Пламенная кода
Шрифт:
– Небо плоское, – сказал командор Хендрикс плохо повинующимися губами. – Что с ним не так?
– Спасатели десантировались с верхних уровней станции, – пояснил чей-то голос, незнакомый и очень молодой. – Прямиком сквозь фантоматорные экраны.
Приложив изрядное усилие, командор Хендрикс сел. Очень сильно болела голова, перед глазами все плыло, временами срываясь в беспорядочное кружение.
– Кто вы? – строго спросил он сидевшего подле него юного эхайна. – Это вы спасатель?
– В некотором смысле, – с неожиданной радостью ответил тот.
Далее этот эхайнский юнец повел себя весьма необычно. То есть встал и, не вдаваясь более ни в какие объяснения, быстрым шагом удалился в сторону парфюмерного леса.
– Что
– Я тоже ничего не понимаю, – ответил Юбер Дюваль, который сидел в нескольких футах от него и выглядел необычно растерянным. – Где мое оружие? Где каратели? Где все?
– Такое ощущение, – осторожно заметил Эрнан Готье, – что мы многое пропустили…
– Мартино, вы здесь? – спросил командор Хендрикс.
– Здесь, – откликнулся Жозеф Мартино. – Вам не кажется, господа, что мы уже в раю?
– Рай – это выдумки для слабаков и неудачников, – сказал Готье брюзгливо. – К тому же, в рай не берут грешников, а все люди грешны изначально. Рай – это пустыня. А здесь растет всякая дрянь и при этом жутко воняет…
– И в раю не бывает чертей, – добавил Дюваль-старший, который увидел панбукаванов, торчавших в оцеплении на манер огородных пугал, что своим видом застращали бы и динозавра.
Командор Хендрикс тоже увидел, попытался удивиться, но у него ничего не вышло.
– Быть может, попадаются и добродетельные черти, – проворчал он. – Что если мы попытаемся встать и осмотреться?
Он не успел закончить эту здравую мысль, потому что из-за пригорка на них накатил человеческий поток, кричащий, плачущий и смеющийся одновременно. Увидев вокруг себя множество знакомых лиц, командор окончательно отказался от намерений как-то постичь и объяснить происходящее. Он просто сидел и почти механически отвечал на пожатия и приветствия, подозревая, что совершил какой-то героический поступок, о котором напрочь позабыл и вряд ли когда-нибудь вспомнит. «Спасибо, Жантель… спасибо, все хорошо… да, я в порядке, Ланс… а почему бы это я должен быть не в порядке… привет, Антуан, все прекрасно… мне позволят встать, в конце концов?» Краем глаза он видел рыдающую в три ручья Лили Дюваль, за которой прежде не замечал столь бурного проявления чувств, и Тони Дюваля, рыдающего так же безудержно и открыто, что для этого самовлюбленного и дерзкого юнца было абсолютно невообразимо. «Да, я хорошо себя чувствую, Ирен, хотя из ваших уст это звучит как намек на мой возраст… да, мсье Леметр, я вас узнаю, вас трудно не узнать, с утра вы практически не изменились, и почему бы это мне вас вдруг не узнать… а теперь все перестаньте галдеть, потому что у меня болит голова, и пускай кто-нибудь внятно объяснит, что стряслось и кто эти… гм… добродетельные черти…»
– Где он? – вдруг закричал Тони Дюваль, озираясь. – Где Сева? Куда он исчез?
– Кто такой Сева? – с тихим отчаянием, без всякой надежды получить ответ, спросил командор Хендрикс.
– Только что был здесь, – сказал кто-то растерянно.
– Я ему не поверил, – горько проговорил Тони. – А он… Господи, да найдите же его!
