Шрифт:
Annotation
Лавров Алексей Юрьевич
Пролог
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Лавров Алексей Юрьевич
Плач стали
Пролог
В лесу шли двое, вернее, взрослый вёл за руку подростка, почти мальчишку. Высокий, худощавый ведун Остромысл шагал целенаправленно, его фигура выдавала немалую опытность в таких походах, а паренёк плёлся, часто спотыкаясь. Северное солнце уже скрылось за кронами сосен,
Особенно не нравилось Горику, что его нежелание отправиться на лесную прогулку не волновало даже маму. Не то, что его никогда не пытались заставить делать что-то, чего он делать не хотел, редко, но такие вещи случались. Работами по хозяйству обременяли его несильно, паренёк сам всегда охотно помогал старшим, понимая, что близким спокойнее, когда он не покидает их поля зрения.
В селе же Горислава несколько раз пробовали бить знакомые мальчишки, но драться он не стал - три раза ему удавалось убежать, а два раза его всё-таки чувствительно отбуцкали и поваляли по земле. В каждом случае он тут же жаловался старшим братцам, и они, не вдаваясь в несущественные детали, типа "за что?", безжалостно карали его обидчиков. Были в селе и такие ребята, которые, не смотря на неизбежность расплаты, сразу распускали руки, их приходилось дразнить с безопасного расстояния, лучше всего с возвышения, например, со своего забора - так в случае опасности легче всего удрать. Большинство же других ребят перестали с ним не только играть, но и разговаривать. Братья Добрыня, Пересвет и Бронислав как-то влиять на него или воспитывать не пытались потому, что были неродные, сводные. Не смотря на это, или именно поэтому, в младшеньком души не чаяли, во всём ему потакали, любой его поступок восторженно одобряли, а "невинные шалости" вызывали у них лишь добродушные улыбки. Кроме мамы, единственной, кем он не помыкал, и кто мог удержать его от совсем уже неприличных проказ, была тоже неродная, но самая любимая сестрица Лана. Играть с девчонками Горик считал для себя зазорным, но никогда не упускал случая поболтать с ней, а её всегда огорчали его проделки - проказнику приходилось с этим считаться.
Когда шалости заходили за грань приличий, все проблемы со взрослыми односельчанами решал дядя Всеволод, вообще-то, отчим, но действительно дядя, старший брат погибшего отца. Горислав рано смекнул, что здоровенному, суровому кузнецу очень важно, чтобы пасынок не чувствовал себя чужим, неродным в их большой семье, и постоянно пытался определить границы снисходительности отчима. Горислав уже терялся в попытках представить, что же ему такого ещё сотворить, чтобы тятька пусть не наказал, хотя бы повысил на него голос!
В самых крайних случаях Всеволод кротко просил Дану, маму Горика, поговорить с сыном. Такие разговоры для него и впрямь были сущим наказанием - мама всегда называла его поступки своими именами, а ему самому давала вполне заслуженные характеристики - оболтус, трус, подлец и подлиза. В душе Горислав с ней, конечно же, не соглашался, но не перечил, скромно снося заслуженный выговор, поскольку понимал, что сам он вовсе не пуп земли, попросту пустое место, а центром вселенной является мама, вторая жена могучего Всеволода. Только благодаря близости к маме, хозяйке, фактически владычице, он и пользовался особым отношением братьев и дяди. Не то, что он ей ябедничал, нет, конечно, но ведь мог и пожаловаться. Пусть мама при малейшем на это намёке высмеет его без жалости, другие-то об этом не знают!
***
Горик и подумать не смел, чтобы её ослушаться, именно поэтому он и тащился за ведуном через лес. Кудесник неизвестно откуда являлся в их рыбачье село, иногда проводил ночь в гостях у кого-нибудь на свой выбор и уходил неведомо куда. Горислав, украдкой наблюдая в щелочку в заборе за таинственной фигурой с длинным посохом, в диковинном плаще из шкур, со скальпом медведя на голове, чисто теоретически рассматривал возможность устроить Остромыслу какую-нибудь каверзу и прикидывал, что же ему за это будет. Казалось бы, боги услышали его - в тот день странник прошёл прямиком к их двору, в наступившей тишине раздался стук посоха в ворота. Горик отметил про себя странное поведение цепных псов, в других случаях более чем заливистые свирепые пёсики отчего-то старались стать как можно незаметнее. Горислав подумал, что стучаться весьма учтиво со стороны ведуна, ведь по россказням братцев тот может запросто ломать толстые стены, а очень толстые проходить насквозь.
Парень из-за хронического безделья оказался к воротам ближе всех и, не дожидаясь указаний, подскочил отворять. Поднатужившись, снял запорный брус, навалился на воротину...
– Благодарю, конечно, - он впервые услышал голос волшебника, - но я ещё могу пролезть и в калитку. Теперь снова ворота запирать - справишься?
Горислав хотел уже брякнуть: "Чего тогда было в ворота ломиться?", но захлопнул рот, поклонился в пояс и ответствовал, как умел, степенно.
