Плачущий лес
Шрифт:
– Моя спальня по соседству. Ванная комната есть и на этом этаже, и внизу. Ужинать будем в семь часов, когда жара начнет спадать. Ты не против?
– Отлично.
– Я приготовлю для нас что-нибудь вкусное. Но ты, наверное, хочешь перекусить? – При этих словах Мария почувствовала, как в животе заурчало: она ведь ничего не ела сегодня, даже купленное в Куршумлии печенье не успела съесть. – Чувствуй себя как дома, милая. В холодильнике полно еды. Можешь сварить себе кофе, на кухне найдешь все необходимое. Располагайся. А мне, прости, уже нужно
– Я могу вам чем-то помочь?
Сара, которая уже выходила в коридор, оглянулась и посмотрела на Марию. Девушке показалось, будто она сейчас что-то скажет. Губы женщины дрогнули, во взгляде появилась неуверенность, словно она сомневалась, говорить или нет. Но в итоге Сара промолчала и отрицательно покачала головой: нет.
Ну, на нет и суда нет. Мария поставила сумку в шкаф, решив, что раскладывать вещи нет смысла: все равно завтра уезжать. Единственное, что она сделала, – положила на полку косметику и гигиенические принадлежности.
Дверь внизу хлопнула: Сара ушла помогать с похоронами.
Мария пошла в ванную, умылась, а после спустилась в кухню. Неловко было шарить по чужим шкафам, но ведь Сара ей разрешила. В холодильнике нашлись молодой сыр и павлока. Мария сварила себе кофе в старинной потускневшей турке, отрезала кусок свежеиспеченного хлеба (печенье проиграло в конкурентной борьбе). Дома, в Белграде, Мария обычно покупала хлеб в «Пекаре Йовановича», что была на углу соседнего дома, и считала, что выпечка там вкуснейшая. Но ни в какое сравнение с хлебом, испеченным Сарой, она не шла. Сама того не заметив, Мария умяла несколько ломтей, намазывая их павлокой и вареньем – разумеется, ежевичным.
Это был самый настоящий пир, праздник живота. Мария словно приехала в гости к бабушке (которой, кстати, никогда не знала). Но ведь именно так и должны угощаться внуки в домах бабушек и дедушек: свежие молочные продукты, ароматное густое варенье, домашний хлеб.
Прибравшись на кухне, Мария почувствовала, что ее тянет в сон. Часы показывали половину третьего. Она решила вздремнуть часок – почему нет? Поднялась в свою комнату, растянулась на кровати и… в результате проспала до шести вечера.
Ничего себе! Мария уже и забыла, когда спала днем – да еще так долго. Чувствовала она себя свежей и отдохнувшей, а на душе было легко и спокойно. Такого Мария не испытывала уже давно: ее постоянно что-то грызло, тревожило, мучило. А теперь словно все проблемы отступили – со Стефаном, который обманул, воспользовавшись ее доверием и любовью; с дочкой, которая часто болела и не желала ходить в детский сад и играть там с другими детьми; с незадавшейся карьерой.
Впрочем, если завтра она обнаружит в здешнем захолустье Плачущий лес, то карьера как раз таки окажется на взлете. При мысли об этом Мария совсем воспряла духом.
Выйдя из комнаты, она прислушалась: в доме было тихо. Похоже, Сара еще не вернулась от соседей. Что ж, наверняка она не будет против, если Мария прогуляется по саду. Вид из окна так и манил.
Девушка аккуратно
Вот бы Куклу сюда (так Мария часто называла дочку)! Ей бы тут понравилось: тихо, красиво, большой просторный сад, вкусные фрукты. Было бы здорово отправлять ее на лето из пыльного, шумного, раскаленного зноем города. Но такой возможности нет.
Мария многого не могла себе позволить и постоянно мучилась угрызениями совести. Денег на то, что хотелось приобрести, вечно не хватало, а просить у Стефана мешала гордость. К тому же уделять дочери достаточно времени не получалось, а ведь Кукле требовалось повышенное внимание.
Она росла немного странной, чересчур погруженной в себя, не похожей на других детей ее возраста. Была слишком серьезной, молчаливой, замкнутой. «С характером», как говорила Милана.
Вот с Миланой они ладили неплохо, да еще с Филипом, ее сыном, – они с Куклой были ровесниками, обоим недавно исполнилось шесть. Узнав, что маме придется уехать на несколько дней, а она останется с тетей и братом, дочь не огорчилась, а, наоборот, даже обрадовалась. Скучает ли она по матери? Мария часто не могла понять, что творится у нее в душе, о чем она думает.
Когда Мария уезжала, Кукла подошла к ней попрощаться и, в своей сдержанной манере, коротко обняла мать за шею, позволила поцеловать себя, а потом сделала то, чего Мария никак не ожидала: вручила ей подарок – большого плюшевого оранжево-коричневого медвежонка по имени Винни.
Мария удивилась такой щедрости, но не подала виду. Она знала, как дочка обожает эту игрушку: везде таскает с собой, отказывается ложиться в постель и засыпать без своего плюшевого приятеля. Один глаз у Винни отвалился и потерялся, найти его не сумели, и девочка рыдала так горько, что у Марии разрывалось сердце.
«Он не видит! Ему больно!» – заливалась слезами малышка. Мария обежала полгорода, чтобы купить пуговицу, которая формой и цветом немного напоминала глаз медвежонка, и только после того, как ее пришили, дочка немного успокоилась.
Девочка так сильно привязана к игрушке, потому что ей недостает общества матери – не нужно быть психологом, чтобы понять это. Мария в который раз пообещала себе больше заниматься с ребенком, читать дочке по вечерам, гулять с ней в парке, а в сентябре съездить к морю.
Если все получится так, как Мария надеялась, то деньги на это у нее будут. Да и на хорошую работу она сможет устроиться. Мысли снова вернулись к Плачущему лесу. По всему выходило, что ее дальнейшая жизнь сейчас зависела от этого загадочного, проклятого места.
Мария сорвала с дерева грушу, но та оказалась твердой, как камень: видимо, не поспела еще, поздний осенний сорт. Она огляделась по сторонам, думая, нет ли где компостной ямы, и только тогда заметила пожилого мужчину в соседнем саду.