Плач юных сердец
Шрифт:
— Джули, выпьешь со мной пива?
И эта стеснительная талантливая девушка вполне могла зайти и присесть рядом с ним на кровати, слушая, как он рассуждает о ее блестящем будущем. Она сказала бы, затаив дыхание, что прекрасно знает, что без его помощи она бы не «нашла» себя этим летом, а он бы настаивал, что это ее, и только ее достижение.
Конечно, он наверняка не стал бы набрасываться на нее прямо с порога — у Джека было непогрешимое чувство момента, — но, слушая ее, он почти наверняка достал бы из кармана ключ, подошел бы к двери еще раз и запер бы ее на ночь.
Билл Брок перезвонил утром, когда Лаура давно
— Слушай, Люси, все будет хорошо, — сказал он. — С Майклом все в порядке, он в хороших руках, его лечат.
— Вот как? — сказала она. — Значит, твой доктор все-таки помог?
— Нет, это как раз не сработало. Давай я расскажу тебе, как все было, по порядку?
— Давай.
— Когда я зашел к нему вчера ночью, он ходил туда-сюда по квартире и беспрерывно что-то говорил — какие-то навязчивые идеи. Время от времени ему удавалось минут пять выдавать нечто связное, а потом все снова разваливалось. Бред какой-то. Он то и дело вспоминал Диану Мэйтленд: говорил какие-то бессвязные обрывки про Диану Мэйтленд, и до меня дошло, что в его сознании я до сих пор с ней как-то связан. Понятно, да?
— Конечно.
— В квартире был страшный бардак. Люси, он, наверное, месяц мусор не выносил — я в жизни не видел столько окурков. Я постелил ему постель и заставил выпить таблетки, которые я принес, но они не помогли — я тебе говорил, что это очень мягкий препарат, — а через некоторое время он заладил, что хочет прогуляться. Я сначала пытался его отговорить, а потом подумал, что, может, это и неплохая идея: подумал, что, может, физическая нагрузка поможет ему заснуть. В итоге мы вышли и пошли по Седьмой авеню. Где-то до Четырнадцатой улицы все было в порядке: он был тихий, послушный, даже почти не разговаривал. А потом он вдруг впал в маниакальное состояние.
— В маниакальное состояние?
— Ну, у него был фантастический прилив энергии, он то и дело от меня убегал, я не мог его контролировать. Он начал кидаться на проезжую часть, прямо под машины, как будто пытался покончить с собой, и я понял, что одному мне с этой ситуацией не справиться. Я подозвал полицейского и попросил его помочь — я знаю, Люси, что тебе это может не понравиться, но бывают ситуации, когда без полицейского не обойтись, — он вызвал наряд, и мы доставили его в Бельвю [49] .
49
Бельвю — старейшая государственная лечебница в США, основана в 1736 г. В середине XX в. особенно дурной славой пользовалось психиатрическое отделение этой больницы. Ричард Йейтс попал в Бельвю с первым маниакальным эпизодом в сентябре 1960 г.
— Вот как!
— Слушай, Люси: мы все наслышаны по поводу Бельвю, и в первые дни, я думаю, ему там действительно придется несладко, но нужно помнить, что это вполне современная больница. Там консультируют лучшие психиатры Нью-Йорка, они свое дело знают. Я долго беседовал с врачом в приемном покое — он очень симпатичный, умный парень, только что окончил Йель, — жаль, что ты его не видела, потому что он меня по-настоящему обнадежил. Он сказал, что Майка там больше недели не продержат, ну максимум две, сказал, что он будет получать все самые лучшие лекарства, которые в частной клинике обошлись бы черт знает во сколько. И потом с утра я первым делом позвонил своему психоаналику, чтобы узнать его мнение, и он сказал, что, с его точки зрения, я все сделал правильно.
— Конечно, — сказала Люси. — То есть я уверена, что он и сам бы… Я уверена, что так оно, наверное, и есть.
— Так что буду держать тебя в курсе, ладно? Пойду туда, когда в отделении будут приемные часы, — узнаю, как он там, и все тебе расскажу.
Люси сказала, что это замечательно, и снова его поблагодарила. Она даже сказала: «Огромное тебе спасибо за помощь, Билл» и «Спасибо за все».
Но больше всего ей хотелось, чтобы он наконец замолчал.
Действительно, о Бельвю она была наслышана. Больных облачали в убогие пижамы и держали под замком в душных отделениях, где они весь день должны были толпой ходить босиком по грязному полу — доходить до стены, разворачиваться, идти к противоположной стене и потом обратно, — чтобы неповоротливым неграм, работавшим там санитарами, было удобнее за ними следить. Некоторые начинали кричать и ругаться, некоторые дрались, но наказание за все нарушения было одинаковое: пациенту насильно кололи мощное успокоительное и запирали одного в обитой войлоком комнате.
Ей не составило труда представить, как Майкл, опустив голову, плетется вместе с другими в этом жутком параде или валяется, униженный, в палате на грязной подстилке, но она знала, что сам он никогда бы в это не поверил. Ничего подобного с ним произойти не могло, потому что он… ну просто потому, что он Майкл Дэвенпорт и ему нужно было всего лишь чуточку поспать.
Джек Хэллоран зашел за ней по дороге на репетицию и сразу же спросил:
— Так и в чем было дело вчера вечером? Зачем Лаура звонила?
— Ничего особенного. Она из-за чего-то расстроилась — наверное, просто устала сидеть одна, — и я решила с ней посидеть. Утром все было уже нормально.
Люси почти никогда не врала: ей казалось, что, солгав, человек перестает быть самим собой и превращается в кого-то другого. Но на этот раз говорить правду не имело смысла.
День обещал быть таким же жарким и безветренным, как и два предыдущих. Они спускались по подъездной дорожке Энн Блейк; Люси дождалась, когда они дойдут до конца, и, убедившись, что вокруг никого нет, обратилась к Джеку с напускной улыбкой:
— Ну так что, как вы с Джули вчера посидели?
На лице у него отобразилось сначала настолько полное непонимание, а потом такое честное недоумение, что ей стало чуточку легче.
— Люси, ты, по-моему, с ума сошла, — сказал он.
— Может быть. Может, одной мысли о том, что вы лежите там с ней в этой чертовой кровати, довольно, чтобы свести меня с ума?
Они встали, повернувшись друг к другу, и он взял ее за плечи.
— Люси, давай без этого, — сказал он. — Господи, за какого же жлоба ты меня принимаешь! Неужели ты действительно думаешь, что стоит тебе выйти из комнаты, как я тут же приведу туда другую? Бог мой, это же какой-то французский фарс, какой-то пошлый анекдот!
Он перевел ее через пышущую жаром асфальтовую дорогу, и они пошли по другой стороне к театру.
— И, кроме того… — сказал он, обняв ее прямо на ходу. Волосы у него слегка растрепались, и упавший на лоб черный локон красиво покачивался при каждом шаге. — Кроме того, я вовсе не хочу Джули Пирс. Какого черта я должен ее хотеть? Она какая-то слишком тощая, и груди вообще нет. Может, она и талантливая до жути, но мне кажется, крыша у нее слегка не на месте. Так что давай, дорогая, ты больше не будешь грузить меня всей этой безумной херней, и я спокойно начну работать…