Пламя и тьма
Шрифт:
— Окей.
Он передвинул руку, развернув её и обхватив огромной рукой за затылок. Затем провел через комнату вниз по коридору. В конце зала он остановился перед одной из дверей, расположенных в ряд по обе стороны коридора, и открыл её.
— Заходи.
Она вошла, и он закрыл и запер за ними дверь. Затем ударил по выключателю, включая верхний свет, который был частью потолочного вентилятора.
Они находились в спальне. Пилар предположила, что в его спальне. Это явно была комната не для общественного использования: везде находились личные вещи, и кровать застелена таким бельём,
— Ты здесь живешь?
— Я здесь задаю вопросы. Сядь. — Он указал на старое кресло в углу комнаты. Она села на него, а он на кровать. — Какого хрена, Кордеро?
Когда она вышла из дома, она следовала инстинктам, желаниям и одиночеству. У неё не было никакого плана и никаких других намерений, кроме как быть с ним. Возможно, это была фантазия: войти, найти его одного, просто подойти прямо к нему и поцеловать, а он бы обнял её и поцеловал в ответ.
Ага, так было бы лучше.
И пока она не хотела никого другого… что, как она была уверена, не помогало ей на фронте её одиночества… у него же, очевидно, не было проблем с полировкой его шишки. Смотреть на то, как он лапает другую и наслаждается этим, заставило её слететь с катушек.
Обезуметь достаточно для того, чтобы разбить чьё-то лицо. То же самое, что Коннор сделал с Муром.
Конечно, у неё были причины ревновать. А у него нет.
За исключением того, что у них обоих была одна и та же причина для ревности. Между ними что-то было. Что-то настоящее.
Но проблема состоит в том, что Пилар единственная из них, кто согласился признать это.
Итак, это и был её план. Заставить его признать это или заставить себя принять то, что он просто не может. Либо начать что-то с ним или же двигаться дальше. Таков был план.
Она слишком долго тянула, чтобы ответить на его злой вопрос. Он фыркнул и задал другой.
— У тебя проблемы?
О, да. Определенно. Но он не это имеет в виду.
— Нет, я хотела тебя увидеть.
Он саркастически хмыкнул и отвернулся.
— Ну, ты увидела. Выкинув такую грёбаную хрень при входе. Почему?
— По той же причине, по которой ты выбил дерьмо из Мура.
Его голова повернулась обратно, и он посмотрел на неё прищуренными глазами.
— Ты дралась с Тиной раньше? Понадобился матч-реванш?
— Бл*дь, Коннор. Пожалуйста, давай будем откровенны друг с другом. Мы с тобой уже не дети. Разве мы не можем быть честными?
Он скрестил руки на груди, его рубашка по-прежнему была распахнута после соблазнения Тины, и на секунду Пилар отвлеклась на это зрелище. Боже, он великолепен. Но также зол — его грудь тяжело поднималась и опускалась.
— Я только так и делал. Я сказал тебе, чего хочу. Я думал, ты хочешь того же. Я не тот, кто проеб*л хорошее.
— Ты делаешь это прямо сейчас. — Пилар была слишком утомлена. Она одновременно чувствовала себя настороженной и выставленной напоказ, отвергнутой и неуклюжей. Она чуть не устроила драку из-за этого парня, а он даже не был достаточно силен, чтобы признать, что чувствует что-то к ней. Было глупо приходить сюда.
И
Она встала.
— Хорошо, Коннор. Ты выиграл. Прости, что ворвалась и прервала твою ночь. Я пойду. Уверена, что мотор Тины все еще держит обороты.
Он ничего не произнёс в ответ. Она пересекла небольшую комнату и подошла к двери. Ей понадобилась секунда, чтобы повернуть замок. Когда она стала открывать дверь, он оказался прямо за ней. И хлопнул рукой по плоскому дереву, с силой заставляя дверь закрыться.
Секунду, две, три, четыре, пять, никто из них не двигался и ничего не говорил. Сердце Пилар так сильно колотилось, что она ощущала его в челюсти.
— Я не люблю проигрывать, — проговорил он низким тоном, надвигаясь на неё. Его голос походил на рычание.
— Знаю. Я тоже.
— Ты говорила, что не хочешь этого.
— Знаю. Я ошибалась.
Она почувствовала, как напряжение медленно покидает его, она видела это по тому, как его рука слегка расслабилась на двери.
— Жизнь, которую я веду... Я нарушаю закон каждый грёбаный день. Моя жизнь жестокая. Я жестокий. Я заканчиваю большинство дней, смывая с себя кровь. Люди, которых я люблю, пострадали из-за того, что мы делаем. Ты можешь пострадать. Такая жизнь — дикая сторона.
Пилар сопротивлялась желанию опереться головой о дверь из-за чистого облегчения. Она не была уверена, что даже есть названия для эмоций, которые сейчас витали в её венах. Это была не любовь — это ещё не может быть любовью. Но это была вещь, которая со временем перерастёт в любовь, вот что это было.
— Я знаю, Коннор. Знаю — кто ты.
Он горько рассмеялся и нагнулся так, что его рот оказался прямо у её уха.
— Нет, не знаешь. Ты не сможешь узнать, кто я, если не окажешься в моей жизни. Но не говори, бл*дь, мне, что хочешь этого, если думаешь, что можешь сначала так сказать, а потом уйти в любое время, когда решишь, что ошибаешься. Не дури мне так мозги.
Она повернулась и откинулась на стену рядом с дверью.
— Говорю тебе, я — знаю. Я выросла на дикой стороне. Мы ещё даже не начали, так что прямо сейчас я не могу сказать тебе, что это навсегда. Возможно, ты не захочешь, чтобы это стало постоянным. Возможно, это буду я. Мы что, даже не можем попробовать? И если мы закончим, то не из-за того, что я сбежала от тебя из страха. Твоя жизнь меня не пугает. Я знаю, что ты делаешь… больше остальных. И я понимаю, что ты можешь пострадать или погибнуть.
Он смотрел на неё с такой интенсивностью, что её лицо овеяло жаром. Она положила руку на его обнажённую грудь над его сердцем, он медленно моргнул один раз, и жар его взгляда стал ещё сильнее.
Но она должна была сказать ещё кое-что.
— Тебя пугает моя жизнь? Каждая смена — это ночь, когда меня не будет дома. Каждый день, пока я на смене, может стать днём, когда я больше никогда не вернусь домой. Ты справишься с этим?
В ответ он поцеловал её.
Его губы опустились вниз и яростно накрыли её, а рука оторвалась от двери и схватила её за волосы. Его борода тёрлась о её губы, подбородок и щёки. Он наклонился к ней и стал поглощать её.