– Справлюсь однако, отчего ж не справиться? Милости прошу подождать, я сейчас, - он подтянул на себя воротину и попытался водворить увесистый брус в скобы. Ведун проговорил, - ну-ну, - и спокойно прошёл к усадьбе. Горик мучился с тяжёлой непослушной деревяшкой и злился на себя - ведь он должен был сейчас бежать, чтобы сказать тяте, кто пожаловал. Только успокоившись, парень не сразу всё-таки смог взять себя в руки и запереть трижды проклятые им ворота. Горислав, наконец, справился и снова посетовал на собственную нерасторопность. Если бы он успел сбегать доложить отцу о госте, возможно, его бы забыли выпроводить, и была какая-то возможность послушать, зачем к ним пришёл ведун. В сложившейся ситуации оставалось только попытаться подкрасться к дверям и подслушать, но уже от одной этой мысли душа его ухнула в пятки. Он снова присел на завалинке у крыльца с твёрдым намерением никуда не двигаться, пока кудесник не уйдёт.
Горик присел, душа его в пятках быстро соскучилась, выглянула наружу - в спокойной небесной лазури безмятежно парили птицы, плыли лёгкие облачка, лицо приятно обдувал лёгкий ветерок - в общем, совершенно ничего страшного не происходило. Осмелев, душа вернулась на прежние позиции и принялась канючить, что зайти в собственный дом ему никто не запрещал. Может же ему захотеться квасу испить? И просто случайно посмотреть, закрыты ли двери в горницу? Кстати, интересно, ведун когда-нибудь расстаётся с посохом или даже за столом сидит с ним? А если не сидит, то может он оставить дубину у входа в горницу, или ему нельзя? Вполне себя убедив, Горислав встал с завалинки, потоптался, решаясь совершенно, как на крыльцо вышли мама и Остромысл. Кудесник строго заговорил.
– Отрок Горислав! Матушка твоя сетует на тебя, что растёшь ты никудышным, пустым человеком, лодырем и обормотом. Тревожится за тебя и за судьбу, тебе уготованную. Я попробую помочь вам в память об отце твоём, Мечеславе, погибшем в бою, защищая жён и детей. Я могу отвести тебя в тайное место, где родные боги увидят тебя и укажут, что предначертано тебе. Однако ни я, ни матушка, никто на свете не может принудить или отговорить тебя. Только ты сам должен просить меня об этом. Итак?
Горик взглянул на маму, лицо её оставалось спокойным, одновременно добрые и строгие глаза лучились привычной ласковой тревогой, всё вроде бы как всегда. Но сам визит ведуна уже не как всегда! И слова его... её слова зазвучали с новой силой - либо он пойдёт с кудесником, или останется, и... вот что будет после этого "и", Горику узнавать отчётливо не хотелось. Пусть мама ни о чём его не просила - она никого никогда не просила! Все сами старались угадывать, что бы она хотела, а тут и думать нечего. Горик кивнул, спохватился - ему же нужно просить ведуна - молвил.
– Мудрый Остромысл, прошу, отведи меня в тайное место, чтобы смог я узнать своё предназначение!
– и отвесил поясной поклон.
***
И вот он неизвестно который час телипается по лесу за ведуном, уже изрядно притомившись. Ныть, горестно вздыхать или как-то ещё вслух намекать Остромыслу, что неплохо было бы сделать привал, Горислав не решался, но вся его нескладная фигура выражала буквально предсмертную измождённость. Кудесник не снизошёл даже до комментариев, единственное, чего он добился, - колдун взял его за руку. Всё чаще им встречались замшелые валуны, разбитые молнией деревья, вывернутые корневища и прочие колдовские штучки - пацан отмечал их как возможные в туманном будущем объекты для тщательного исследования, на немедленное любопытство сил уже не оставалось. Они шли и шли, Горик машинально отмечал направление и с последней надеждой думал о том, что скоро ночь - не станут же они идти во тьме! Его даже не удивило, что мысль о ночёвке в лесу перестала пугать, казалось, что парнишка совсем не будет против, если волки съедят его в ту же минуту.
Наконец-то проклятый старик остановился перед непреодолимым завалом из обломков скал и поваленных деревьев. Горик в сумерках рассмотрел стволы и отстранённо удивился - надо же, дубы! Шли по сосновому лесу, а тут... или они росли здесь раньше? Но когда? Лес старый, высоченным соснам не один век, да за это время поваленные дубы должны превратиться в пыль, но они вот - перед ними, на вид, будто только вчера их повалили, только пожухла листва. Невесть откуда налетевший порыв ветра зашумел старыми листьями. Горику стало жутко - он не почувствовал ни дуновенья, в лесу слышался лишь треск сухих листьев. Он широко распахнутыми глазами охватил взглядом картину целиком - что за напасть! Дубы не повалены, но уложены! Камни, стволы, ветви... чур меня! Лицо! Хмурится! Парень дёрнул ведуна за руку, а другую с выставленным пальцем выставил перед собой.