появилась новая семья, дома Паше стало совсем невыносимо от бесконечных истерик матери. Она истязала мальчика причитаниями о загубленной жизни, неудачах, преследующих ее. Ни один из ее романов после развода с Зориным не оказался серьезным. Ирина бесилась в одиночестве, срывая свою злость и досаду на сыне. Тогда он окунулся в мир компьютера, увлекся японским. Физически он находился дома, в колледже, а мысленно путешествовал по загадочной стране, в которой мечтал однажды побывать. Он углублялся в новую информацию, погружаясь в нее с удовольствием и находя в этом успокоение. Паша ставил себе задачи, решив которые он мог рассчитывать на интересное будущее, любимую работу, душевный покой. Он с юных лет мечтал о некой внутренней гармонии. Он добивался ее давно. Мать с улыбкой слушала его рассуждения на эту тему. Посмеивалась, но все внимательнее приглядывалась к сыну. В его голубых глазах иногда было столько света, реже – тоска, отчаяние. Чаще после того, как ему все-таки удавалось пообщаться с отцом. Так хотелось дать понять ему и его жене, как много они теряют без общения с ним! А сейчас это ребячество прошло. Он уже не нуждался в том, чтобы доказывать кому-то, что он – хороший мальчик. Паша вдруг сравнил себя с гусеницей. Она превратилась в бабочку, и теперь только ей решать, куда лететь, на какой цветок опуститься. Больше это никого не касается, а вообще – все предопределено…
Паша озяб, но упрямо шел, не замечая, как остается позади маленький городок его взрослого детства. Он не видел, как улицы сменила обочина загородной трассы и мимо стремительно мчатся автомобили. В его голове гудели набаты неразрешимых вопросов. Как теперь быть? Он снова и снова спрашивал себя. Он знал, что его чувства, скорее всего, останутся неразделенными. Но он не думал, что женщина, обладание которой значило для него больше, чем Вселенная с ее бескрайними просторами, окажется женой его отца. Да, мир всегда был тесен, но не до такой же степени!
Пошел дождь? Какой-то он странный. Паша запрокинул голову, посмотрел на серое, мрачное небо. Оно молчит. Нет дождя. Это слезы полились по холодным щекам. Пашка не стыдился их – его сейчас никто не видит. Алексей всегда учил его, что настоящий мужчина не должен позволять себе опускаться до слез. Это – оружие женщины. Оружие, которое нужно ей или для нападения, или для защиты. А Паше не нужно ни то, ни другое. Он не мог и не хотел бороться с собой. И разве, когда плачет твое сердце, можно сдержать слезы? Почему это случилось именно с ним? За что его нужно было так жестоко наказать?
«Господи! Господи! – повторял Паша, поднимая к сереющему небу мокрое лицо. – Какая грязь…» Внутри все словно оборвалось, и, сдавив руками голову, мальчишка побежал. Он стал задыхаться, раскаленные молотки били по его вискам, а сердце сжималось в тисках. Ему чудились раскаты грома и блеск молний далеко на горизонте. Он уже не видел ни обочины, ни дороги и не слышал беспомощного визга тормозов «жигулей», водитель которых пытался остановить машину и избежать столкновения. Глухой удар тела о капот прервал это безумие.
– Врача, врача! – находясь в шоковом состоянии, кричал хозяин «жигулей». Он быстро расстегнул одежду и прижал ухо к грудной клетке Паши. Потом осторожно приложил пальцы к артерии на шее. Остановившиеся водители помогли ему положить Пашу на заднее сиденье, тот едва слышно застонал, его губы зашевелились.
– Он что-то говорит, – над ним склонилась какая-то молодая женщина. – Зовет Нину. В больницу его надо поскорее.
«Жигули» развернулись в сторону города. Водитель выжимал из машины все, но было уже поздно…
Когда вечером раздался телефонный звонок, Нина стала перед аппаратом, чувствуя, что не хочет снимать трубку. Она только смыла косметику с лица, нанеся на кожу толстый слой питательного крема. Минуту назад Зорин посмеивался, глядя на нее. Но сейчас ее лицо застыло под маской. Она смотрела на телефон и не ждала ничего хорошего от этого звонка.
– Нинуля, ты что? – Алексей подошел сам. – Ты что застыла? Алло, слушаю вас. Что?!
Лицо мужа стало мертвенно-бледным, трубка выпала из руки на пол и потянула за собой телефон. Нина опустила глаза. Она почти наверняка знала, что случилось ужасное. Оставалось выяснить детали.