Пламенный клинок
Шрифт:
Никаких кровавых кобыл здесь не водится, размышлял Арен, но сард вполне настоящий, а их любовь к музыке всем известна. Он вспомнил тревожную мелодию, которую напевал Оборвыш при их первой встрече. Теперь настал его черед.
Он сделал глубокий вдох, усмиряя дрожь, и запел тихим тонким голосом.
Няни и наставники научили его кроданским маршам и гимнам во славу Вышнего, но здесь они были неуместны. Поэтому Арен выбрал оссианскую песню.
Называлась она «Плач скорбящего» и повествовала о горькой утрате любимой, о былых радостях совместной жизни и тихой взаимной привязанности. Неподготовленный слушатель мог бы подумать, что речь в ней ведется от лица обычного человека, потерявшего суженую, но в песне содержались намеки на действительные события. Умершей была Джесса Волчье Сердце, величайшая среди вождей и героев Оссии, а скорбел о ней Морген, ее спутник и сподвижник.
Арен давно не пел, тем более по-оссиански, и первые строки получились неуверенно. К тому же он побаивался, что услышат стражники, и еще сомневался, стоит ли вообще приманивать Оборвыша.
Но вскоре его голос окреп, Арен зажмурился и целиком предался музыке. Закончив песню, Арен открыл глаза, и сердце чуть не выпрыгнуло у него из груди. Перед ним, наполовину заслоненный надгробием, стоял Оборвыш, пронзая мглу зелеными глазами.
У Арена пересохло во рту, но он не шевельнулся.
— Ты не призрак, — произнес наконец мальчишка по-оссиански, но с сильным акцентом.
— Ты тоже, — откликнулся Арен, и чары мигом разрушились. Это всего лишь мальчишка. Бояться нечего.
В тумане треснула ветка, и кто-то приглушенно выругался по-кродански. Мальчишка испуганно вздрогнул, потом повернулся к Арену.
— Пойдем, — поспешно бросил он.
Второго приглашения Арену не понадобилось. На кладбище нагрянули кроданские стражники! Он вскочил, и они с Оборвышем скрылись в тумане.
Мальчишка провел Арена через могилы к подножию утесов, где росли, переплетаясь, хвойные кустарники и дикий лозняк. Там он отвел в сторону низкую ветку и юркнул в узкий прогал, куда Арен еле втиснулся.
Исцарапав руки и изорвав одежду, юноша наконец очутился в тесной впадине между зарослями и утесами. В нос ударил запах застарелого пота и плесени, исходивший от Оборвыша.
Мальчишка дружелюбно ухватил Арена за запястье:
— Идем!
И спиной вперед полез в почти незаметную расщелину, словно паук, таща Арена за собой; тот, согнувшись в три погибели, пустился следом. Мимоходом он приметил краем глаза рисунок на скале странный, затейливый символ, хитросплетение изогнутых и прямых линий. Даже когда они миновали изображение, оно несколько времени маячило у него перед глазами — такое бывает после того, как посмотришь на солнце.
— Идем, идем! — повторял мальчишка. Арен ощупью пробирался за ним. Вдруг он отпрянул: по лицу задела грубая занавесь, заслонявшая путь. Мальчишка отодвинул ее в сторону и повел гостя дальше.
— Идем. Осторожный будь.
«Неужели он что-то видит?» — удивился Арен. Вряд ли: темнота стояла полная. Мальчишка просто хорошо знал эти места, как слепой знает собственный дом.
— Стой, — сказал мальчишка, и Арен повиновался.
Стукнул кремень, вспыхнула искра. Затеплился фитиль ржавой лампы, пространство наполнилось успокаивающим свечением. Они были в тесной пещере, где с трудом можно было распрямиться; вокруг царил беспорядок: кучи мусора и старого хлама, разбросанная одежда, окровавленные черные перья. Сбоку неуклюже громоздился ворох заплесневелых одеял, похожий на гнездо. На скальном выступе, словно безделушки на каминной полке, были разложены мальчишкины богатства: монеты, кольцо, пригоршня зубов, несколько отсыревших сигар. В ямке неподалеку виднелась груда круглых камешков: снаряды для пращи.
Мальчишка присел на корточки, почесал грязный затылок и робко улыбнулся Арену.
— Эйфанн, — сказал он, хлопнув себя по груди.
— Арен, — ответил юноша и повторил его движение. — Давно ты здесь?
Эйфанн пожал плечами.
— Когда других брали, меня не видели, — пояснил он. Говорил он певуче, как все сарды.
— Ты спрятался?
Эйфанн помотал головой, на осунувшееся лицо упали грязные лохмы.
— Я сделал, чтобы не видели. — Он снова хлопнул себя по груди: — Идрааль.
Арен не знал этого слова и не был уверен, что мальчишка понял вопрос, поэтому в выяснения углубляться не стал.
— Мне нравится твоя пещера, — сказал он. Не понимая, как вести себя дальше, он решил держаться дружелюбнее.
Эйфанн усмехнулся, обнажив побуревшие зубы.
— А мне нравится твоя песня.
Арен внимательно оглядел его. Тощий, кожа да кости, темноволосый, мальчишка улыбался ему в отблесках лампы. Задним числом до Арена дошло, что свет можно заметить снаружи, но, оглянувшись, он обнаружил, что вход завешен, и вспомнил полотно, задевшее его по лицу, когда они шли сюда.
— Безопасно, — сказал Эйфанн, уловив его мысли. — Кроданцев нет.
— А как… — Арен пытался выразиться поделикатнее. — Как ты здесь выжил?
Эйфанн скорчил гримасу, оставшуюся для Арена непонятной: чисто сардское выражение лица, ничего не говорящее постороннему.
— Люди теряют вещи. Я нахожу. Когда могу, краду. — Он изобразил, как мечет камень из пращи. — Вороны.
Арен взглянул на предметы, собранные Эйфанном, и невольно задался вопросом, не принадлежали ли эти сигары сначала ему, а потом Грабу.
— Ты крадешь из тайников?
Эйфанн кивнул.
— Еще у мертвых беру. И в поварне. Опасно.
— И тебе хватает?
— Сарды крепкие. Убить трудно.
«Да я вижу», — подумал Арен.
— И все это время ты был один?
Эйфанн помотал головой.
— Есть и другие?
— Они есть, ты не можешь увидеть.
Арен нахмурился. Оссианским языком Эйфанн владел неуверенно. Сарды считались замкнутым народом, многие из них даже не пытались овладеть чужими языками. Мальчишка прилаживал оссианские слова к грамматике родного языка, из-за чего временами его было трудно понять.
— То есть ты не хочешь мне их показывать?
Эйфанн хихикнул.
— Ты не можешь увидеть! В могилах они! — Он в очередной раз хлопнул себя по груди: — Идрааль.
Арен засомневался, в своем ли уме его новый знакомец. Впрочем, от такой жизни недолго тронуться. Он решил перейти к цели своего прихода.
— Ты знаешь, как отсюда выбраться, Эйфанн?
Мальчишка с неуверенным видом помотал головой.
Арен подался вперед:
— А я знаю.
Эйфанн не ответил, только посмотрел на него ярко-зелеными глазами.