Плачущий лес
Шрифт:
Мария открыла дверцу машины – пусть внутри хоть проветрится немного (хотя как проветрится, если ветра нет?) – и пошла к остановке. Старуха смотрела в другую сторону и не видела направляющуюся к ней девушку, но почему-то казалось, что она ждет, когда Мария подойдет и заговорит.
– Добрый день, – поздоровалась та.
Старуха обернулась и посмотрела на нее. Мария с удивлением осознала, что она не так стара, как ей показалось: вряд ли этой женщине больше шестидесяти. Глаза яркие, темные, как маслины, а взгляд живой и цепкий.
– Здравствуй, – ответила она. Не улыбалась, но смотрела доброжелательно, даже заинтересованно, вроде бы ожидая чего-то. Как будто понимала, зачем Мария к ней подошла.
– Я видела вас в магазине. У вас пакеты тяжелые. Далеко ехать? Автобус, наверное, не часто ходит.
Взгляд пожилой женщины потеплел.
– Пожалела старуху? – спросила она.
Марии вдруг стало неловко, и, смутившись, она довольно резко ответила:
– Подумала, что могу подвезти вас, если нам окажется по пути.
На самом деле она не думала, по пути ли им, собиралась отвезти старуху до дому в любом случае, и женщина, кажется, догадалась об этом.
– Добрая девочка, – проговорила она и внезапно улыбнулась. Улыбка у нее была светлая, даже немного детская. Располагающая. – Я Сара. А тебя как зовут?
Мария назвалась и улыбнулась в ответ.
– Так куда вас подбросить?
– Спасибо, милая, – ответила Сара. – Я покажу дорогу. Может, и вправду нам окажется по пути.
Эти слова, вроде бы простые, прозвучали странно, словно в них содержался некий подтекст.
Мария подхватила пакеты, загрузила их в багажник. Когда захлопывала крышку, увидела, что Сара уже устроилась на пассажирском сиденье и смотрится там на редкость… уместно. Как будто она престарелая тетушка или добрая знакомая и имеет законное право сидеть в машине Марии.
Обойдя машину, девушка села за руль. Было жарко, но все же терпимо. Она завела мотор и открыла окна.
– Кондиционера нет, – извиняющимся тоном проговорила Мария. – Сейчас поедем, попрохладнее станет.
Сара улыбнулась и похлопала ее по руке. Этот одобрительный жест показался неожиданно приятным.
– Куда ехать?
– Пока прямо. Выезжай потихоньку из города.
Много времени на это не понадобилось: Куршумлия – городок небольшой, живут здесь немногим больше десяти тысяч человек, и, как большинство сербских городов, очень древний. Проезжая по его улочкам, Мария по привычке – как всегда, когда попадала в подобные города и поселки, – думала о том, сколько повидали за минувшие века здешние места. В этом была особая магия – магия истории, древности, утекающего безвозвратно времени.
Греки, кельты, фракийцы, римляне ступали на эту землю, смотрели на воды реки Топлице, вдыхали чистый сухой воздух, строили дома и крепости. Здесь звучали их голоса и смех. На месте Куршумлии стоял когда-то римский город Ad Fines, что в переводе означает «на краю».
Марии и впрямь казалось, что она находится где-то на краю – страны, всего мира, своей жизни. Она едва слышно вздохнула, прогоняя непрошеные грустные мысли.
– Ты туристка? – спросила Сара и поспешно прибавила: – Теперь налево и дальше прямо примерно десять километров до Избора. Наверное, на Джаволя Варош посмотреть приехала? Или в Баню? Многие ездят.
Конечно, только так она и могла подумать. Зачем еще сюда приезжать, если не в одну из знаменитых сербских Бань – бальнеологических курортов (тут как раз поблизости есть Пролом-Баня и Куршумлийска Баня) или не на экскурсию во всемирно известный Город Дьявола, что примерно в трех десятках километров от Куршумлии?
В Джаволя Варош Мария уже бывала, и это место заворожило ее. Шутка ли – над мертвым ручьем, по берегам которого не растут растения, а в воде не водится никакой живности, возвышаются двести два каменных столба высотой до пятнадцати метров, на вершинах у многих – черные валуны, стокилограммовые каменные блоки. Человек тут ни при чем, чудо создано природой – ветрами, дождем, перепадом температур. Каменные монолиты словно живые: они растут и уменьшаются, рушатся, снова возникают…
Но сейчас Марии было не до экскурсий.
– Нет, я приехала по работе, – ответила девушка, и это было правдой лишь наполовину. За работу ведь платят, а ей никто пока платить не собирался. Да и вообще не понятно, получится ли из ее поездки что-то путное и зачем ехать в такую даль, когда…
– Откуда ты родом, милая? Где живешь? Кто твои родители? – новые вопросы прервали ее размышления.
Сара подняла руки к голове и сняла платок. В машине было уже не так жарко, вполне терпимо. Но все равно Мария не представляла себе, как можно в такой зной носить что-то, кроме легкого сарафана или футболки с шортами. На ней самой было бледно-розовое платье без рукавов.
– Я из Белграда, – ответила Мария. – Всю жизнь там живу. Отец умер, когда мне было два года. Мама тоже ушла. В прошлом году.
– Бедное дитя. Должно быть, нелегко тебе справляться со всем одной.
Сара смотрела на Марию, и та обернулась, чтобы поблагодарить за сочувствие и сказать, что давно привыкла рассчитывать только на саму себя, но осеклась, не успев и рта раскрыть.
На ее спутнице больше не было платка, и оказалось, что волосы ее, не тронутые краской, не имеют ни малейших признаков седины. Они были густые и темные, блестящие, как у совсем молодой женщины. В сочетании с морщинами и прочими явными приметами пожилого возраста это выглядело весьма необычно.
Но больше всего Марию поразило другое. Волосы Сары были гладко зачесаны назад, обнажая уши. Вернее, ухо, потому что оно было только одно. На месте второго виднелась дыра, а вокруг – бугристая, покрытая рубцами, словно изуродованная ожогом, кожа.
Пару секунд Мария молча глазела на все это, потом, сообразив, что ее взгляд почти неприличен, отвела глаза и снова стала смотреть на дорогу, позабыв, что собиралась сказать.
– Извини. Вот потому я и ношу платок, когда иду в город. Чтобы никого не пугать понапрасну.