Пламенное небо
Шрифт:
Помогала нам в этом учеба, обязательная и особенно интенсивная в боевых условиях. Потребность в постоянной учебе была вызвана не только появлением новой техники, новых приемов боя или изменением условий, в которых находился полк. Учиться нужно было и для закрепления уже познанного, отработки прежних навыков, которые в силу психологического склада летчика со временем утрачиваются, при отсутствии постоянных тренировок забываются. В ходе боев от воздушного бойца требуется более высокое мастерство. Постоянное внимание следовало уделять новым тактическим приемам в
Отступая, враг упорно цеплялся за каждый клочок оккупированной территории, глубоко зарывался в землю, опутывался колючей проволокой, сооружал бетонированные укрепления, доты и дзоты. Чтобы выбить его из опорных пунктов, требовались удары артиллерии крупного калибра и авиации дальнего действия. Помню, 5 августа мы сопровождали лидер ДБ-Зф к линии фронта для ознакомления с предстоящей совместной боевой работой. Бомбы крупного калибра, по мнению советского командования, должны были «помочь» группировке гитлеровцев «выбраться на свежий воздух». На следующий день мы поднялись для сопровождения большой группы тяжелых бомбардировщиков к линии фронта, где они нанесли сокрушительный удар по долговременной обороне врага, по всем ее сооружениям.
Наземные войска, воспользовавшись замешательством противника, значительно продвинулись вперед.
Отлично организованные прикрытие и взаимодействие с бомбардировщиками дали положительный результат. А вражеским истребителям не удалось прорваться к нашим самолетам. Мы вовремя отбили все их атаки.
Полк пополняется новыми машинами и летным составом. Самолеты совершенствуются, приобретают новые качественные изменения. С этим связана одна из памятных для меня встреч.
После возвращения из боя заруливаю в капонир.
Напряжение во всем теле понемногу спадает. Механик старшина Борисовец говорит:
— Командир, вижу, вы устали, отдохнули бы в шалаше, а я пока осмотрю и заправлю самолет.
— Некогда отдыхать, Миша, — отвечаю. — Ракета не заставит себя ждать.
Только снял комбинезон, чтобы немного просохнуть, как вдруг слышу знакомый голос.
— Вот где вас отыскал!.. Прямо не верится.
Я оторопел: передо мной стоял бывший инструктор Днепродзержинского аэроклуба Иван Федорович Мусиенко. Высокий, загорелый, на мужественном лице та же улыбка. Только вместо аэроклубовской форменной фуражки на нем темно-синяя пилотка да гимнастерка защитного цвета вместо летнего комбинезона.
— Не ожидал, курсант Степаненко, встретить вас старшим по званию, — сказал, указывая на свои погоны младшего лейтенанта. — Да еще с таким количеством наград. Наука моя, значит, пошла на пользу? Молодец!
Мы крепко расцеловались.
— Какими судьбами, Иван Федорович?
— Для вас стараемся. Вот пригнали самолеты из глубокого тыла на пополнение. Я там работаю инструктором по переподготовке на Як-9.
— Спасибо за помощь! — Нам самолеты вот как нужны! — отвечаю, проводя ребром ладони по шее.
— Родина приказывает — мы исполняем, — улыбается он.
Мы еще долго стояли возле моей машины и вспоминали аэроклуб, учлетов, инструкторов. Все разлетелись, как птицы, во все края и по разным направлениям. Обойдя мой самолет, Иван Федорович обратил внимание на «летающий плакат» с тигром и карикатурой на Геббельса.
— Отчизны крылья боевые народ вручил ее сынам, чтоб Гитлер, Геббельс, Муссолини не поднялись ни здесь, ни там, — вдохновенно продекламировал он, глядя на художественное «оформление».
— Вы поэт, Иван Федорович.
— Поэт не поэт, но когда-то увлекался, сочинял о летчиках, об их могучих крыльях.
Немного помолчали. Тут нашу встречу и прервала ракета. Прыгаю в кабину и запускаю двигатель. Иван Федорович провожает меня взглядом, машет рукой на прощанье.
…7 августа производим разведку в районе Карачев, Навля, Локоть. Мне поручено возглавить четверку, в состав которой вошли Богомолов, Шкворунец и Домогацкий. Средняя облачность способствовала скрытному подходу к объекту.
Над аэродромом Карачев под нижней кромкой облаков появляемся внезапно. Внизу пока спокойно, на поле большое скопление техники. Ниже нас кувыркается «фоккер», — по-видимому, фашистский летчик облетывает машину после ремонта двигателя. Передаю своей группе по радио:
— Заберем фашиста в «сумку»?
— Заберем! — хором отвечают ведомые. — В «сумке» ему надежнее.
Нажимаю на кнопку передатчика:
— Атака!
Длинная очередь, и фашист, объятый пламенем, падает.
— В другой раз не будет болтаться под ногами, — глубокомысленно замечает Шкворунец.
Уходим к железнодорожным станциям Навля и Локоть. Здесь также фиксируем большое скопление вражеских эшелонов. Разворачиваемся в сторону своей территории и видим, как группа ФВ-190 выстраивается для полета к линии фронта. Передаю по радио Шкворунцу:
— Прихватим по одному?
— Можем и прихватить, — соглашается он.
Внезапная атака, мощный огонь. Два «фоккера» падают в районе деревни Каменка. На большой скорости уходим, так как наша основная задача — вовремя доставить данные о противнике.
«Забрать в сумку» — означает уничтожить фашистский самолет. Это выражение пошло у нас от начальника штаба полка П. А. Федюнина, который, проверяя доклады летчиков, говорил: «Знаю, что находится у каждого из вас в сумке…»
На него возлагался учет сбитых нами самолетов противника, и Павел Александрович вел его с завидной скрупулезностью. Личным докладам никогда не верил, и это было правильно. На проверку достоверности данных о сбитых самолетах противника обычно посылался адъютант или техник. Правда, не всегда удавалось подтверждать факт поражения вражеского самолета, особенно если он падал за линией фронта, ведь техника туда не пошлешь. В таких случаях принималось во внимание подтверждение экипажей, участвовавших в этом же бою. Проще было бы, конечно, иметь фотоконтрольный прибор, способный фиксировать стрельбу и попадание, но таких приборов, у нас не было.