Пламя над Англией
Шрифт:
Робин пробормотал несколько слов о долге перед своим господином. Окендо погладил усы и расхохотался.
– Можешь рассказывать эти сказки старику, когда будешь укладывать его в постель. Такому крепкому парню, выросшему на море, впору орудовать пикой, а не нянчиться с калекой! Запомни название моего корабля – «Сеньора де ла Роса». Я спрячу тебя на борту, и старый грубиян никогда тебя не разыщет!
Кивнув, Окендо зашагал по набережной. Дни великого адмирала сочтены, значит, с ним нечего считаться. Жестокое время требует жестокого поведения. Окендо не беспокоила собственная черствость. Он был в расцвете сил, а старикам, как известно, пора на свалку. Однако, Окендо оставил за собой весьма обеспокоенного Джузеппе. Правда, его тревожили не мысли о тщетности земных триумфов и безутешной трагедии старости – это можно было оставить философам – а собственные дела. Охватывающая его апатия полностью рассеялась.
«Окендо хочет взять меня к себе, а Санта-Крус не отпускает. Все это весьма лестно, но чертовски неудобно, – думал он. – Фильяцци на месяц уедет в Мадрид. Его работа здесь кончена, а моя только почти. Еще одна ночь – и каждая подробность относительно каждого корабля вплоть до последнего барреля воды будет записана для мистера Грегори из Лайма. А потом? Как я смогу отсюда выбраться?»
Робин не мог найти ответ на этот вопрос, но за него ответила теплая и темная ночь со среды на четверг. В воде отражались огни караульной у подножья замка Сан-Жулиан, но вся огромная крепость была погружена во мрак. Ни в одном из окон не было света. Нигде не слышалось ни звука, и все же в темном коридоре что-то двигалось. Едва заметное движение воздуха могло внушить мысль, что кто-то быстро и бесшумно открыл и закрыл окно. Но в действительности кто-то шел по коридору, в конце которого внезапно появилось пятно света. Неизвестный открыл дверь и тут же закрыл ее снова, после чего коридор опять погрузился во мрак. В кабинете адмирала Санта-Крус стоял Робин Обри, одетый в черное с головы до ног; черная маска закрывала его лицо. Только по его дыханию можно было догадаться, что он находится здесь.
Робин стоял неподвижно, словно идол, пока его глаза не стали различать очертания комнаты, контуры стола и массивного бюро, оконную раму. Пол был покрыт плотными циновками, которые лежали также у окна и двери, ибо в бурные дни ветер бушевал в каждой трещине. Робин приподнял край циновки у двери и прикрыл ею щель между дверью и полом. На ногах у него не было туфель, и он бесшумно, как призрак, скользнул от двери к окну. Робин носил длинные черные рейтузы и черный бархатный камзол с пуговицами того же цвета и без всяких шнурков с наконечниками, которые могли бы зацепиться за край стола или спинку стула. Открыв створки начинающегося от пола окна внутрь комнаты, Робин отпер ставни. За окном находился каменный балкон с резными украшениями, нависавший над скалами на высоте ста пятидесяти футов. Юноша бросил взгляд в сторону Кашкаиша и открытого моря, где он собирался зажечь погребальный костер, который должен был окрасить море багрянцем и затмить небеса дымом. Даже теперь, прожив целый год под простертой над ним рукой смерти, Робин с тоской думал об этой детской мечте. Но он поспешно отогнал от себя видение. Перед ним, в комнате, лежала его последняя ночная работа. Юноша отошел от окна, закрыл ставни, но оставил их незапертыми, а створки открытыми. Затем он подошел к столу, вынул из кармана камзола свечу, поставил ее на стол и зажег, превратив комнату в помещение, населенное причудливыми тенями. Две толстые восковые свечи стояли на столе в тяжелых серебряных подсвечниках. Вынув одну из них, Робин вставил в подсвечник собственную свечу, также восковую, но с шерстяным фитилем, не дающим запаха.
Вокруг его пояса была намотана крепкая веревка, на которой висел кинжал. Робин положил кинжал на стол, вынул из кармана ключ, вставил его в замочную скважину секретера, открыл и опустил крышку. Полки были набиты связанными пачками бумаг. Под полками также лежали бумаги – сведения об экипировке последних кораблей, снаряжаемых для нападения на Англию. Робин вытащил их и положил на стол, на котором и так было разбросано достаточно бумаг. Взяв несколько листов, он аккуратно сложил их на краю стола. На черном шнуре у его плеч висели перо и пузырек с чернилами. Придвинув к столу деревянный табурет, юноша опустился на него и начал копировать документы, вынутые из бюро.
