Плач золотой трубы

Лысых Виктор

– Напиши, почитаю, – сказал я и ушел.

Долго бродил по ночному Питеру и лишь за полночь вернулся в гостиницу. Встреча разбередила душу, перед глазами стояла Полина. Я чувствовал её тепло, запах волос и легкое их прикосновение к щеке.

Когда уходил, она назвала номер своего телефона, сказала:

– Если будет желание, позвони, – помедлив, добавила. – Телефон стоит в моей комнате.

Я позвонил на следующий день, мы поговорили, и я сказал, что в понедельник уезжаю, предложил:

– Может, приедешь

в воскресенье вечерком, отметим моё убытие?

– Хорошо, когда и где встретимся? – без раздумья спросила она.

– Возле Пассажа, рядом за углом моя гостиница. Я буду ждать тебя в шесть.

Скрипки и фаготы запели в душе, ангелы опустились на плечи и сладко зашептали мне в уши: «Все будет чудесно и прекрасно».

Целый день я гулял по Питеру. Солнце проглядывало сквозь низкие тучи, и шпиль Петропавловской крепости тонким золотистым лучом устремлялся ввысь. Ветер рябил серую воду на Неве, красные трамваи, натужно скрипя, переползали через мост и исчезали на другом берегу.

Я зашел погреться в закусочную, взял рюмку водки, горячий бульон и пирожки. Потом вернулся в гостиницу: помылся, побрился, переоделся и направился к Пассажу. Нервничал, ожидая её, но напрасно, встреча была теплой. Полина предложила поехать к театру эстрады:

– Может, на какой концерт попадем, сто лет нигде не была.

Нам повезло, мы взяли билеты с рук на концерт Александра Малинина.

«…А на том берегу, незабудки цветут, а на том берегу было всё в первый раз», – проникновенно пел Александр под гитару.

После концерта зашли в кафе, пили шампанского и ели пирожные «Эклер». Я позвал Полину в гостиницу, и она согласилась.

Широкая лестница с чугунными ступенями уходила вверх, в полумрак. На одной из площадок, я обнял её и поцеловал.

А потом, хорошо заплатив тетеньке на этаже, я получил ключ от комнаты, где хранилось бельё. Мы накрыли стопу матрасов чистой простынею и, веселясь, забрались на них.

Внизу трамваи медленно заворачивали за угол, их дуги скользили по контактному проводу напротив нашего окна и голубые вспышки, как молнии сверкали прямо за стеклом. Скрип и вспышки будоражили Полину, она взвизгивала, возбужденно смеялась, и еще крепче прижималась ко мне.

Ранним утром дежурная постучала к нам, сказала, что надо уходить.

Мы спустились вниз, я поймали такси, и Полина уехала. А через несколько часов, улетел и я.

Месяца через три Игорь прислал мне письмо, в котором жаловался на Полину, претензии были те же.

Спустя год я снова получил от него письмо, из которого узнал, что у них родился сын…

Я дочитал письмо, и мне стало неуютно. Помаявшись пару часов, разыскал телефон Полины и позвонил.

После: «Привет, как жизнь, как дела?», я поздравил её с сыном. Она примолкла, потом спросила:

– А ты откуда знаешь?

– По телевизору показывали.

– Ну, раз показывали,

значит так и есть. Но если ты звонишь, то, хочешь знать, откуда он взялся? Могу сказать. Помнишь трамваи и молнии за окном? Я тогда загадала, если получится – так тому и быть. А еще, Игорь в нем души не чает, бросил пить, летает по вахте на Север, неплохо зарабатывает. Вот такие у нас дела. Так что спасибо тебе за все и вообще, будь здоров! – и она положила трубку.

Любовь, не покидай меня

За окнами плотная южная ночь, лучистые огоньки в черноте крутятся по горизонту. Терпкий запах сухого чая прилетает из влажного пространства и наполняет вагон.

За полночь пересадка в Самтредиа. Поезд уходит, и перрон пустеет, и только я не знаю куда ехать, и зачем. Это понимает и толстый грузин с метлой и совком, он остановился и смотрит на меня.

– На Батум когда поезд? – спрашиваю я.

– Скоро, скоро, – кивает грузин, – а ехать туда, – и он указывает метлой за спину, где редкие огни теплятся в темноте.

– А долго ехать? – спрашиваю я, скорее из вежливости, чем необходимости.

Грузин старательно объясняет, как ехать и сколько ехать, под конец говорит:

– А у нас хорошо, фрукты спелый, чай спелый, собирать надо, продавать надо…

Вскоре подходит поезд, я устраиваюсь в сонном вагоне и погружаюсь в призрачность сна и яви.

…Ольга, Оля, Оленька. Она развелась с мужем через три года после свадьбы, разменяла квартиру и жила в Батуми. Год назад я получил от неё открытку с поздравлением. И вот, выклянчив на работе отгулы, еду в неизвестность, и не понять, кто и что толкает меня. Я еще не знаю, приду ли к ней, а если приду, то, что скажу?

Её замужество меня не очень удивило, все произошло в Ольгином стиле – поехала на три дня к морю и вышла замуж.

– Он уговорил меня за два дня, – смеялась она на свадьбе.

– Да, это так, – подтверждал Стас. – Когда я увидел её на пляже, то обалдел.

И светло-голубые глаза Стаса темнели, и он вглядывался в Ольгу с тревогой и радостью.

Это был колоритный парень: мощный подбородок, шрам через щеку, на шее золотой медальон. Стас был постарше нас, плавал механиком на танкере.

А потом она приезжала показать своего сына, любовалась им и светилась от счастья.

За окном вагона сквозь черноту медленно пробивается мглистое утро. Моросит теплый мелкий дождь. Все яснее проступает зелень – сочная, блестящая. Мелькают площадки с редкими пассажирами и невысокие деревья, обсыпанные фиолетовыми цветами. Как наконечники гигантских стрел, темнеют кипарисы, прикрывая зябкую наготу, мокнут под дождем эвкалипты.

Теплая влага, тонкий аромат невидимых цветов просачиваются в вагон, будя мечту о дальних тропических странах. И вот, наконец, Батум.