Плакат в окне Сиднея Брустайна
Шрифт:
Дэвид. Всякое стремление к приличию — самое неприличное из человеческих побуждений.
Сидней(внезапно поднявшись, мощно). Быть или не быть? (Долгая пауза, он устремил пронзительный, палящий взор на зрителей — потом снова опрокидывается навзничь.) A — а, лучше не спрашивать!
Сидней, Глория, Дэвид (затягивают нестройным хором).
Не пугает нас абсурд, Нас абсурд, нас абсурд! Сидней
Дэвид(чувствуя такое же облегчение, как и Глория, с бесконечной грустью). Всю свою жизнь человек чего-то хочет, а пытаясь мысленно восстановить тот момент, когда, как ему кажется, он впервые почувствовал это желание, он ничего не видит, кроме тумана… Мне было семь лет. Нельсону — ровно столько же. Мы были одногодки. Нам очень дружно жилось. Мы целыми днями играли у нас во дворе. У него были золотистые волосы и тонкий профиль… (он мягко проводит пальцами по ее губам, притрагивается к волосам) и мама всегда говорила: «Нельсон — настоящий аристократ».
Глория застывшим взглядом смотрит в пространство.
А потом как-то летом он с родителями уехал в Италию, во Флоренцию. Ведь аристократы могут делать что вздумается. Я больше не видел его.
Глория(кивая с пьяным сочувствием). И с тех пор ты ищешь его?
Дэвид. И ни разу не встретил.
Глория. Ну, а сейчас?..
Дэвид. Наверху у меня сидит прекрасный юноша с золотистыми волосами, очень похожий на Нельсона. Отпрыск старой родовитой семьи из Новой Англии. Изысканнейшая натура. Но у него серьезная психическая травма…
Глория(ее ничем не удивишь). И ему нужно… чтобы была женщина… И не какая-нибудь, а молоденькая, свежая, с особым шармом… чтобы ему показалось, что она его круга…
Дэвид. Именно так. Хотя… от нее ничего не требуется… Наверно, ему нужно… просто видеть ее.
Глория(сочувственно поднимая брови). Да-да… и ты — близкий друг Сиднея…
Дэвид. Это не для меня, поймите. Если бы он попросил сейчас же, сию минуту достать снег с Гималаев, клянусь богом, я попытался бы это сделать! И я подумал, что… вы можете чем-нибудь помочь…
Глория(до предела измученная). О да… я могу помочь!
Дэвид. Вы придете?
Глория(молчит, потом говорит, но даже не ему, а самой себе). Конечно… почему бы нет?
Дэвид. Квартира 3-Ф.
Он выходит, поднимается по лестнице. Глория долго глядит ему вслед, затем быстро подходит к радиоле, увеличивает громкость, словно бы заглушая какой-то голос, слышимый только ею, и постепенно навязчивые, тоскливые хаотические звуки заполняют комнату. Она пытается танцевать, но у нее ничего не получается; она глотает таблетки, запивая их виски. Потом, щелкнув пальцами и слегка покачиваясь в такт музыке, она с застывшей улыбкой выходит из квартиры. Но на третьей
Глория(слова ее сливаются в один гортанный крик боли). Больных надо лечить!!! (Глаза ее бегают, как у безумной, она что-то бормочет, словно попав в клетку и ища выхода. Но выхода нет. Наконец она замечает пузырек с пилюлями, она бредет назад и останавливается, обессиленная, в дверях. Потом — решительно.) Папа… Я, наверно, все-таки лучше… слышишь? Прости меня…
Зажав в руке пузырек, подходит к двери в ванную, медлит, охваченная ужасом перед тем, что там, отворачивается, но тут же вскидывает голову и входит внутрь, закрыв за собой дверь. Сиена медленно темнеет. Звонит телефон. Сидней спит.
Затемнение
На следующее утро.
В квартире сейчас холодная деловая атмосфера — полная противоположность тому, что было в предыдущей картине. Только что рассвело; голубовато-серый сумрак медленно рассеивается, и в конце картины сцена залита солнцем. Полицейский агент с блокнотом берет обычные показания у Айрис; она сидит в качалке лицом к зрителям, сгорбившись, в пальто, руки в карманах, глаза красные, смотрит перед собой невидящим взглядом. Плакат в окне кажется более назойливым, четким, властным, и несмотря на то, что его не замечают, он как будто здесь необходим. Дверь в ванную распахнута настежь.
Полицейский. Возраст покойной?
Айрис. Двадцать шесть.
Полицейский. Ваша родственница?
Айрис. Сестра.
Полицейский. Профессия?
Входит Сидней, в пальто; на секунду останавливается в дверях, словно самый вид квартиры гнетет его. Полицейский агент покашливает и повторяет вопрос, стремясь поскорее отделаться.
Профессия покойной?
Сидней. Кажется, она пела в хоре.
Полицейский. Хористка, значит?.. (Записывает в блокнот.)
Айрис поднимает глаза, но молчит.
Сидней. Нет… нет, она была манекенщицей.
Полицейский(пряча блокнот). Так. Вы, конечно, знаете, будет следствие.
Айрис молчит. Сидней наконец кивает. Полицейский агент уходит.
Сидней. Я посадил их в такси. Фред сказал, что позвонит врачу и даст Мэвис снотворного. (Взволнованно шагает по комнате. Останавливается и глядит на Айрис.) Ну не надо так, девочка… Поплачь. Ведь так еще хуже… (Видит на полу ленту, которая упала с головы Глории; он поднимает ее, стоит, глядя в ванную; затем с мучительно искаженным лицом оборачивается к жене. Долгая пауза. Потом беспомощно.) Может, хочешь чаю или чего-нибудь?