«Италия с островами Леванта, десять галеонов, восемьсот моряков, две тысячи солдат, триста десять больших орудий, командующий Мартине де Вертендона», – писал он, переходя затем к характеристике каждого корабля. Какое количество сухарей погружено на каждое судно с тем, чтобы один человек получал по центнеру в месяц в течение полугода, сколько бочек вина, сколько центнеров бекона, сколько сыра и рыбы, масла и уксуса, фасоли и риса. Сколько баррелей свежей воды, сколько лопат и фонарей, запасных парусов и канатов, воловьих шкур и свинцовых пластин для ремонта повреждений, причиненных вражеской артиллерией. Далее шло количество пуль и центнеров пороха для каждого орудия, мушкетов, Протазанов и алебард для абордажей. Робин скрупулезно записывал все детали против названия каждого судна, независимо от того, большой ли это корабль или каравелла. [117] Пока он писал, ночь шла на убыль. Скопировав документ, юноша аккуратно возвращал его на прежнее место на полке бюро. В четыре утра, когда до окончания годового труда оставался один час, голова юноши стала покачиваться на плечах, глаза слипаться, и он, наконец, распростерся на столе, скользнув по нему локтями, один из которых задел кинжал и вытолкнул его на край стола. Робин глубоко дышал, положив голову на руки и полностью расслабившись. Руки его распростерлись на поверхности стола, и кинжал, ударившись о дубовый подлокотник адмиральского кресла, со стуком свалился на пол.
117
Однопалубное парусное судно
На момент Робин не мог понять, услышал ли он этот стук во сне или наяву. Увидев на полу кинжал, он подобрал его и в ту же секунду услыхал тяжелые шаги у себя над головой. Кровь похолодела у него в жилах.
Санта-Крус тоже услышал звук падения кинжала. Катастрофа, которую юноша предвидел и тщательно избегал столько ночей, настигла его в самую последнюю из них.
Отчаяние охватило Робина, парализовав на мгновение все его чувства. Но как только к нему вернулась способность двигаться, юноша начал действовать быстро и с точностью автомата, настолько тщательно он отрепетировал последовательность своих поступков на случай неудачи. Положив документы в бюро, Робин запер его и спрятал ключ в карман, а копии сунул внутрь камзола. Услышав сверху стук адмиральской палки и скрип дверных петель, он поспешно поставил табурет у стены, засунул перо между пуговицами и закрыл пробку чернильницы, висящей на шее. Очевидно, Санта-Крус в этот момент спускался по лестнице, но он двигался очень медленно и осторожно, чтобы не свалиться под собственным весом. Юноша ощущал, как его шаги сотрясают дом.
Робин вернул в подсвечник большую свечу, погасил собственную и сунул ее в карман. Ему казалось, что он слышит собственные рыдания. Ведь дело уже было сделано, а теперь ему грозят катастрофа и смерть!
Юноша уже окончательно проснулся. Взяв в зубы кинжал, он бесшумно пересек комнату и потянул вниз циновку у двери, пока не почувствовал, что она лежит плоско. Робин вышел через окно, оставив шпингалет поднятым и закрыв за собою створки. Сунув тонкое лезвие кинжала между створками, он опустил шпингалет в гнездо. Очутившись на балконе, юноша закрыл решетчатые ставни. Однако на балконе спрятаться было негде. Робин услышал, как дверь в комнату резко отворилась, и увидел сквозь решетку огонек свечи, дрожащей в нетвердой руке.
Глава 17. Смерть адмирала Санта-Крус
Старый маркиз стоял в дверном проеме, облаченный в алый халат; больная нога была перевязана крест-накрест. Он опирался на толстую дубовую палку, держа в левой руке на уровне глаз подсвечник с горящей свечой, а подмышкой обнаженную шпагу. Жир со свечи капал на пол, но не страх заставлял дрожать его руку. Он выглядел опасным и сердитым, как бык, чей гнев возбужден бандерильерос. [118] Свирепым и в то же время внимательным взглядом адмирал обшаривал комнату, где только что какой-то предмет со стуком свалился на пол. Маркиз впервые возблагодарил Бога за старческую бессонницу. Ибо никто из его ленивых поваров и судомоек ничего не услышал, а если даже и услышал, то только с головой накрылся одеялом. Даже смазливый итальянец-лакей, который нянчит его, как женщина, хотя и поддерживает на ходу, как мужчина, и ухом не повел! Все эти негодяи дрожат при виде порезанного пальца!
118
Участники корриды, дразнящие быка красными флажками
Старик с трудом дотащился до стола и скорее уронил, чем поставил на него подсвечник, добавив к нему дубовую палку. Его тяжелое дыхание громко слышалось в пустой комнате. Придя в себя, он склонился над креслом и ощупал подушки на сиденье. Нет, никто здесь не сидел. Подавшись вперед, маркиз притронулся к большим круглым свечам. Воск был твердым и холодным – значит, их не зажигали. И все же, что-то твердое упало в этой комнате.
– Что это было? Кто здесь? Отвечайте! – рявкнул адмирал, стукнув кулаком по столу.
Все это время он держал подмышкой шпагу, которую пламя свечи окрасило кроваво-красным сиянием от эфеса до кончика клинка. Адмирал подошел к окну. Шпингалет был в гнезде, а век отпечатков пальцев еще не наступил. Задумчиво он поднял шпингалет и вновь опустил его.
Да, это вполне возможно… Пальцы, не отяжелевшие от возраста и не изувеченные ревматизмом, быстрые и ловкие пальцы, которые он с удовольствием отрубил бы собственной шпагой, могли опустить шпингалет в гнездо. Надо приказать Джузеппе заменить шпингалет на крепкий засов, хотя парню и самому следовало об этом подумать. Матерь Божья, для чего вообще существуют слуги?..