Позади толпы, поверх всего разноголосого шума, вообще где-то за пределами видимости, происходило некое активное движение, и эта активность нарастала с каждым мгновением. Отчетливо и совершенно неуместно прозвучал тугой хлопок, словно громадный кулак ударил в соразмерную ему подушку. Голоса разом стихли, лица застыли в неприятном ожидании, но разнесшаяся по-над опушкой многократно усиленная фраза «Прошу соблюдать спокойствие, здесь группа федеральных спасателей!..» вернула всем ставшее уже несколько непривычным земное чувство защищенности. «Добродетельные черти» продолжали с великолепным безразличием нести свою вахту, но, минуя их заслон, а то и пролетая над ним, то есть прямиком с бутафорских небес, к бывшим заложникам спешили люди, такие же в точности люди, как и они,
Наступил День Ноль.
Командор Хендрикс предпринял очередную попытку подняться, но ему помешали – мягко и в то же время настойчиво.
– Сударь, очень хорошо, что вы лежите, продолжайте в том же духе, у вас прекрасно получается, а мы все сделаем сами…
Так и случилось. Две пары крепких рук, неявно усиленных экзоскелетами, легко подняли его и поместили в медицинский шезлонг, возникший рядом как по волшебству. Серьезные и в то же время доброжелательные лица – одно смуглое, другое до прозрачности бледное, глаза скрыты перламутровыми мовидами специального назначения для оперативной диагностики, негромкие голоса, из тех, что не режут ухо, не то что у эхайнов. Обмен репликами на родном интерлинге, и хотя каждое слово по отдельности понятно, вместе они складывались во что-то заумное: «Субъективный возраст минус десять-пятнадцать… избыточный вес… гиподинамика… пролапс митрального клапана…»
Командор молчал, втайне для самого себя наслаждаясь забытым ощущением праздности.
Ни о чем не нужно было беспокоиться, не думать ни о ком, а если и думать – то, впервые за много лет, о скорой встрече с близкими. Подбирать слова, уместные в момент встречи. Готовить себя к избыточным эмоциям, увы, неизбежным в подобных случаях.
И наконец-то строить планы на будущее.
– Сударь, не волнуйтесь, сейчас мы вас понесем…
Он ни капли не волновался. Тем более что унесли его недалеко, а всего лишь на свободный от столпотворения участок опушки, где с непрерывными успокоительными речами водрузили на голову шлем из легкого белого пластика, а совершенно уже темноликая дама с седыми кудряшками, во всем синем, приникла к развернувшемуся тут же экрану видеала.
– Очаги здесь, здесь и здесь, – объявила она в пространство отрывистым голосом.
– Что это значит? – спросил командор Хендрикс как можно более беззаботно.
– Ничего серьезного, – отрубая каждое слово, сообщила властная дама. – Последствия микроинсультов.
– Надеюсь, я вас не разочаровал? – осторожно попытался пошутить командор.
Он уже и забыл, как это бывает приятно – шутить с незнакомыми женщинами. В особенности, когда они готовы воспринимать твои шутки.
Дама явно была не готова.
– Вы не мой пациент! – рубанула она напрямик. – Кто следующий?
Командор, немного обескураженный, счел было, что о нем позабыли, и снова попытался принять вертикальное положение.
– Нет, нет, – прозвучало прямо над ухом. – Вставать вам пока не следует.
– А если?.. – с легким возмущением попытался протестовать командор.
– Мы что-нибудь придумаем, – хмыкнули в ответ.
Неизвестно откуда взявшийся ван Ронкел, бледный, осунувшийся, вдруг опустился на колени и молча уткнулся лицом командору в плечо. Слегка опешив от такой неожиданности, тот не придумал ничего лучшего, как потрепать его по вздрагивающей спине и пробормотать какую-то утешительную ерунду вроде:
– Ну, ну, что с вами, Геррит… все позади… видите, все-таки нас спасли…
Стоявшая над ними совсем юная и уже поэтому ослепительно прекрасная рыжая докторша с отчаянием в голосе твердила:
– Господин ван Ронкел, вам нельзя волноваться, пойдемте со мной!
– Ну почему нам нельзя волноваться? – спросил командор Хендрикс, чтобы хоть как-то разрядить напряженную сцену. – Теперь, когда все позади, мы ведь можем позволить себе немного эмоций, разве нет?
– Конечно, можете, – подтвердил смешливый смуглоликий медик из тех двоих, что обихаживали самого командора. – Но особо сильные эмоции лучше оставить на потом.