Пламенная кода
Шрифт:
– По моим правилам, – зловеще промолвил тот. – Мне все равно, есть у тебя нож или нет.
– Да плевал я на твои правила!..
Эхайн, усмехаясь, сделал длинный выпад ножом. Наугад, чтобы проверить сноровку противника.
Фабер молча отмахнулся от ножа и выбил его с такой беспредельной яростью, что пришлось уворачиваться парившему над поединщиками хорунжему, который до поры оставил попытки покончить дело одним метким выстрелом и теперь с любопытством ценителя наблюдал за происходящим. С криком негодования и боли эхайн схватился здоровой рукой за контуженную кисть.
В следующее мгновение Фабер сломал ему ногу в
Хорунжему удалось обхватить Фабера сзади и опрокинуть ценой громадных усилий, собственного веса и густой панбукаванской ругани. Лишь увидев сквозь кровавую пелену перепуганные детские лица, Фабер успокоился. Словно бы внутри него сработал аварийный выключатель. Он сел, уткнувшись лицом в ладони, пробормотал несколько раз: «Все, все, я больше не буду…» и затих.
Мептенеру, отойдя в сторонку, энергично щебетал по коммуникатору – очевидно, обрисовывал обстановку и требовал подмогу. Закончив, вернулся и дружески потрепал Фабера по плечу.
– Всегда мечтал это увидеть, – сообщил он. – Слышал о боевых искусствах людей. Много. Теперь убедился. Воочию. Искусства мало, агрессии много. Не пойму только, что это на тебя нашло. Вдруг. Один выстрел – и все закончено. – Он все еще мысленно сокрушался по поводу упущенного скальпа, хотя и не подавал виду. – Но действительно впечатляет. В лепешку. Эхайна. Браво, Просто Фабер.
Про себя же подумал, что не напрасно о людях говорят, будто они заперли своего внутреннего убийцу в железную клетку и потеряли ключ. Но замки, как выяснилось, могут и подвести. А еще он решил, что люди поступают правильно, обращаясь за военной поддержкой к надежным, хладнокровным и миролюбивым союзникам, таким, как панбукаваны. Ничего не будет хорошего, если люди вдруг сызнова войдут во вкус крови. Хорунжий покосился на отлупцованного эхайна, с огорчением убедился, что тот еще дышит, и окончательно расстался с мечтами о скальпе.
Фабер и сам ничего не понимал. Боевое безумие покинуло его, сменившись неуместной апатией. Нужно было еще столько всего сделать, а больше всего хотелось лечь и ни о чем не думать. Наверное, просто в нем накопилось слишком много усталости, страстей и разочарований. Невинные жертвы… их не должно было случиться. И хотя многомудрый Эрик Носов предвещал недоброе, ужасно хотелось обмануть неизбежность. Не получилось.
А еще, мать вашу, никому не позволено стрелять в детей и женщин! То есть, стрелять в людей вообще последнее дело, но в детей и женщин – никогда, ни при каких обстоятельствах. Детей и женщин убивают только подонки и сволочи. Сволочи и подонки…
Фабер понял, что ему нужно как-то отогнать от себя эти внезапные и совершенно сейчас лишние эмоции.
Он поднял голову и увидел обступивших его людей. Женщины и дети. Ну, и мужчины, конечно. Отчего их лица так напряжены? Неужели они не понимают, что все закончилось, закончилось теперь уже совершенно и бесповоротно, что они снова свободны?
– Кто из вас Оберт? – спросил он.
– Его нет, –
Умный и циничный Носов предсказывал и такое. Люди не будут благодарны. Никто не кинется на шею с прочувствованными словами. Потом, много позже, проснется в их окоченевших от бесконечного и многократно обманутого ожидания душах благодарность и найдутся теплые слова… Но до той поры они будут напуганы, растеряны и одиноки.
А некоторые будут мертвы.
Смириться с этим нельзя, как и ничего нельзя поделать.
29. У контр-адмирала Каннорка большие неприятности
Мелодичный, нераздражающий перезвон возвестил о позднем посетителе. Контр-адмирал Каннорк никого не ждал, но в той части замка Орн, где располагался, а если быть точным – ютился Отдел криптопочты, случайных визитеров не бывало. Он позволил двери открыться и продолжал с демонстративным вниманием изучать объемные цветные графии какого-то несвежего отчета о загрузке почтовых каналов Бюро ВКР.
– Ах, оставьте, янрирр, – насмешливо провозгласил вошедший. – Если вы всерьез обеспокоены порожними рейсами вверенного вашему подразделению служебного транспорта, я могу подбросить свежие данные. И, буде возникнет интерес, обсудить альтернативные способы оптимизации ресурсов. Мы могли бы, например, возить на ваших почтовых дилижансах элитный зузыряг с горных плантаций Ускарри…
Каннорк поднял на посетителя недовольный взгляд.
– Не прикажете ли вызвать охрану, янрирр, дабы вы могли разглагольствовать в более подобающих столь благодатной тематике условиях? – осведомился он.
– Охрана уже здесь, – небрежно сообщил тот, плюхаясь в кресло, чрезвычайно удобное и глубокое, которое появилось здесь вскорости после памятного визита гранд-адмирала Вьюргахихха и занимало собой практически все свободное пространство узкого, решительно не приспособленного к приему гостей офиса. – Отчего вы не спросите, кто этот наглец, что вперся своими грязными сапогами в вашу хрустальную обитель?
– Что ж… – с вельможной брезгливостью начал Каннорк, на лету выстраивая в уме длинный и особенно язвительный период.
– Меня зовут Эварн Джахакрударн, – опередил его визитер. – Я почти тезка гекхайана… и надеюсь, он об этом не знает. Имею удовольствие отправлять должность начальника Управления информационного мониторинга периферии, если слышали о таком. Кстати, чтобы вас не вводил в заблуждение мой внешний вид… я гранд-майор.
На сей раз Каннорк счел за благо пропустить свою очередь в обмене любезностями, хотя на лице его было начертано глубокое огорчение судьбами мира, катящегося демону-антиному прямиком в пасть. Или под хвост – уж что тот сочтет желаемым подставить. Не по чину дерзкий гранд-майор был молод, но уже откормлен несколько более приличествующего негласным должностным нормативам. Возможно, это объяснялось сидячим, если не лежачим образом жизни и службы. Облачен он был в штатское, с иголочки, выдержанное во франтоватых тонах, густо-синих с серебром. Круглая физиономия в обрамлении пышной, несколько запущенной поросли сочно-каштанового цвета была залита румянцем и слегка лоснилась, а карие с отчетливой рыжиной глазки светились весельем. «Ну, и чему он радуется?» – враждебно подумал Каннорк.